Файл: ПСИХОЛОГИЯ КОНФЛИКТА_Гришина.doc

Определение ситуации, с одной стороны, опирается на саму «определяемую» ситуацию, с другой — на существующие у субъекта индивидуальные когнитивные репрезентации ситуаций разного типа. Таким образом, определение ситуации детерминировано как внешней реальностью, так и внутренним субъективным миром человека, причем сила влияния обоих «источников» может различаться в зависи­мости от ситуации.

Чем более определенной является внешняя ситуация, тем более однотипные реакции она вызывает. В случае возникновения опасности самые разные люди, не­зависимо от их индивидуальных особенностей, отношения к жизни, убеждений и вкусов, часто поддаются панике, спасаются бегством, переживают эмоциональные потрясения. Хотя в их поведении и можно увидеть индивидуальные особенности, ситуация, в которой они оказались, настолько однозначна, что фактически не ос­тавляет места разным субъективным интерпретациям. Если же внешняя ситуация является менее определенной, ее восприятие в большей степени зависит от инди­видуальных особенностей участников. Например, начальник устраивает своим под­чиненным «разнос»: для одного из них это «справедливая критика», для другого — ничего не значащее «сотрясение воздуха», а третий кипит от возмущения и с тру­дом сдерживается, чтобы не отреагировать на неприемлемое для него поведение руководителя.

В зависимости от того, какой вклад вносит сама внешняя ситуация в возникно­вение конфликтов и какую роль играют в этом субъективные факторы, все конф­ликты можно условно расположить в некоем континиуме.

На одном его полюсе будут находиться конфликты, вызываемые исключительно внешними причинами: ситуация объективно оказывается столь конфликтогенна, что индивидуальные особенности людей фактически не имеют значения, и эта си­туация вызывает у них одинаковую реакцию. Теоретически можно допустить, что все 100% людей будут воспринимать эту ситуацию как конфликтную. На противо­положном полюсе, напротив, будут располагаться конфликтные ситуации, вызван­ные исключительно субъективными факторами: сами по себе они не содержат ника­кого конфликтогенного начала, но порождены субъективной склонностью людей видеть в этих ситуациях конфликт. Ведь, условно говоря, может существовать че­ловек, для которого все 100% его жизненных ситуаций — конфликтные (рис. 6-3).

Рис. 6-3. Объективно-субъективная природа конфликтов

1) Влияние ситуационных факторов — 100%, личностных — 0 2) Влияние личностных факторов — 100%, ситуационных — 0 3) Конфликты, вызванные в большей мере факторами внешней ситуации 4) Конфликты, вызванные в большей мере субъективными факторами. 5) Конфликты, в возникновении которых играют роль как факторы ситуации, так и особенности человека

Чем ближе к «ситуационному полюсу, тем больше конфликты вызваны факторами самой ситуации (и меньшую роль играют индивидуальные особенности людей). И наоборот, чем ближе к «личностному» полюсу, тем большее значение приобретает «человеческий» фактор (и меньшее — «объективные» особенности ситуации).

Большинство конфликтных ситуаций, однако, возникают как в результате нали­чия «объективного» конфликтогенного начала во внешних условиях ситуации, по­зволяющих увидеть в ней конфликт, так и вследствие индивидуальных особеннос­тей людей, «видящих» в ней конфликт.

«Объективные» факторы определения ситуации

Объективными мы обычно называем те обстоятельства, которые считаем неза­висимыми от себя. В контексте нашего обсуждения в качестве объективных факто­ров, обусловливающих наше восприятие ситуации и ее определение, выступают особенности самой этой ситуации, которые на уровне «общечеловеческого» изме­рения вызывают однотипные реакции у людей.

Уже отмечалось, что чем более очевидны, выражены характеристики самой ситуации, тем меньше возможностей она оставляет для индивидуальной ее оценки, тем более типовые реакции вызывает. «Чем более субъективно значимо событие [{например, за счет осознания его опасности) и чем более определенным оно являет­ся для субъекта (например, за счет интенсивности воздействия), тем больше вклад этого воздействия в актуализацию программы активного поведения» (Китаев-Смык, 1983, с. 70).

В теоретических разработках это свойство ситуации часто обозначается как «сила». «Сильные» ситуации более жестко и однозначно детерминируют поведение участников взаимодействия, «слабые» допускают большую свободу в ее интерпре­тации и, следовательно, избираемых стратегиях поведения. К самым «сильным» в этом смысле ситуациям относятся любые экстремальные ситуации. Достаточно вспомнить психологические описания паники или другие проявления толпы, а так­же, например, многочисленные данные о влиянии на агрессивное поведение людей экстремальных факторов окружающей среды.

