Файл: ПОНЯТИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА.doc

Применение данного принципа удобно проиллюстрировать примерами, связанными с запретом того или иного вида оружия или того или иного вида его использования. Так, если норма договорного или обычного права запрещает применение определенных типов наземных мин, то нельзя применять эту норму к другим типам мин, не запрещенным данной нормой. Или, если другая норма запрещает применять то или иное оружие в густонаселенных районах, то нельзя применять этот запрет в ситуациях, когда это оружие используется вне населенных пунктов.

Разумеется, запрет применения уголовного закона по аналогии не означает запрета судебного толкования, интерпретации судом норм уголовного права[55].

Антонио Кассезе указывает три ситуации, в которых запрет на аналогию носит ограниченный характер.

Первая ситуация касается обращения суда к общим принципам права для того, чтобы установить, охватывает ли какая-либо норма международного права тот или иной предмет. Эта потребность возникает в случаях пробелов и неясностей в международном праве. Такая «аналогия» является не созданием новых норм, а методом их интерпретации, позволяющим «обстоятельно объяснить, разъяснить или дать ясный юридический контур запрещения, которое уже было установлено в обычном или договорном праве»[56]. Разумеется, данное обращение к общим принципам никогда не должно использоваться для установления новых, неизвестных ранее международному праву составов преступлений.

Вторая ситуация относится к случаям, когда нормы международного права прямо требуют обращения к аналогии. Так, например, статья 7(1)(k) Римского статута, завершая перечень составов преступлений против человечности, называет «другие бесчеловечные деяния аналогичного характера, заключающиеся в умышленном причинении сильных страданий или серьезных телесных повреждений или серьезного ущерба психическому или физическому здоровью».

Третья ситуация касается обращения суда к общим принципам какой-либо из отраслей применимого права, например, международного гуманитарного права. «В некоторых случаях международное право допускает логический подход, который на первый взгляд противоречит запрету на аналогию, но который фактически допустим потому, что это относится к общим принципам. Лучше всего объяснить это положение примером. В случае появления нового оружия, которое не подпадает под существующее запрещение из-за своих новых особенностей, расширение по аналогии запрета, содержащегося в договоре, не допустимо. Однако необходимо задаться вопросом: не противоречат ли свойства этого нового оружия общему принципу, запрещающему всякое оружие, которое по своей природе неизбирательно или вызывает излишнее страдание. <...> Такая постановка вопроса не составит применения запретов, содержащихся в договоре, по аналогии; скорее она является способом установить, не являются ли особенности нового оружия противоречащими общему принципу права»[57].

г) Принцип законности наказания

Наконец, доктрина строгой законности выражается в принципе законности наказания, выраженном латинской формулой nulla poena sine lege (нет наказания без предусматривающего его закона). Данный принцип нацелен на однородное применение уголовного права всеми судами государства и на то, чтобы уведомить потенциальных нарушителей закона о возможных последствиях. В национальных системах права эти цели достигаются через перечисление в уголовных кодексах государств санкций за совершение тех или иных видов преступлений.

«Этот принцип, – пишет Кассезе, – не применим на международном уровне <...>. Государства еще не согласовали масштаб наказаний из-за широко отличающихся представлений о серьезности различных преступлений, серьезности вины за каждое уголовное преступление и последовательности в строгости наказания. Из этого следует, что суды пользуются гораздо большей свободой усмотрения при избрании наказания для лиц, признанных виновными в международных преступлениях»[58].

После Второй мировой войны выкристаллизовалась норма международного права, в соответствии с которой отсутствие международного договора о наказании за международные преступления не препятствует наложению уголовной ответственности на лицо, признанное виновным в таких преступлениях.

В соответствии с решением Нюрнбергского Трибунала, привлечение лица к индивидуальной уголовной ответственности за преступления по международному праву не запрещено отсутствием договорных положений о наказании таких преступлений[59]. Это же положение повторено в Нюрнбергских Принципах (Принцип II): «То обстоятельство, что по внутреннему праву не установлено наказание за какое либо действие, признаваемое согласно международному праву преступлением, не освобождает лицо, совершившее это действие, от ответственности по международному праву». В подтверждение этого принципа в Международный пакт о гражданских и политических правах было внесено соответствующее условие статьи 15 (2) (см. выше, раздел 1.3.2)[60]. Таким образом, и международное право прав человека не распространяет действие принципа nulla poena sine lege на международные преступления.

