Файл: Istoria_Kino.doc

49. Анализ фильма «Человек с киноаппаратом»

50. Анализ фильма «Обломок империи» 1929 Режиссер: Фридрих Эрмлер В ролях: Сергей Герасимов, Яков Гудкин, Федор Никитин, Людмила Семенова, Валерий Соловцов. Лихие двадцатые годы прошлого века… Сколько людей, судеб, миров было переломано, пережёвано, переплетено в это страшное и по-своему великое время. Всё тогда смешалось в России. Даже то, что, казалось бы, смешать невозможно. Так переплелись судьбы двух людей: режиссёра Фридриха Эрмлера и актёра Фёдора Никитина . Хотя более непохожих людей нужно было ещё поискать!.. Фридрих Эрмлер - сын аптекаря, бывший чекист, пришедший в революцию, а затем в искусство, что называется, «из низов»… Провозглашавший с молодым революционным задором: «Долой Станиславского! Да здравствует Мейерхольд!» (Однако, по собственному признанию, он толком не имел в то время представления ни о том, ни о другом.) Режиссёр, стремящийся изгнать из кино «всяческую театральность»… Фёдор Никитин - сын офицера, выпускник кадетского корпуса, воспитанник Второй студии Художественного театра, ярый приверженец метода Станиславского, актёр, имевший ко времени знакомства с Эрмлером уже девятилетний театральный опыт! Два таких параллельных мира пересеклись вопреки всем законам. Противоположности сошлись. И, может быть, это было возможно только в двадцатые годы. Старое уже разрушилось, а новое ещё не определилось, не сформировалось до конца. Наступило то короткое и наредкость благоприятное для искусства время, когда образуются пустоты, которые можно успеть заполнить, сделав что-то, чего не делали до тебя, и что возможно сделать только сейчас - завтра будет уже поздно. Фридрих Эрмлер и Фёдор Никитин успели сделать вместе всего четыре картины. Но зато какие! Молодой актёр Фёдор Никитин в мае 26 года (в мае ему исполнилось столько же, сколько новому веку - 26 лет) приехал в Ленинград и был принят в труппу Большого драматического театра. До открытия сезона оставалось несколько месяцев, и Никитин отправился в поисках работы на Ленинградскую кинофабрику. Случайно попав в кабинет к режиссёру Чеславу Сабинскому, который ставил тогда свой сто десятый фильм, актёр узнал о себе всю «правду»: «Если, например, я встречу вас в уличной толпе, то совершенно не обращу на вас никакого внимания, - хладнокровно прочитал Сабинский свой приговор. - В вас нечего снимать. Понимаете? Обыкновенное лицо, с обыкновеннейшими глазами и…всем прочим. Вы некиногеничны». Как пример киногеничности Никитину показали какого-то мордоворота с плоским носом, разными глазами и искривлённым ртом… Заглядывал Никитин и в кабинет режиссёра Вячеслава Висковского. Тоже тщетно. По иронии судьбы, спустя три года в фильме «Обломок империи» Никитин и Висковский встретились «в кадре». «Некиногеничное» лицо Никитина заинтересовало Фридриха Эрмлера. Он решил попробовать актёра на роль Вадьки Завражина по кличке «тилигент». А когда актёр сам придумал и нашёл для Вадьки костюм, после того, как он вжился в образ, наблюдая каждый день за людьми на Лиговке, у режиссёра не осталось никаких сомнений. Вадьку должен был играть именно Никитин. Сам актёр так описал своего героя: «Он был удивительно близок мне самому, и меня самого революция выкинула, если не на улицу, то, во всяком случае, из традиционной колеи… Так же, как и он, я был чужим победившему классу, вызывая к себе сдержанно-подозрительное отношение. Я был старше Завражина и раньше его понял, что мне не по дороге с революцией». Заявление, надо заметить, довольно смелое…

Все герои, сыгранные Никитиным у Эрмлера, в той или иной степени оказывались чужды революции и её всепоглощающему вихрю, Вадька Завражин похож скорее на чеховского героя, никчёмного, смешного и трогательного интеллигента «неспособного ни на что», не умеющего ни жить, ни умирать. Чужд времени перемен и Музыкант, умирающий с голода, замерзающий в своём «Доме в сугробах» на обочине «великой» истории. варящий для больной жены суп из соседского попугая и не знающий, кому нужна музыка, когда «говорят пушки»… И глухонемой «парижский сапожник» Кирик - ему не до революции, не до комсомола, он просто добрый, честный человек. И бывший унтер-офицер Филимонов из «Обломка империи», который не может понять ни новых порядков, ни разобраться, кто же теперь хозяин…