То, что сами ситуации могут «навязывать» свое «определение», легко проиллюс­трировать примерами из повседневного опыта. Несколько человек, образуя верени­цу, стоят в затылок друг другу лицом по направлению к какой-то двери или окну Что это за ситуация? Задавая этот вопрос студентам во время занятий, я ни разу не видела затруднений или ошибок в ответе — конечно, это очередь. В комнате боль­шого размера симметрично расставлены столы, за ними сидят молодые люди лицом к одной из стен этой комнаты, на которой висит доска Перед ней стоит человек и, обращаясь к присутствующим, что-то рассказывает. Это занятие, лекция, урок. Ка­ким образом мы узнаем, что это за ситуация? По разнообразным признакам, в кото­рые входят и особенности пространства, и особенности расположения в нем людей, и особенности их поведения и т. д. А теперь представьте себе — психологи легко поймут этот пример, — что в этой аудитории проводится социально-психологичес­кий тренинг, в соответствии с чем ее пространство организовано иначе: убраны сто­лы, люди сидят либо парами или небольшими группами, либо образуют общий круг. Человеку, незнакомому со спецификой подобных занятий и случайно заглянувше­му в эту аудиторию, уже трудно будет ответить на вопрос, что это за ситуация.

Общее в нашем реагировании снизано с тем, что наши знания-представления о ситуациях могут быть в большей или меньшей степени типичными, совпадающими с аналогичными знаниями-представлениями о ситуациях других людей. Это «надын­дивидуальное» представление обычно называют «разделяемым» знанием. (Именно предположение о некотором обязательном «разделяемом» знании, общем в воспри­ятии ситуаций, делает возможным использование психологией разнообразных ме­тодов диагностики личности через выявление индивидуальных способов восприя­тия ситуаций и их сопоставление с нормативными, например в клинической диагно­стике личностных отклонений. Многие психологические тесты, например рисуноч­ный тест Розенцвейга направлены на решение именно этой задачи.)

Согласно А. Шюцу, «обыденный здравый смысл несет в себе черты коллективно разделяемого опыта, у части людей создается понимание общества и той действи­тельности, в которой мы живем, посредством общих категорий культуры. Поэтому такое понимание не только является принадлежащим отдельному индивиду, но свидетельствует о компетентном понимании у этого индивида как участника опреде? \ ленного культурного круга» (Бекк-Виклунд, 1992, с. 79). МакКолл предлагает раз-' личать общее знание, требующееся отдельному индивиду для участия в коммуника­ции, и разделяемое знание, необходимое для эффективности взаимной коммуника­ции (McCall, 1987, р. 71).

«Надындивидуальные» представления о ситуациях, отражающие реалии повсед­невной жизни людей, были проиллюстрированы в исследовании Фюрнхама, где было показано, что ситуация сама по себе содержит определенные возможности для индивида, может быть релевантна одним и нерелевантна другим его целям. В ходе процедуры исследования субъектам было необходимо передать кому-то сообщение или, наоборот, выслушать кого-то, другими словами, осуществить коммуникацию определенного рода, например, «убедить коллегу помочь вам в важном проекте», «выслушать знакомого, который переживает разрыв дружеских отношений», «сооб­щить кому-то, кого вы знаете, о смерти кого-то из его родителей» и др. Для этого им предлагался набор ситуаций («позавтракать вдвоем в маленьком спокойном ресто­ране», «позвонить человеку из дома» и др.).

Результаты исследования показали, что люди предпочитают вполне определен­ные типы ситуаций для достижения той или иной цели, т. е. считают одни типы ситу­аций подходящими и уместными для одних целей, а другие нет. Значит, по мнению автора, «они имеют ясную идею норм, ограничений и преимуществ определенных социальных ситуаций для получения или передачи информации» (Argyle, Furnham, Graham, 1981,p. 111-112).

Таким образом, наше представление о социальных ситуациях взаимодействия содержит общее «коллективно разделяемое» знание, позволяющее людям прихо­дить к согласию относительно характера ситуации.

Применительно к конфликтам это означает, что представления людей о конф­ликтах (так же как и о любых других ситуациях), наряду с индивидуальным, лич­ным компонентом, содержат и общее, разделяемое с другими знание. Социальная ситуация за счет своих собственных характеристик может соответствовать общим, «разделяемым» представлениям о конфликтах и, следовательно, определяться как конфликтная большим числом людей, вызывая у них типичные реакции.

Групповые факторы определения ситуации

Наша принадлежность к определенному социальному и культурному слою объек­тивно оказывает влияние на то, «в каких наиболее типичных стрессовых или конфликтных ситуациях мы оказываемся, а также как мы справляемся с ними» (Хьелл, Зиглер, 1997, с. 31).

