Файл: Государственного университета.docx

например, жене запасного воина Татьяне Назаренко, которая жила на чужой квартире, с двумя детьми двух лет и четырех месяцев, работать не могла, получала лишь казенный паек 7 руб. в месяц. Причиной такого решения комитета, по словам женщины, было то, что она не уступила сексуальным домогательствам «сла- дострастного г. Кессельмана» [49. С. 3]. Вероятно, этот же случай имел в виду Н. Арефьев, писавший в хабаровской газете «Приамурье», что в Никольске член управы домогался жены запасного, пришедшей за пособием. Защищая женщин, которых обществен- ность того времени нередко обвиняла в аморальном поведении, журналист утверждал, что в большинстве случаев женщин развращают сами мужчины [50. С. 3]. Второй проблемой, связанной с Положением 1912 г., было то, что выдача государственного пособия не рас- пространялась на «гражданских» жен и незаконно- рожденных детей. На фронте оказалось две категории отцов внебрачных семейств, чьим близким не полага- лись ни компенсация за службу отца на фронте, ни пенсия или пособие в случае его смерти. Это были служившие в действующей армии кадровые офицеры и вновь призванные «запасные» [36. С. 161]. Посколь- ку им не полагалось официального пособия от госу- дарства (для его назначения женщины должны были предоставить выписку из метрики, свидетельствующую о браке с призывником и рождении детей), «граждан- ские» жены оказывались на попечении благотвори- тельных организаций, но и там не всегда могли найти необходимую помощь. Именно такой «гражданской» женой была героиня статьи «Дальнего Востока»

«Очень стыдно», которая «шьет на дому мешки, выра- батывает от 60 до 70 копеек в день и на эти гроши жи- вет с тремя детишками» [51. С. 3–4]. Но эта женщина хотя бы могла работать. 8 августа 1915 г. владивосток- ская газета «Новости дня» в заметке «Ужасы жизни» сообщала, что «близ ст. Первая речка бросилась под поезд молодая женщина, жена запасного Д. Герасимо- вич... После самоубийцы... осталось трое детей... Рабо- тать из-за детей она не могла, а пособия, как “граж- данская жена”, она не получала» [52. С. 3]. Другой выход из, вероятно, бедственного положения нашла одна солдатка в Хабаровске. 30 октября 1916 г. «При- амурская жизнь» рассказывала: «Запасной солдат Ви- кентий Хорошуха был призван в ряды войск с начала войны, где и прослужил до последнего времени. На днях он возвратился из армии, откуда он уволен по болезни. Прибыв в Хабаровск, Хорошуха нашел свою жену не одинокой...» Она жила с крестьянином Рери- хом в его квартире. 28 октября Хорошуха на улице ножом убил жену и ранил Рериха. Сиротами остались четверо детей [53. С. 3]. Такого рода публикации, пусть даже и «желтой» прессы вряд ли настраивали граждан, части которых и самим предстояло отправиться на войну, на воинственный лад. В сибирских уездах гражданские жены нижних чинов утверждали, что не получали вообще никакой поддержки, что крайне воз- мущало красноярских попечителей [54. P. 312].

Таким образом, местные власти с трудом справля- лись с обеспечением семей солдат. Помощь в этом деле им могли бы оказать благотворительные органи-

зации и разовые благотворительные акции, как офици- альные, так и частные. В годы Первой мировой войны в России появилось множество благотворительных ор- ганизаций. Часть из них находилась под покровитель- ством августейшей фамилии: 11 августа 1914 г. был учрежден Верховный Совет по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и пав- ших воинов во главе с императрицей Александрой Федоровной, Комитет великой княгини Елизаветы Федоровны по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну (1914), Комитет ве- ликой княжны Татьяны Николаевны для оказания по- мощи пострадавшим от военных действий (1914), Ко- митет великой княгини Марии Павловны по снабже- нию одеждой нижних чинов, увольняемых на родину (1915) и др. В крупных городах предусматривалось создание особых попечительств, но на Дальнем Востоке только Владивосток попадал в эту категорию. Однако в силу специфики размещения населения на террито- рии Дальнего Востока (большие расстояния между населенными пунктами, плохие пути сообщения) При- амурскому генерал-губернатору удалось добиться раз- решения на образование особых городских попечи- тельств еще в четырех городах региона – Благовещенске, Хабаровске, Николаевске-на-Амуре и Никольске-Уссу- рийском. В ноябре 1914 г. были образованы местные отделения Комитета Великой Княгини Елизаветы Фе- доровны по оказанию помощи семьям лиц, призван- ных на войну [24. C. 167–169, 187–189]. Эти организа- ции оказывали помощь членам семей призванных на войну солдат и офицеров.

