ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 1367
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Самосознание и научное творчество.
III. Научно-техническая революция
Способ существования и функции науки
Нестабильность и специфика научного мышления
Нестабильность стихийная и нестабильность осознанная
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ОПЫТНОЙ НАУКИ В ЕВРОПЕ XVI – XVIII ВЕКОВ
Индустриальное производство и типологическое развитие
логической картины мира Аристотеля в научные представления о мире
Основная линия, по которой пираты преобразующе воздействуют на эгейскую
социальность, связана со спецификой распределения опасности нападений.
В отличие от сухопутных олимпийских структур, где возможна локализация опасности и борьба с ней при отвлечении сравнительно
небольших объемов деятельности, в Эгейском бассейне с его островным земледелием такая задача невыполнима. Опасность здесь распределена
равномерно, и по мере прогресса корабельного дела, орудий нападения и защиты это равномерное распределение активизирует географический
фактор.
Пока не было корабля, море служило довольно надежной защитой, не требовало
кардинальных перемен в способе жизни. Но как только появились корабли с командой от 20 до 120 человек гребцов и воинов (а появились они еще в минойскую эпоху), положение резко изменилось. Распределение опасности стало не только равномерным, но и подвижным, ползущим к высшим значениям. Механику этого процесса показал уже Ксенофонт: «...властителям моря можно делать то, что только иногда удается властителям суши, – опустошать землю более сильных; именно можно подходить на кораблях туда, где или вовсе нет врагов, или где их немного, а если они приблизятся, можно сесть на корабли и уехать, и, поступая так, человек встречает меньше затруднений, чем тот, кто собирается делать подобное с сухопутной армией» (Афинская полития, II, 4)
Но, «поступая так», властители моря развязывают бесконечный, по сути дела,
процесс «гонки вооружений»: удары но слабым местам активно способствуют
выравниванию оборонительного потенциала побережья с равнением на высшие его значения, т. е. прививают земледельцам воинские навыки и совершенствуют их, а рост обороноспособности побережья, в свою очередь, предъявляет все новые и более строгие требования к властителям моря. Исмарское предприятие Одиссея, например, кончается не в пользу властителей моря:
В бег обратили киконы осиленных ими ахеян.
С каждого я корабля по шести броненосцев отважных
67
Тут потерял; от судьбы и от смерти ушли остальные.
(Одиссея. IX, 59 -61)
Неизбежным результатом этой «гонки вооружений» должен был стать и действительно стал быстрый рост военного потенциала в Эгейском бассейне. Греки без особых трудов подчиняют и осваивают побережье, а греческие наемники, «медные люди», становятся заметной, иногда даже решающей военной силой во внутренней и внешней политике окружающих стран. Египтянин Псамметих
, например, но свидетельству Геродота узнав, что «пришедшие с моря медные люди опустошают долину» вступил с ними в контакт, убедил их поступить к себе на службу: «Затем с помощью этих наемников и своих сторонников из египтян он лишает власти остальных царей и завладевает всем Египтом» (История, II, 152). Другим не менее важным результатом «гонки вооружений» было то, что для землевладельца стало, собственно, безразлично, с пиратским или с государственным кораблем он имеет дело. И пират и централизованное государство оказались и едином ранге грабителей. Эту сторону подметил еще Фукидид, когда он писал о деятельности легендарного Миноса: «…он искоренил также, поскольку это было в его силах, пиратство на море, предпочитая, чтобы их доходы получал он сам» (История, I, 4). Рост обороноспособности побережья был в этих условиях и ростом сепаратистских тенденций, процессом складывания «домов» и соответствующих автономных ритуалов. Некоторые мифы, например, о Тесее и Минотавре, явно опредмечивают эту сепаратистскую тему независимости от центральной власти.
