Файл: ПОНЯТИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА.doc

В качестве примера применения данного принципа на внутригосударственном уровне можно привести часть 2 статьи 54 Конституции Российской Федерации: «Никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением». Также и часть 1 статьи 9 Уголовного кодекса Российской Федерации устанавливает: «Преступность и наказуемость деяния определяется уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния».

Сходным образом данный принцип сформулирован и в международных соглашениях по правам человека. Так, статья 15 (1) Международного пакта о гражданских и политических правах устанавливает: «Никто не может быть признан виновным в совершении какого-либо уголовного преступления, вследствие какого-либо действия или упущения, которое, согласно действовавшему в момент его совершения внутригосударственному законодательству или международному праву, не являлось уголовным преступлением». Близкие формулировки находим и в статье 7(1) Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод («Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением»), а также статье 9 Американской конвенции о правах человека.

Далее, принцип строгой законности закреплен в международном гуманитарном праве, в частности в ст. 99(1) Третьей Женевской конвенции, ст. 67 Четвертой Женевской конвенции и, наконец, в ст. 75(4)(с) Первого дополнительного протокола («ни одно лицо не может быть обвинено в совершении уголовного преступления или осуждено за него на основании любого действия или упущения, которые не представляли собой уголовное правонарушение в соответствии с нормами национального законодательства или международного права, действие которых распространялось на это лицо во время совершения такого действия или упущения»).

Наконец, доктрина строгой законности нашла свое выражение в международном уголовном праве: сначала неявно в Уставах двух специальных трибуналов ООН по Югославии и Руанде (и более определенно – в их прецедентном праве), затем явно в ст. 22 Римского Статута Международного Уголовного Суда.

а) Принцип специфичности

Доктрина строгой законности имеет несколько модальностей, или другими словами, реализуется в ряде принципов. Во-первых, она находит свое выражение в принципе специфичности. Он заключается в том, что нормы уголовного закона должны быть изложены, насколько это возможно, определенно и детально, «чтобы ясно указать их адресатам запрещенное поведение»[33]. «В национальном уголовном праве, – пишет Н.Г. Михайлов, – эти требования выполняются путем перечисления всех уголовно наказуемых деяний <...> в уголовных законах или кодексах»[34]. Например, в диспозиции каждой из статей особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации перечислены объективные и субъективные элементы состава каждого соответствующего преступления. Сам перечень преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом РФ, является исчерпывающим.

Однако, как было показано выше, международное право не знает какого-либо единого акта, перечисляющего описания всех криминализированных на настоящий момент международных преступлений. Поэтому, как показывает Кассезе, этот принцип еще далек от того, чтобы быть в полном объеме применимым в международном праве, так как некоторые нормы этого права изложены в достаточно общей манере. В качестве примера можно привести дефиницию преступления против человечности, которая включает состав в виде «других бесчеловечных актов»[35], а также такие понятия, как пытки, изнасилование, преследование, порабощение, детальное содержание которых в Уставах международных уголовных судов не раскрывается[36].

Такая неопределенность в значительной степени восполняется судебной практикой. В качестве примеров можно привести решения специальных международных трибуналов ООН. Так, Международный трибунал по Руанде в деле Жана-Поля Акаезу, рассматривая обвинение в геноциде, дал подробное определение объективных и субъективных элементов данного преступления[37]. Отдельные вопросы, связанные с данным составом преступления, были в дальнейшем прояснены рядом судебных решений обоих трибуналов, например, в решеТакая неопределенность в значительной степени восполняется судебной практикой. В качестве примеров можно привести решения специальных международных трибуналов ООН. Так, Международный трибунал по Руанде в деле Жана-Поля Акаезу, рассматривая обвинение в геноциде, дал подробное определение объективных и субъективных элементов да name=1.3.2a href=нного преступленияниях Судебной и Апелляционной камеры МТБЮ по делу Горана Елисича[38]. В решении Апелляционной камеры МТБЮ по делу Душко Тадича впервые было дано детальное определение такого вида соучастия в международном преступлении, как объединенное преступное предприятие[39]. В решении по промежуточной апелляции Хаджихасановича и др. Апелляционная камера МТБЮ впервые обосновала применимость доктрины ответственности командиров и иных начальников к преступлениям, совершенным в ходе вооруженного конфликта немеждународного характера[40]. Список подобных решений, которые в дальнейшем широко использовались в качестве судебных прецедентов при разрешении других дел, можно продолжить.