В Хабаровске с началом войны под председатель- ством М.М. Гондатти, супруги генерал-губернатора, был создан Приамурский комитет по оказанию помощи раненым, увечным и больным воинам, организовавший сбор средств с патриотически настроенных граждан [55. С. 1]. Работа этой благотворительной организации регулярно освещалась в отделе хроники «Приамурских ведомостей». До 20 декабря 1914 г. в комитет «посту- пило пожертвований... 138 858 руб. 99 коп.» [56. С. 4],

до 31 декабря – 148 223 руб. 75 коп. [57. С. 4], а до 31 мая

1915 г. – 262 847 руб. 75 коп. В отчете комитета, опуб- ликованном 16 июня 1915 г., сообщалось: «Из этой суммы израсходовано: 1) на содержание Приамурско- го этапного лазарета 56 104 руб., 2) на содержание Приамурского имени Наследника Цесаревича Алексея Николаевича передового отряда [красного креста] 110 006 руб., 3) на шитье белья и мелкие хозяйствен- ные расходы 1 786 руб. 94 коп., 4) переведено в пользу Бельгии, Сербии и Черногории 152 руб., 5) переведено в пользу Польши и на устройство железнодорожной бани 45 руб. 50 коп., 6) на содержание именных коек в Приамурском лазарете 13 802 руб... 9) выдано посо- бий раненым, кроме оказания трудовой и материаль- ной помощи, 1 191 руб., а всего израсходовано коми- тетом 183 382 руб.» [58. С. 5–6]. Обращает на себя внимание ничтожность сумм, которые Приамурский комитет по оказанию помощи раненым, увечным и больным воинам и их семьям выделил непосред- ственно на пособия раненым. На эти цели пошло толь- ко 1 191 руб. (0,65% из потраченных 183 382 руб.).

К 10 октября комитет собрал 304 023 руб. 20 коп. [59.

С. 6].

В начале войны было много пожертвований от частных лиц, в том числе иностранцев. Так, «прожи- вающее в Новокиевске на Дальнем Востоке китайское население, сочувствуя идейной войне, просило Его Превосходительство г. Пограничного комиссара са- новника Гу (Кузьмина) принять небольшую лепту – 150 руб. для “передачи... на удовлетворение необхо- димейших нужд оставшихся сирот и беспризорных стариков...”» [60. С. 1]. Во Владивостоке был создан комитет по сбору пожертвований, и газета «Далекая окраина» объявляла сборы средств («Открытое письмо тем, кто освобожден от призыва в армию», «Помощь больным и раненым воинам» и т.п.), публиковала све- дения о пожертвованиях и призывы помогать семьям солдат, защищающих права России, попираемые «озве- релым врагом» [61]. Когда началась первая мобилиза- ция, М. Вознесенский писал: «В этот час мы, остаю- щиеся на местах, должны будем усилить свои старания в деле помощи оставшимся семьям запасных, должны напрячь все наши силы к облегчению страданий боль- ных и раненых воинов» [12. С. 1]. Широко освещались газетой акции немецкой фирмы «Кунст и Альберс». 6 сентября через газету «торговый дом Кунст и Аль- берс сообщил своим служащим, что как призванные, так и те, которые будут призваны на военную службу, фирмой рассчитаны не будут и сохранят за собой жа- лованье» [62. С. 3]. 19 сентября в заметке «Детский приют М.Л. Альберс» «Далекая окраина» сообщила о еще одном начинании фирмы: «Супруга совладельца торговой фирмы Кунст и Альберс М.Л. Альберс от- крыла на время войны приют для детей запасных, при- званных на действительную службу. Приют открыт на 16 человек. В приют принимаются дети от 2 до 6 лет» [63. С. 3].