Все эти персонажи - обломки империи. Как и сам актёр, создавший их, ожививший своей собственной болью. Все они - осколки разбившегося зеркала, пытающиеся найти себя в новом индустриальном мире, где главный бог - это работа. Хотя почти в каждом финале «обломки» пристают, прирастают к новому миру, или, во всяком случае, ищут путь к этому, мы понимаем, что в жизни всё не так просто. Счастливый конец - это, скорее, дань времени, мечта создателей фильма о том, как всё могло бы быть. И оттого возникает странное чувство, будто в сладкое молодое вино добавили чего-то нестерпимо горького… Герои Никитина в картинах Эрмлера - это «униженные и оскорблённые», персонажи, будто вышедшие из романов Достоевского на улицы всё того же холодного северного города. Вадька Завражин - чем не князь Мышкин? Ведь о прошлом героя не говорится ни слова. Вглядитесь в его лицо, он внешне напоминает Юрия Яковлева в экранизации «Идиота»... Картину «Катька - Бумажный Ранет» называли «фильмом ленинградских улиц». Так и хочется сказать - трущоб. Благодаря мхатовской закваске Никитин всегда подолгу и тщательно вживался в свои образы. В Вадьку - на Лиговке. В Кирика - в Павловске, в колонии глухонемых. В бывшего унтер-офицера Филимонова – в клинике, где актёр некоторое время специально проработал стажёром.

«Обломок империи» стал кульминацией и одновременно завершением творческого союза двух художников. Эрмлер всё больше увлекается монтажным кино. Монтаж в картине виртуозен, ритмичен, сделан мастерски. Но… монтаж монтажом, а живые глаза человека - это живые глаза человека… К счастью, в картине одно дополняет другое.

Темы, заявленные в «Обломке империи», использовались потом в кино и в литературе ещё много раз. Тут было найдено что-то очень важное. «Архетипичное», как сказал бы умный киновед. Человек, искалеченный войной… Потеря памяти и постепенное её возвращение - эта тема до сих пор вдохновляет воображение режиссёров, сценаристов, писателей. Незнакомка в окне поезда, взбудораженная её появлением спокойная жизнь героя… Таинственная незнакомка оказывается его собственной женой, человеком из прошлой жизни. Герой гонится за ней, возвращается в свой родной город, но город уже не тот, найденная жена - не та, да и сам герой уже другой…

«Обломок империи» - картина не о революции. Это картина на вечную тему - возвращение с войны… «Обломком империи» закончился трёхлетний творческий союз Никитина с Эрмлером. Накопились взаимные разногласия. Молодым людям, вкусившим успех, разногласия казались тогда неразрешимыми. Но главное, закончилось их время: в стране произошёл так называемый «великий перелом». Герои Никитина стали больше не нужны. Они были слишком живыми и слишком чуждыми новому порядку. Сумасшедшие двадцатые годы подходили к своему логическому завершению. Наступали тридцатые годы со своими героями: сверхчеловеками новой империи. Эрмлер ещё много снимал, Никитин много снимался. В основном это были роли второго плана: врачи, князья, лорды, профессора – интеллигенция и высший свет… Он дважды получил Государственную премию. За несколько лет до смерти Никитин сыграл в картине Николая Губенко «И жизнь, и слёзы, и любовь». Это стало прекрасным прощальным подарком большого актёра своему зрителю. Уже когда не стало Фридриха Эрмлера, Фёдор Никитин признался: «Когда сейчас вспоминаю работу с ним, то понимаю, что она была моим подлинным счастьем». Эрмлер стал для Никитина главным режиссёром в его актёрской судьбе, а Никитин для Эрмлера - главным актёром. И для них обоих те четыре фильма из далёких двадцатых годов стали, по сути, главным достижением. Это был их «сезон жизни».

51. Анализ фильма «Земля»

Земля

Художественный фильм (ВУФКУ, 1930).

Режиссер Александр Довженко.

В ролях: Александр Довженко, Степан Шкурат, Семен Свашенко, Юлия Солнцева, Елена Максимова.

Лучшая картина Александра Довженко, создавшего поэтический образ матери-Земли. В программе, предваряющей показ фильма, - рассказ о творческом пути А. Довженко. Показ приурочен к 110-летию со дня рождения режиссера.

В Брюсселе-58 по результатам международного опроса критиков фильм был назван в числе 12 лучших фильмов всех времен и народов.