д) Принцип запрещения двойного преследования за одно и то же преступление

Данный принцип, выраженный в латинской формуле non bis in idem, запрещает преследовать лицо по суду за деяние, составляющее основу состава преступления, в отношении которого это лицо уже было признано виновным или оправдано данным или каким-либо иным судом. В настоящее время принцип non bis in idem прочно инкорпорирован в международное право через его включение в основные соглашения по правам человека. Так, ст. 14(7) Международного пакта о гражданских и политических правах гласит: «Никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны».

Принцип запрещения двойного преследования как один из важнейших принципов международного уголовного права закреплен в Уставах Специальных международных трибуналов ООН[61], гибридных судов[62] и Международного уголовного суда[63].

Однако при определенных обстоятельствах этот принцип не подлежит применению судом, рассматривающим международные преступления. Эти обстоятельства сформулированы в уставах международных и гибридных судов[64]. В настоящее время в ст. 20(3) Римского статута содержится формулировка, которая, по всей видимости, может считаться общепринятой. Это случаи, когда разбирательство в другом суде:

a) предназначалось для того, чтобы оградить соответствующее лицо от уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию Суда; или

b) по иным признакам не было проведено независимо или беспристрастно в соответствии с нормами надлежащей законной процедуры, признанными международным правом, и проводилось таким образом, что, в существующих обстоятельствах, не отвечало цели предать соответствующее лицо правосудию.

Как разъяснила Комиссия международного права ООН, подобные ограничения в применении принципа non bis in idem продиктованы тем, что на практике «то или иное государство может оградить от судебного преследования лицо, совершившее преступление против мира и безопасности человечества и находящееся на его территории, путем вынесения оправдательного приговора в ходе фиктивного судебного разбирательства или путем его осуждения или назначения наказания, которое не является соразмерным тяжести преступления, но которое позволяет ему избежать осуждения или более строгого наказания в другом государстве, и, в частности, в государстве, где было совершено данное преступление, или в государстве, являющемся главной жертвой такого преступления»[65].

Кроме того, Уставы специальных Международных трибуналов ООН по бывшей Югославии и Руанде устанавливают, что международное преступление может быть повторно рассмотрено Трибуналом, если оно было квалифицировано национальным судом как обычное преступление[66]. Этот же принцип был предложен Комиссией международного права ООН в Проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества редакции 1996 года (статья 12(а)(i)). Данное положение связано с тем, что международные преступления по определению имеют более серьезный характер, чем обычные преступления по внутригосударственному праву. В таком случае, как разъяснила Комиссия международного права, лицо оказывается судимым и осужденным не за международное преступление, а за «менее тяжкое преступление», которое не охватывает всей меры его преступного поведения. «Так, то или иное лицо может быть судимо национальным судом за убийство и повторно привлечено к уголовной ответственности международным уголовным судом за преступление геноцида в связи с тем же деянием»[67]. Данное положение, однако, не нашло отражения в Римском статуте Международного уголовного суда.

1.3.3 Принцип всеобщности и обязательности закона

Принцип всеобщности и обязательности закона является общеправовым принципом, действующим во всех отраслях права, в том числе и в уголовном. В соответствии с ним закон обязателен для всех, и его избирательное применение недопустимо. Модальностью данного принципа в уголовном праве является положение о неотвратимости наказания за совершенные преступления.

К сожалению, данный принцип в международном уголовном праве носит в значительной степени декоративный характер. Он пока не нашел своего полного выражения в международной правоприменительной практике: большинство совершаемых в мире и потрясающих совесть человечества злодеяний остаются безнаказанными, а ответственные за них лица наслаждаются неприкосновенностью в тени государственных суверенитетов. Скорее, можно констатировать, что международное сообщество лишь постепенно, шаг за шагом преодолевая инерцию государств и доктрин прошлого, приближается к утверждению принципа всеобщности закона и неотвратимости наказания в качестве реально работающего.