В российской пропаганде периода Первой мировой войны звучало приторное умиление перед «скромны- ми героями» − простыми солдатами. Но это нравилось далеко не всем. 25 ноября 1914 г. призванный в армию А.И. Мельников писал, что ему «до боли стыдно слу- шать все эти умиления и нарочитую нежность по от- ношению к “солдатикам”... В мирное время, да и сей- час в городах... общество относится к солдату, как к парию, отщепенцу, синониму грубости, неотесанно- сти, а когда же солдат пошел класть “живот свой”... взрослые рассудительные люди суют к нему в сырые окопы мешочки с махоркою, леденцами, мылом...» По словам В.П. Булдакова, этим показным участием избавленное от военных тягот образованное общество

«откупалось» от низов [64. С. 20].

В марте 1915 г. в столице Приамурского генерал- губернаторства был также создан Комитет по устрой- ству убежища для детей воинов, призванных на воен- ную службу. Почетной попечительницей комитета стала та же М.М. Гондатти. Сохранившиеся докумен- ты Комитета свидетельствуют о выделявшейся неза- конным семьям поддержке – ходатайство одной из

«гражданских жен» призванного на военную службу о принятии в приют двух ее детей вследствие «по- ступления матери на работу на пароход» было удовле-

творено, причем журнал заседания, в котором рас- сматривался этот вопрос, не содержит и намека на дискуссию. Таким образом, мы можем видеть измене- ния в общественном мнении касательно гражданского брака и незаконнорожденных детей, санкционирован- ные официально [65. С. 146–147]. Тем не менее и этот Комитет высокой патронессы больше внимания уде- лял совсем другим вопросам.

6 мая 1916 г. в статье «Уссурийского края» «Бред “Русск. Знамени”», направленной против черносотен- ной прессы, говорилось о положении семей солдат:

«“Русское знамя” все упрекает деревенских солдаток в роскоши и мотовстве: “...Получит она 20–25 рублей в месяц пособия и считает чуть ли не обязанностью сейчас же оставить их в своей деревенской лавчонке, истратив на всякие пустяки...” Очень может быть, что солдатки нынче пьют чай и даже с булкой (дай Бог, чтобы они и впредь не голодали). Но что за деревен- ская солдатка получает 25 руб. в месяц пособия – это прямая и явная ложь. О таких цифрах и в городе, и в деревне солдатки и слыхом не слыхали» [66. С. 5].

Надо отметить, что обвинения солдаток в мотов- стве и растрате полученного пособия были характерны не только для Приморской области. Н.Л. Пушкарева и П.П. Щербинин отмечают, что получение солдаткой пособия делало ее в разной степени независимой от влияния семьи и общины, поднимало самооценку, позволяло самой решать, что покупать себе и детям, что, естественно, не нравилось свекрам и общине и приводило к обвинениям в распутстве и мотовстве [31. С. 151]. Столь большие суммы могли появиться у кре- стьянки только в том случае, если она получала посо- бие на себя и на своих детей из нескольких источни- ков, например от казны и городского попечительства.

По мнению Т.И. Трошиной, основанному на мате- риалах русского Севера, предоставляемые в качестве

«пайка» и общественной помощи деньги солдатки тра- тили не на развитие хозяйства и найм работников, а на товары «впрок» или на приданое дочерям. Дело в том, что в деревне продолжала существовать традиция поддерживать семью, где муж отсутствовал. На эту помощь рассчитывали и солдатки. Так поначалу и бы- ло. Однако в связи с массовой мобилизацией трудо- способных мужчин в армию и ухода тех, кто не ока- зался в армии, на заработки в города, где физический труд высоко ценился, помогать односельчанам стало некому. В итоге часть солдаток, которые потратили деньги неизвестно на что, стали во время войны бед- нее, а те, которые занялись коммерческой деятельно- стью, разбогатели [67. С. 20–21]. Однако в условиях необходимости оказать помощь огромному числу се- мей солдат женщины чаще не получали всего причи- тающегося им пособия, чем шиковали на него.