Еще одним результатом «гонки вооружений» стало то обстоятельство, что поток «лишних людей», который в нормальных олимпийских цивилизациях поглощался государственным аппаратом и государственными видами деятельности, т. е. использовался для укрепления ритуала, направляется теперь не столько в механизмы центральной власти, сколько в пиратское ремесло. По Геродоту, Минос ограничивал свои требования к населению подвластных ему островов поставкой команд для кораблей (История, I, 171). Такие требования уже сами по себе питают сепаратизм и формируют пиратское ремесло: корабль и команда нужны центральной власти как условие выполнения ее функций, но вот центральная-то власть не очень нужна кораблю и команде. Тот же тип требований и у гомеровских басилеев: корабли комплектуются не домашним, а «царским» способом, комплектуются сыновьями повелителей «домов», но здесь назначение кораблей и команд уже полностью в рамках пиратского ремесла, и проблема «лишних людей» решается частью через захват новых земель и их колонизацию, частью же тем радикальным и естественным способом, о котором говорит на народном собрании Итаки Евпейт:
Граждане милые, страшное зло Одиссей нам, ахейцам,
всем приключил. Благороднейших некогда в Трою увлекши
Вслед за собой, корабли и сопутников всех погубил он;
Ныне ж, домой возвратясь, умертвил кефаленян знатнейших
(Одиссея, XXIV, 426 - 429)
Иногда проблема «лишних людей» решалась и по полинезийской схеме, Триптолем, например:
68
...убил, безрассудный, почтенного дядю отцова,
Старца уже седого, Ликимния, отрасль Арея.
Быстро сплотил он суда и с великою собранной ратью
Скрылся, бежа по морям, устрашаяся мести грозивших
Всех остальных, и сынов и потомков Геракловой силы.
Прибыл в Родос, наконец он, скиталец, беды претерпевший;
Там поселились пришельцы тремя племенами...
(Илиада, II, 662- 668).
Но самый ощутимый результат «гонки вооружений» состоял не в сломе олимпийской государственности, а в переносе норм пиратского ремесла на совокупность отношении в нарождающихся карликовых ритуалах. Сам перенос выглядит естественно: по существу, все кандидаты в повелители домов проходят школу пиратского ремесла. В «списке кораблей» Гомера только относительно мужей аркадских сделана оговорка: «...они небрегли о делах мореходных» (Илиада, II, 614). Но здесь гораздо важнее посмотреть не на сам перенос, а на то, что переносится.
Судя по описаниям Гомера и более поздних авторов, эгейские корабли издревле делились на торговые (круглые) и военные (длинные). Оба типа использовали как парус, так и весло, причем на военных кораблях число гребцов могло быть от 20 до 120. Гребцы военного корабля были, как правило, и воинами. Филоктет, например, привел под Трою семь кораблей: «... пятьдесят восседало на каждом сильных гребцов и стрелами искусных жестоко сражаться» (Илиада, II. 719-720). Корабли с пятьюдесятью гребцами «пентеконтеры» – были основным типом корабля. Фукидид пишет о более поздних флотах: «Хотя флоты эти образовались много поколений спустя после Троянской воины, однако, как и в то время, они заключали в себе, по-видимому, мало триер, состоя все из пентеконтер и длинных судов» (История, I, 13 - 14).
Парус – обычное «естественное» установление, и искусство управления парусом можно отнести к классу ритуальных навыков, освоенных еще в олимпийский период. Но вот весло, управление командой в 20 или 120 человек – это навык новый, который включает ряд отношений координирующего и командно-исполнительного типа: человек – человек, человек – коллектив, командир – подчиненный и т. п.
Если отношения в доолимпийском и олимпийском коллективе строились
по типу замкнутых на имя ритуальных ситуаций, т. е. напоминали не столько палубу или роту на плацу, сколько команду на футбольном поле, где инициатива каждого игрока лишь весьма косвенно и неэффективно контролируется капитаном, то отношения действующих лиц на палубе носят совершенно новый характер: с одной стороны, это слепое и беспрекословное выполнение приказа, исключающее любую инициативу, а с другой – абсолютная власть и высокое искусство командования, включающее весь спектр адресов от общей команды до индивидуальных указаний.
Сложна и внутренняя структура этих отношений, включающая знак в качестве передаточной инстанции. Все воли и все способности регулирования, вмешательства в ход событий отчуждены и переданы в одну голову – в голову капитана, а с другой стороны, способность этой единственной головы контролировать, комбинировать и координировать
69
практические отношения к окружению также отчуждена и распределена по нескольким десяткам исполнителей. Единомыслие и единодействие многих требует в этих условиях опредмечивания не только отклонений от нормы, но и самой нормы, закона, программы действия, а также одинакового истолкования знака, «понимания» и командиром и подчиненными. Иными словами, в палубной ситуации примат слова над делом – отношение необходимое, неизбежное.