Очень ярко ущербность селективного применения международного уголовного права показал первый прокурор МТБЮ Ричард Голдстоун в своем описании разговора с министром юстиции Федеративной Республики Югославия:

«Он [министр] закончил [свою речь] очень эмоциональной критикой решения Организации Объединенных Наций об учреждении Международного трибунала по бывшей Югославии. Он сказал: почему для нас, почему не для Пол Пота в Камбодже? Он сказал: почему для нас, почему не для Саддама Хуссейна в Ираке? Он сказал, что в других странах, например, в Африке, миллионы людей были убиты и изгнаны. Он спросил: почему международное сообщество должно экспериментировать на бывшей Югославии? И что я мог ему ответить: ведь он был прав. На той стадии МТБЮ действительно был своего рода актом дискриминации. Все, что я мог сказать, было то, что если бы МТБЮ был первым и последним международным уголовным трибуналом, он был бы абсолютно прав в своей критике. Но если считать, что МТБЮ должен стать одним из многих таких трибуналов, нет никаких оснований, по которым Югославия могла бы жаловаться, что стала предметом первого из них. Несмотря на учреждение Трибунала по Руанде, учитывая право вето пяти постоянных членов Совета Безопасности, решение устанавливать международные уголовные трибуналы остается политически сомнительным, оно было и всегда будет неравным политическим решением. Ни один из постоянных членов не одобрил бы учреждение международного уголовного трибунала, чтобы расследовать действия их собственных граждан, они не санкционируют такой трибунал и для того, чтобы расследовать действия своих политических союзников. Правосудие и судебная система не должны зависеть от такого рода политических решений. Если правосудие должно уважаться, то оно должно быть беспристрастным, оно должно быть непредубежденным, и потенциальные военные преступники во всех странах, во всем мире должны знать, что они подвластны одному и тому же международному правосудию»[68].

Нынешняя ситуация селективного применения норм международного уголовного закона обусловлена очевидной коллизией. Она заключается в конфликте между универсальными интересами международного сообщества, остро заинтересованного во всеобщности применения международной уголовной юрисдикции, и эгоистическими интересами политических и военных элит отдельных государств, стремящихся защитить преступников, которые действуют либо от имени этих государств, либо при подстрекательстве или попустительстве этих государств, либо сами являются высокопоставленными государственными чиновниками.

В то же время нельзя отрицать постепенного прогресса в международных отношениях, в рамках которого международное уголовное правосудие шаг за шагом приближается к подлинной универсальности. Мир не становится добрее, но, кажется, он становится чуть справедливее. В начале, когда были созданы трибуналы Нюрнберга и Токио, избирательность применения закона была не просто очевидна, но и открыто продекларирована. При несомненной правосудности приговоров и их неоценимом вкладе в борьбу за торжество справедливости, это были суды победителей над побежденными. Закон был применен ими селективно: справедливо осудив зверства преступников, представлявших страны Оси (нацистов и их японских союзников), трибуналы не смогли (да и не могли, в силу юрисдикции, которой пожелали наделить их государства-учредители) дать оценки преступлениям, совершенным самими союзниками, таким, например, как массовые казни военнопленных Советской армией и НКВД, американские ядерные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и т.п. Когда в Нюрнберге, благодаря адвокату Геринга доктору Штамеру была доказана непричастность нацистов к катынскому расстрелу, и трибунал отказался далее рассматривать этот эпизод, британский статс-секретарь Александр Кадоган записал в своем дневнике: «Все это в высшей степени отвратительно. <...> Как можем мы сами, глядя на все это сквозь пальцы, как ни в чем не бывало обсуждать с русскими вопрос о наказании немецких «военных преступников»»[69]. Еще более жестко по тому же поводу высказался в наши дни Сергей Ковалев: «В Нюрнберге один людоед судил другого людоеда за каннибализм»[70].

Указанные недостатки союзнических судов, созданных после Второй мировой войны, были преодолены при учреждении Советом Безопасности ООН Международного трибунала по бывшей Югославии. Будучи действительно международным судом, он не выражает интересы ни одной из сторон конфликта и рассматривает преступления представителей всех противоборствующих сил (см. подробно раздел 4.2.1). Однако проблема, обозначенная Ричардом Голдстоуном (применение правосудия лишь в отношении конкретной части мира, в то время как в других странах сходные преступления остаются безнаказанными), вышла при этом на первый план. Последующее создание специального трибунала по Руанде, а затем так называемых смешанных судов по Сьерра-Леоне, Восточному Тимору, Косово и Камбодже, несомненно, расширило ареал действия международного уголовного права, но не сделало его применение универсальным. Специальные (ad hoc) суды, юрисдикция которых ограничена лишь определенными территориями и временными промежутками, по определению селективны.