Все это вынуждало солдаток искать дополнитель- ные ресурсы для выживания. В условиях Первой ми- ровой войны женщины хватались за любую работу. Так, Томская городская дума решила не платить посо- бия бездетным солдаткам, находящимся в услужении, мотивируя это тем, что они и так живут на всем гото- вом, получая при этом от 8 до 12 руб. в месяц [68. С. 71–72]. Согласно переписи 1918 г., женская заня-

тость в промышленности возросла с 31,4% в 1913 г. до 45% в 1918 г. Больше всего женщин было в хлопчато- бумажной промышленности – 64%, меньше всего – в металлургии (15%), между ними располагались пис- чебумажное производство (41%), химическая промыш- ленность (32%) и деревообработка (18%). В итоге к 1917 г. больше половины рабочих на российских фаб- риках были «новичками» [27. С. 18–19]. Росла и доля женщин-служащих, представительниц интеллигенции. Был востребован труд женщин с высшим образовани- ем – инженеров, врачей, учительниц, агрономов. В годы Первой мировой войны женщины снова подняли во- прос об образовании, начиная с самостоятельной ликвидации неграмотности и заканчивая получением доступа к высшему образованию в 1915 г. Все это спо- собствовало росту самосознания русских женщин и, как следствие, – росту политического сознания.

В 1915–1916 гг. по всей Российской империи – от Закавказья до Сибири – прокатилась волна «бабьих бунтов», основными требованиями которых было снижение цен на продовольствие и промышленные товары. Как говорит В.Б. Безгин, «эти стихийные вы- ступления крестьянок, отличавшиеся радикализмом и бескомпромиссностью, наглядно продемонстрировали властям всю силу женского гнева. В них слились во- едино и боязнь быть обманутыми в ходе землеустрой- ства, и озлобление нерасторопностью местных властей в деле обеспечения семей призванных на войну, и усталость от тягот военного быта» [67. С. 24].

Производство хлеба неуклонно падало с 1914 г. Так, по данным Давида Стевенсона, производство хлеба в неоккупированных областях Российской империи вы- росло с 4 304 млн пудов (1 пуд = 16,38 кг) в 1914 г. до 4 659 млн пудов в 1915 г., а затем резко упало до 3 916 млн пудов в 1916 г. и 3 800 млн пудов в 1917 г. Из них на фронт отсылалось в 1914–1915 гг. 85 млн пу- дов, в 1915–1916 гг. – 600 млн пудов, в 1916–1917 гг. – 485 млн пудов [69. P. 92]. Но и за маленьким хлебным пайком следовало отстоять огромную очередь. Все это накладывалось на уязвимое положение солдаток и ра- ботниц, вынужденных влачить нищенское, полуголод- ное существование, и приводило к тому, что женщины достаточно активно начали отстаивать свои права. Солдатки действовали индивидуально и коллективно как специфическая группа, направляя прошения и пе- тиции с требованиями к власти выполнить свои обе- щания о выдаче пайков и пособий. Следующим шагом стало объединение солдаток для проведения разного рода акций, направленных против лавочников, купцов и властей. Б.А. Энгл отмечает, что их акции проходи- ли преимущественно в небольших городках или рай- онных центрах, куда эти женщины приезжали подать жалобу или получить пособие [70. С. 163]. Результа- том бабьих «хлебных бунтов» стала забастовка в Пет- рограде 23 февраля 1917 г., ставшая прологом к началу Февральской революции.