Даже психоаналитики с их приверженностью к преимущественно интрапсихическому объяснению конфликтов человека по мере отхода от ортодоксального пси­хоанализа обращаются к культурным факторам их возникновения. Хорни пишет, что хотя «судьбой отдельного человека является иметь деспотическую или "жертвующую собой ради детей" мать, но тот или иной тип матерей определяется данными культурными условиями» ([Хорни, 1993, с. 8).

Тот факт, что большинству людей в данной культуре приходится сталкиваться с теми же самыми проблемами, наводит на мысль, что эти проблемы порождены спе­цифическими жизненными условиями, су­ществующими в данной культуре

К. Хорни

Тема «культурного» происхождения проблем человека далее становится ведущей у многих психологов. Мэй на примере анализа появляю­щихся у невротиков проблем показывает их изменение во времени. Пациентов Фрейда с их сексуальными проблемами сменили невротики с повышенной агрес­сивностью. Тридцатые — начало сороковых годов были отмечены появлением у па­циентов тревоги как общей черты характера. Сменившая ее проблема идентичнос­ти уступила место переживаниям людьми чувства апатии, связанной с утратой или обесцениванием смысловых основ существования. Мэй, правда весьма критичес­ки, но все же упоминает точку зрения, в соответствии с которой в наше время слово «невроз» должно быть заменено на «соционоз» (Мэй, 1997, с. 19-23).

В рамках интеракционистской традиции выполнено немало исследований, осно­ванных на том предположении, что индивиды, живущие или функционирующие в условиях, гомогенных по значимым физическим, биологическим, социальным, культурным характе­ристикам, будут в определенной степени разде­лять общие представления о мире и проявлять сходство в восприятии общих ситуаций (Stokols, 1981). Это справедливо для индивидов, принадле­жащих к одной и той же культуре, к одной и той же субкультуре, к одной и той же рабочей группе, к одной и той же паре и т. д. (Magnusson, 1981, с. 28).

Традиционными в этом отношении являются попытки изучения зависимости вос­приятия тех или иных ситуаций от факторов культуры. Например, в исследовании Магнуссона и Статтин были выявлены отчетливые культурные различия в восприя­тии разных ситуаций (например, «быть одному дома», «быть одному в лесу» и др.) с точки зрения вызываемой ими тревожности (Magnusson, 1981, р. 29) (рис. 6-4).

Психологическая диагностика профессиональных групп также исходит из пред­положения о переживании лицами одной и той же профессии общих ситуаций. Так, в серии работ К. Маслач показано, как представители так называемых «помогаю­щих» профессий постоянно оказываются в ситуациях, вызывающих эмоциональ­ный стресс, что постепенно может приводить к развитию у них «синдрома выгора­ния» (Maslach, 1982).

В наше время человек, раздираемый пси­хологическими страстями, несет в себе бремя сотрясающих его эпоху конфликтов

Р Мэй

Рис. 6-4. Профили кросс-ситуацион­ной реакции для тинэйджеров из Венгрии, Японии и Швеции (Magnusson, 1981)

Приведем пример нашего исследования, в котором были получены аналогичные данные об общности ситуаций, переживаемых членами организаций, находящими­ся в одной и той же организационной позиции.

В трех разных организациях был проведен анкетный опрос рабочих и работни­ков среднего руководящего звена (всего было опрошено 304 человека). Среди про­чего были получены двусторонние (руководители по отношению к рабочим и рабо­чие по отношению к руководителям) оценки одной и той же системы взаимоотно­шений и степени ее конфликтности. Если бы речь шла просто об обусловленности реакций людей объективными факторами, то оценки одной и той же ситуации раз­ными категориями работников в рамках одной организации должны были бы быть близки друг к другу. Однако, сопоставив данные, полученные в разных организаци­ях, мы обнаружили совпадение оценок не по «общему пространству жизни» в орга­низации, но по принципу позиции, занимаемой работниками в организации, т. е. категории, к которой они относились. Опрос рабочих трех совершенно разных орга­низаций продемонстрировал значительное совпадение «профилей конфликтности» их отношений с руководителями. Оценки тех же отношений со стороны руководи­телей не совпадали с оценками их подчиненных, но обнаруживали несомненную близость между собой (рис. 6-5). Аналогичные данные получены и при двусторон­ней оценке (рабочими и руководителями) социально-производственной ситуации по другим параметрам (не по частоте конфликтов): хотя между оценками рабочих и руководителей может быть обнаружена известная близость, мнения рабочих трех разных организаций оказались значительно ближе друг другу (это же касается и позиций, которых придерживаются их руководители).