Что отношение это существует в развитом виде, мы уже убедились на примерах из ритуала одиссеева «дома», но «палубная связь» далеко не исчерпывает пиратский навык, и в карликовые ритуалы переносится не только отношение повелитель – исполнитель, хотя это отношение играет здесь первостепенную роль, формируя новые ориентиры и ценности. Второй особенностью пиратского ремесла, которая выделяет его в единственно возможный источник нового принципа построения ритуала, является то, что именно в пиратском навыке в условиях «гонки вооружений» появляется ощутимый запрет на плагиат, предпочтение к событиям уникальным, нетрадиционным и, соответственно, абстрагирование от конкретности как рабочий прием активной формализующей деятельности.
Если в любой нормальной технологии, олимпийская она или европейская, события развертываются как бесконечная цепь актов-повторов с некоторыми колебаниями вокруг средних значений («допуск»), то, в пиратском ремесле такая последовательная цепь актов постоянно отклоняется от средних значений. Каждая новая стычка с прибрежным населением меняет общую ситуацию примерно в том же смысле, в каком в наше время громкое ограбление или крупное мошенничество ведут к скачкообразному росту бдительности и к появлению новых мер защиты, призванных запретить повтор случившегося и вынуждающих другую сторону менять набор отмычек, психологических рисунков и вообще «совершенствовать» свое искусство. Средние значения такой деятельности оказываются подвижными и непредсказуемыми в своем движении.
Как и в любой другой технологии, в пиратском ремесле накопленный профессиональный опыт, профессиональная память служат для диагноза неизвестных ситуаций, но теперь память работает в двойном режиме: диагноз должен учитывать предшествующие события, избегать повторов, оставлять место для инноваций – уникальных и неповторимых решений в рамках типичной ситуации. В обычных технологиях мера абстрактности устанавливается на уровне перехода от единичного к общему и от общего к единичному, что позволяет видеть в предметах труда различенный лишь по числу материал для порождения неизменными методами близнецов-продуктов. В пиратском ремесле этот уровень оказывается недостаточным, и абстракция вынуждена исключать из ситуаций не только единичное, но и значительную часть общего, вынуждена
приподнимать типичность над горизонтом явлений, включать между типичным и явлением творческую вставку – переход от абстрактного к конкретному. И эта вставка – неожиданность, хитроумие, изобретательность в завершении формализма – оказывается часто ключом решения ситуации.
В рамках пиратского ремесла впервые возникают канонические, в духе Канта, понятия с незавершенным формализмом – «пустые» или «чистые»
70
априорные формы, имеющие регулятивный, а не содержательный смысл. Мы привыкли к таким понятиям и не видим ничего странного в том, что «книга», например, понятая канонически, становится «местом текстов», т. е. обложками и листами, на которых забыли поместить текст – творческую вставку автора, которая дополняет книгу «вообще» до конкретной книги. Мы почти не отличаем понятий канонических от понятий ритуальных, таких, как стол, кирпич, велосипед, которые трудно было бы освободить от содержания и представить под формой «чистых листов и обложек» именно потому, что в них нет творческой вставки, нет индивидуального и неповторимого «вклада», а, совсем напротив, всякая неповторимость вроде ножки сбоку или отсутствие спиц в колесе воспринималась бы нами как огорчительное недоразумение.
Понятия типа «набег», «грабеж», безусловно, несут в себе каноническую
составляющую, и хотя она не является здесь доминантой, как, скажем, в понятии «книга», где плагиат запрещен, повтор не делает события и даже миллионный тираж Илиады не способен дать двух Илиад, но требование качественного разнообразия, «находки», «открытия» достаточно влиятельно в пиратском ремесле. В поэмах Гомера много творческих вставок. Достаточно напомнить о Троянском коне или о раскаленном коле, которым выжигают глаз Циклопу, или о той подготовке к избиению женихов, когда Одиссей активно конструирует ситуацию: лишает женихов оружия и заставляет их соревноваться в стрельбе из лука. Не будь ситуация подготовлена, ее исход стал бы весьма проблематичным.
Все ситуации канонического типа требуют мысленного проигрывания до их практической реализации, т. е. предполагают опредмечивание и активный подход к формализму: умение изолировать ситуацию – вычленить её из условий, пространства и времени; умение вскрыть внутреннюю логику ситуации и оценить ее; умение перекроить эту логику ситуации в соответствии с желаемым исходом. Ни один из традиционных олимпийских навыков не обеспечивает опредмечивания логики или алгоритма ситуаций, а следовательно, и активного подхода к их внутренней форме. Исключение составляет лишь предмет пиратского ремесла – палуба корабля и закрытое горизонтом окружение, которые и должны, видимо, рассматриваться первым определением к творчеству, начальной школой творчества.