Однако Временное правительство не выполнило самого главного требования женщин – было принято решение о ведении войны до победного конца. Свер- жение самодержавия не только не привело к улучше- нию положения солдатских семей, но и в целом ухуд-

шило его. Благотворительные организации были дез- организованы, а власть отнимала у семей дезертиро- вавших и добровольно сдавшихся в плен солдат право на пособие. Подобная практика применялась еще с 1915 г., но к началу 1917 г. число дезертировавших под влиянием антивоенной пропаганды и усталости от войны солдат резко выросло. По всей стране шло объединение женщин в крупные женские организации: 21 марта 1917 г. в Петрограде начал свою работу Все- российский женский совет под председательством А.Н. Шабановой, а 20 июня (30 мая) в Москве по ини- циативе членов Ново-Андроньевского комиссариата М. Ивинского сотоварищи был организован Союз сол- даток, целью которого было провозглашено улучше- ние экономического и правового положения солдат- ских семей. Вскоре в Хабаровске был организован Хабаровский союз солдаток под председательством Александры Николаевны Грекуловой.

Александра Грекулова, член партии эсеров, летом 1917 г. стала председателем Хабаровского союза сол- даток, а впоследствии – гласным хабаровской город- ской думы. В ее обязанности на посту председателя входило обследование жилищно-бытовых условий жизни солдаток, помощь им в поиске работы и разбор конфликтных ситуаций в среде солдатских жен. Для предполагаемого пользования семьям солдат, прожи- вавшим в г. Хабаровске, были предоставлены 14 фли- гелей на 56 семей на Артиллерийской и Казачьей го- рах, а также в районе 274-й дружины [71. Д. 1. Л. 8– 8 об.]. В целом флигели, согласно акту осмотра, были в удовлетворительном состоянии, кое-где не хватало или были разбиты чугунные плиты, отставали от стен обои, обвалилась штукатурка, в некоторых дверях бы- ли разбиты стекла. Остальное оборудование присут- ствовало, согласно описям [71. Д. 1. Л. 6]. Солдатским женам было предъявлено требование соблюдать бла- гонравное поведение, не допускать ссор и драк. Если солдатка нарушала правила общежития, ее могли попытаться выселить из флигеля. Так, командир 304-й дружины, чей флигель располагался на Казачьей горе, 12 октября 1917 г. обратился в правление союза солдаток с просьбой выселить из вверенного ему фли- геля Дарью Федорович, «непристойный образ жизни которой вызывает недовольство и ропот со стороны других солдаток» [71. Д. 1. Л. 9–9 об.]. Федорович об- винялась в том, что посетившие ее солдаты вели себя буйно, били стекла и т.д. Однако, как видно из объяс- нительной самой Федорович, подписанной свидетель- ницами-соседками, ссора произошла между двумя неизвестными ей пьяными солдатами караульной ком- наты, ввалившимися к ней в дом, когда Федорович была одна («соседки мои ушли за дровами, с ними пошла моя братовая»). Там пришельцы столкнулись с выпившим знакомым солдатки Чмелевым, зашед- шим в гости вместе с товарищем. Чмелев стал угова- ривать солдат уйти, завязалась свалка. В итоге при- бывший караульный Малеев забрал всех шумевших, кроме сбежавшего товарища Чмелева. Ни одно окно в результате не пострадало, а разбито было стекло от лампы [71. Д. 1. Л. 10–10 об.]. В итоге обвинение в дебоше с Дарьи Федорович было снято.