б) Принцип неретроактивности и действие международного уголовного права во времени

Следующим принципом, вытекающим из доктрины строгой законности, является принцип неретроактивности закона или запрета приданию норме уголовного права обратной силы. Иными словами, норма уголовного права, устанавливающая или отягчающая ответственность за то или иное деяние, не распространяется на такое деяние, если оно было совершено до принятия этой нормы. В отличие от эпохи Нюрнбергского и Токийского трибуналов, которые еще во многом руководствовались доктриной «субстанциального правосудия», в настоящее время принцип неретроактивности закона прочно инкорпорирован в корпус международного уголовного права. Из этого следует, что суды могут обращаться только к тем нормам материального права, которые уже существовали на момент совершения инкриминируемого деяния[41].

Применительно к международному уголовному праву это означает, что суд, применяя ту или иную норму материального права, должен доказать, что она уже существовала на момент совершения преступления[42], являясь либо частью обычного международного права, либо применимого в данной ситуации международного договора.

В то же время принцип неретроактивности закона не означает запрета ретроактивности суда. Иными словами, суд имеет право вынести приговор за деяние, совершенное до создания этого суда, если будет доказано, что данное деяние уже считалось международным преступлением на момент его совершения. На это прямо указывает ст. 15(2) Международного пакта о гражданских и политических правах, в соответствии с которой принцип отсутствия обратной силы уголовного закона, устанавливающего или отягчающего ответственность, не препятствует «преданию суду и наказанию любого лица за любое деяние и упущение, которые в момент совершения являлись уголовным преступлением согласно общим принципам права, признанным международным сообществом». Практически та же формулировка содержится в ст. 7(2) Европейской конвенции по правам человека.

Действительно, целый ряд уставов международных и гибридных уголовных судов предусматривает возможность преследования преступлений, совершенных до создания этих судебных органов. Так, Международный трибунал по бывшей Югославии был учрежден Советом Безопасности ООН 25 мая 1993 года, а временная юрисдикция данного суда распространяется на преступления, совершенные начиная с 1991 года[43]. Международный трибунал по Руанде был учрежден тем же органом 8 ноября 1994 года, однако он уполномочен рассматривать преступления, совершенные с 1 января по 31 декабря того же года[44]. Это связано с тем, что уставы всех современных международных судов, наделенных правом ретроактивности, не являются документами, устанавливающими какие-либо новые нормы материального права. Данные документы лишь перечисляют те нормы, которые уже существовали в международном праве на момент совершения предполагаемых преступлений.

Разъясняя это положение, Международный трибунал по бывшей Югославии указал, «что Совет Безопасности ООН, не будучи законодательным органом, не может предусмотреть особые составы преступлений. Поэтому он наделяет Трибунал юрисдикцией по тем преступлениям, которые уже признаны в международном гуманитарном праве. Устав не создает материального права, но обеспечивает форму и структуру для принудительного применения уже существующего международного гуманитарного права»[45].

Для пояснения сказанного можно привести следующий пример. Уставы специальных трибуналов ООН по Югославии и Руанде предусматривают ответственность за преступление геноцида, дают его определение и перечисляют наказуемые формы участия в данном преступлении[46]. Однако криминализация данного преступного деяния в международном праве произошла гораздо раньше: в 1948 году была принята, а в 1961 году вступила в силу Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Уставы трибуналов в данном случае лишь повторяют определения этой Конвенции и наделяют конкретные суды предметной юрисдикцией по данному преступлению. Это же касается и всех других составов преступлений, перечисленных в упомянутых уставах.

Таким образом, ретроактивность судов, в отличие от ретроактивности уголовного закона, не нарушает принципа nullum crimen sine lege. Как подчеркнула Апелляционная камера МТБЮ в деле Челебичи, является неправомерным допущением утверждать, что обвиняемые в совершении таких деяний, как убийства, пытки, изнасилования и бесчеловечное обращение в момент их совершения не осознавали преступную природу этих действий. Поэтому тот факт, что они не могли предвидеть создание в будущем Международного трибунала, который будет уполномочен осуществлять судебное преследование лиц, ответственных за такие деяния, является несущественным[47].

Единственным в истории неретроактивным международным уголовным судом является Международный уголовный суд, Устав которого был принят значительным количеством государств в качестве международного договора. Как будет показано ниже, некоторые его положения шире общепринятого международного права. Однако в связи с тем, что юрисдикция суда распространяется только на государства, договорившиеся о его учреждении, и что этот суд уполномочен рассматривать преступления, совершенные только после его учреждения, такое расширение не нарушает принципа законности.