"Земля" – самое загадочное из творений Довженко. Одна из главных загадок картины – как фильм, ратующий за дело, обернувшееся катастрофой в истории народов СССР, стал одним из шедевров искусства XX века? Кажется, с первых просмотров, отчаявшись дать внятное обьяснение чуду, пустили писавшие о нем как заклинание – "довженковские метафоры и символы", так что автор вскоре взмолился: "Товарищи, прошу вас, не говорите о стволах! Говорят, у меня здесь есть символы. Это Василь, Дед, Хома и яблоки. Так я скажу: дед -это символ деда, Василь символ Василя, а яблоки символ яблок". В самом деле, что все это должно символизировать? Любая попытка словесной расшифровки ведет к полной банальности. Сюжет упорствует в своей, на уровне газетной заметки, элементарности, едва ли не самоценной: деревенский комсомолец пишет в газету заметку, разоблачающую кулаков, потом садится за руль трактора, кулаки убивают его ночью после свидания с возлюбленной, потрясенные односельчане вступают в колхоз. Ни кадр, ни персонаж, взятые отдельно, ничего не объяснят доверчивому критику или пораженному зрителю, но тем более поразят всесвязанностью. Не просто в рамках фильма в рамках мира, породившего этот фильм: космоса украинского села. Ибо мир "Земли" не просто то, что окружает человека в повседневности его, но то, что напрямую связано с его долей, дает ему жизнь. Потому все здесь имеет кроме бытового назначения еще и магическое, священное, То, которое выходит наружу в обряде, где магический смысл обнаруживает в себе любой предмет и жест, превращая элементарное действо в священнодействие, призванное обеспечить роду изобилие, а значит, и благополучие в будущем -ведь идеальное будущее и разыгрывается в обряде. Фабулу фильма можно рассмотреть как некий аналог обрядового действа, чьи герои умирающие-воскресающие божества плодородия. Не в единстве ли смерти-рождения источник пафоса картины, где в одном кадре совмещены старик и младенец, где мать рожает новое дитя в момент похорон старшего сына, превращающихся в триумф его дела, где в финале невеста героя оказывается в объятиях другого, но по облику . В сознании односельчан людей, живущих в мифе и мифом - комсомолец Василь, перепахивая крестьянские межи, совершает деяние вселенского масштаба: он распахивает границы окружающего людей мира, выходя за межи как за грани представляемого и допустимого, свершает в одиночку деяние, которое определит бытие коллектива в целом. Он дарует роду своему новый способ бытия. Но приобщение рода к сверхъестественной силе лидера-вождя неизбежно ведет в логике мифа к его, героя, принесению в жертву: зерно сажают для того, чтобы в результате съесть хлеб. И пока герой в одиночку творит свое титаническое деяние, масса взирает на него с отчужденным интересом, но не двигается с места. Нужна его гибель, чтобы она прониклась его целью и продемонстрировала это именно шествием то есть стронулась наконец с места. Недаром в "Земле" мы не видим убийцу в момент преступления суть не в нем, но в неизбежной пуле, венчающей путь героя и несущей ему бессмертие. Автор же взирает на происходящее с иной точки зрения как и его герой-тракторист, с высоты трактора, атрибута могущества. Изменение масштаба пространства означает для него принципиально новый взгляд на мир. Здесь человек не подчиняет себе природу, но, найдя общий с ней язык, становится равен ей. Законы природы и законы истории отныне, слившись, сходного с героем? И случайно ли смерть настигает героя ночью, а приход дня становится его триумфом? И, наконец, случайно ли сцена жатвы, растиражированная затем в десятках фильмов, в "Земле" оказывается лишь частью эпизода -приготовления хлеба со скрупулезным воспроизведением всех этапов: обмолота, просеивания, размола, замешивания теста и т.д. - составляют единое целое. И драматизм ситуации в том, что люди по традиции продолжают осмысливать происходящее в привычных для них формах, а несовпадение представлений рождает кровь и смерть. Бунт кулаков бессмыслен именно потому, что направлен против общего закона природы и истории, согласно которому старое должно уйти, уступив место новому, как уступает место новым поколениям дед Семен в прологе фильма, Масса же должна узнать себя в Василе, проникнуться верой в правильность его коллективистской линии. Не с этой ли целью автор "Земли" разыгрывает действо, в которое втягивает целое село Яреськи, настороженно присматривающееся к грядущим переменам, и делает жителей полноправными соавторами своего произведения? Не для того ли обсуждает с ними каждую деталь торжественного похоронного шествия, споря, настаивая, в чем-то уступая (скажем, требовал, чтобы шедшие за гробом улыбались -"дядьки" категорически запротестовали – пришлось согласиться)? "Такие похороны должны стать новым обрядом на селе", убеждал Довженко. Разыграть действо со смертельным исходом, чтобы предотвратить этот исход в реальности? Заменить в обряде реальное кровавое человеческое жертвоприношение условным, символическим – как это и должно происходить при переходе общества на более высокую ступень развития? И, быть может, "Земля" заклятие настоящего идеальным будущим, грандиозный кинематографический обряд? Во всяком случае, после окончания съемок жители Яресек предложили Довженко стать председателем организуемого у них колхоза. Он отказался. Государство предпочло иные обряды и ритуалы.