К лету 1917 г. ситуация в Хабаровске еще больше ухудшилась. Солдатки обращались к Грекуловой с просьбами найти им хоть какую-нибудь работу. В итоге безработным солдаткам была поручена стирка белья военнопленных по цене 6 коп. за штуку, причем в случае порчи или недоброкачественной стрики белья следовало уплатить штраф за несоблюдение сроков доставки и некачественную стирку, а также союз сол- даток должен был оплатить передачу стирки белья в другие руки [71. Д. 1. Л. 45–45 об.]. Женщинам- солдаткам также было дано разрешение работать дворниками, «но женщины эти должны быть сравни- тельно сильными и здоровыми, потому что зимою, например, дворнику часто приходится скалывать намерзший снег и лед, работать ломом или кайлом» [71. Д. 1. Л. 52–52 об.]. Однако данное разрешение не сыграло особой роли, так как свободных вакансий дворника не было. А 7 августа 1917 г. ВРИО окружно- го интенданта просил, чтобы Грекуловой было разъяс- нено, что починка мешков с нитками и иголками работниц выполняется по ценам не выше 5 коп. за мешок, поэтому «удовлетворить ее ходатайство об увеличении в г. Хабаровске цены за починку мешков до 7 коп. не представляется возможным» [71. Д. 1. Л. 57]. Не увенчалась успехом и попытка Комиссара Временного правительства Приамурской области по областному управлению добиться замены солдатками солдат-мастеровых при пошиве белья и верхнего пла- тья солдат. В ответе окружного интенданта Приамур- ского военного округа отмечалось, что солдаткам можно поручить шитьеё белья, но не обмундирования, которое шьется по специальным лекалам, но и его солдаткам шить не дали, так как вести расчет с каждой солдаткой отдельно (или с небольшими группами сол- даток) и платить им еженедельно, а потом еще и све- рять соответствие кроя и шитья существующим образ- цам, интендантство «не имеет решительно никакой возможности» [71. Д. 1. Л. 64–64 об.].

Не приходится сомневаться, что мировая война тя- желее всего сказалась на состоянии приморской де- ревни. Деревня, в которой проживало 67% населения, дала армии 89% солдат и 43% трудоспособного муж- ского населения. Вопрос социального обеспечения семей военнослужащих государству и обществу при- шлось решать в невиданных масштабах. Занимались этим как местные власти, выдававшие женам солдат пособие согласно «Положению о призрении нижних воинских чинов и их семейств», так и благотворитель- ные организации (Владивостокский комитет по сбору пожертвований, Приамурский комитет по оказанию

помощи раненым, увечным и больным воинам, Коми- тет по устройству убежища для детей воинов, при- званных на военную службу и др.). Поскольку офици- альное пособие было очень маленьким и средства на него местные власти с самого начала войны изыскива- ли с трудом, благотворительные организации распола- гались в городах, где мобилизационное напряжение было гораздо ниже, чем в деревне, условия жизни лучше и возможностей для заработка больше, семьи солдат, проживавшие в городах, оказались в более выгодном положении. Но и им было нелегко, особенно

«гражданским» женам и их детям. Приморские газеты рассказывали, как женщинам приходилось, едва сводя концы с концами, за копейки работать на дому, тер- петь домогательства и унижения со стороны «благо- творителей», заниматься проституцией или даже, не выдержав трудностей, кончать жизнь самоубийством.

Намного тяжелее приходилось жителям деревни. Семьи в деревне были не нуклеарными, как чаще всего в городах, а большими, многопоколенными. Без кор- мильца оставались не только жена и дети, но и преста- релые родители призывника, его малолетние братья и сестры. Бывало, что на войну уходил младший брат, оставив на родителей всю семью умершего старшего брата, которой вообще никакой помощи от государ- ства не полагалось, или оба старших брата, бывшие единственной опорой двух младших, или вдовец, после которого оставались совершенно беспризорные дети, в отсутствие матери явно не способные сами добивать- ся выдачи им пособия, которое было и без того недо- статочным. Деревенские солдатки были вынуждены уходить в города, обивать пороги учреждений и редак- ций газет в поисках хоть какой-нибудь помощи и, не получая ее, самостоятельно искать себе пропитание.

Призвав народ на мировую войну и потребовав от него огромных усилий и жертв, правительство Россий- ской империи не слишком хорошо справилось со сво- ими социальными обязательствами по поддержке семей солдат. Образованное городское общество, поначалу откликнувшееся на призыв правительства объединиться во имя победы, взяло на себя часть этих функций, однако начавшиеся деградация культуры, развал экономики и кризис власти не позволили до- биться многого. Лишившимся мужской поддержки женщинам пришлось самим бороться за существова- ние и отстаивать свои права. На Дальнем Востоке, как и в Европейской России, это способствовало женской эмансипации, в чем можно видеть дорого обошедший- ся России положительный результат кровавой и не- удачной войны.