Ретроактивность суда допускается не только в отношении международных, но и в отношении внутригосударственных судов, в случае если они рассматривают международные преступления. Как справедливо указывает российский юрист-международник А.Г. Кибальник, «национальный суд обязан применить имеющую обязательность для государства норму международного уголовного права в случае, если в национальном законе этого государства отсутствует соответствующее положение. Этот вывод следует из конституционного предписания большинства государств о том, что действующие для них нормы международного права являются неотъемлемой частью их национальной правовой системы»[48].

Этот подход продемонстрирован в деле Адольфо Шилинго, рассмотренном 19 апреля 2005 г. испанской Национальной судебной палатой (Audiencia Nacional). Шилинго, капитан аргентинского военно-морского флота, был обвинен в том, что в 1977 г., в период военной диктатуры в Аргентине, участвовал в двух полетах, в течение которых 30 человек, подозреваемых в терроризме, были сброшены в море с борта самолета. Суд нашел, что данные убийства составляли преступления против человечности и были совершены в контексте существования системы секретных мест заключения, где заключенные подвергались пыткам, включая постоянное содержание в наручниках, задержку дыхания путем погружения лица в воду, удары электрическим током и др., и приговорил обвиняемого к 640 годам тюремного заключения.

Суд постановил, что злодеяния, совершенные обвиняемым, должны быть охарактеризованы как преступления против человечности, несмотря на то, что как на момент их совершения, так и на момент ареста обвиняемого в 1997 г. Уголовный кодекс Испании не предусматривал этого преступления (преступления против человечности были включены в испанский УК лишь в 2004 г.). Суд постановил, что совершенные Шилинго преступления против человечности были явным нарушением общепринятых норм международного права, берущих начало по крайней мере с Нюрнбергского приговора. Поэтому не было никакой проблемы нехватки обвиняемым понимания незаконности его действий и, таким образом, нарушения принципа nullum poena sine lege или придания закону обратной силы[49]. Данный подход, с некоторыми корректировками в части техники исчисления срока наказания, был поддержан Верховным судом Испании[50].

В то же время в связи с тем, что Уставы международных трибуналов, наделенных правом ретроактивности, не создают новых норм материального права, а только фиксируют уже существующие нормы, судьи трибунала не должны применять ту или иную норму, если установят, что ее не существовало в обычном или применимом договорном праве на момент совершения преступления. Так, например, в соответствии с правилом 73 Правил процедуры и доказывания МТБЮ, Суд может рассмотреть возражения обвиняемого, основанные на предполагаемой нехватке у Суда юрисдикции.

Как заявил Прокурор Международного трибунала по бывшей Югославии в процессе по делу Тадича, судьи вправе подвергать сомнению Устав для того, чтобы убедиться, действительно ли норма Устава соответствует международному праву[51]. В ходе данного судебного разбирательства Апелляционная камера Трибунала по ходатайству защиты подробно рассмотрела вопрос о предполагаемой нехватке у Трибунала предметной юрисдикции по двум статьям, предполагающим ответственность за военные преступления и преступления против человечности, и аргументированно отклонила данную апелляцию[52]. Из этого логически должно вытекать, что в случае если Суд установит, что той или иной нормы Устава не существовало в обычном или применимом договорном международном праве, то эта норма не должна применяться. На практике такая ситуация никогда не складывалась, очевидно, благодаря взвешенному подходу конструкторов уставов международных уголовных судов. Однако в деле Нормана, которое рассматривал Специальный суд по Сьерра-Леоне, вопрос был поднят именно в этом ключе. В своем особом мнении по данному делу судья Робертсон заявил, что обвиняемый не должен был преследоваться за преступление вербовки детей, которое было предположительно совершено в конце июля 1998 г., несмотря на то что ответственность за это деяние прямо предусмотрена Уставом суда. Судья посчитал, что вербовка детей еще не считалась преступлением на момент его совершения, и сослался на принцип неретроактивности[53]. Большинство Судей не согласились с этим выводом своего коллеги, посчитав, что данное деяние уже было криминализировано в применимом международном праве, но при этом также признали обязанность Суда «гарантировать, что принцип неретроакивности не нарушен»[54].

в) Принцип запрета аналогии

Третьим принципом, артикулирующим доктрину строгой законности, является запрет применения уголовного права по аналогии. Он состоит в том, что суд не может расширительно применять нормы уголовного права по вопросам, которые не регулируются этими нормами. В статье 22(2) Римского статута эта норма описывается следующим образом: «Определение преступления должно быть точно истолковано и не должно применяться по аналогии. В случае двусмысленности определение толкуется в пользу лица, которое находится под следствием, в отношении которого ведется судебное разбирательство, или которое признано виновным».