Файл: Международная конференция Россия Украина Белоруссия пути интеграции.doc

Казарин

Владимир Павлович

профессор, доктор филологиче­ских наук, заведующий кафедрой русской и зарубежной литера­туры Таврического националь­ного университета им. В.И. Вернадского:

В сентябрьские дни 2011 года православная церковь начала широко отмечать 1150 лет об­ретения мощей священномученика Климента, четвертого Папы Римского, рукоположенного самим святым апостолом Петром. Сосланный в Херсонес римским императором Траяном, он принял там мученическую смерть за христианскую веру от рук язычников. Есте­ственно, Севастополь стал центром юбилей­ных мероприятий. 14 сентября в Херсонесском заповеднике открылась Между­народная церковно-научная конференция, по­священная этой дате. 15 сентября верующие во главе с митрополитом Лазарем прошли Крестным ходом от Херсонеса до островка святого Климента в Казачьей бухте. Священномученика Климента одинаково по­читают в Риме и в Москве (разделение церк­вей, как известно, произошло только в 1054 году), поэтому в Крестном ходе приняли уча­стие и православные, и католики. Перед нами новый пример того, как право­славная церковь чтит свою историю и скрупу­лезно отмечает юбилеи памятных дат. Честь ей и хвала за это!

Но сейчас речь не о ней. Речь о нас — светских гуманитариях современной России, современ­ной Украины и современной Белоруссии. Речь о филологах и историках, философах и писателях, архивистах, преподавателях школ и вузов, библиотекарях... Словом, о всех хра­нителях исторической памяти, о всех людях письменной культуры.

Что с нами происходит? Почему мы со сто­роны наблюдаем за юбилейными церков­ными торжествами, не вспоминая о другой, не менее значительной дате, заботу о которой должны проявлять мы сами и никто другой? Как известно, обретение мощей Климента Римского имело место в 861 году. Произошло это в окрестностях Херсонеса (конкретное место — вопрос исторической полемики). Их обрели первоучители славянские — святые рав­ноапостольные Кирилл и Мефодий (в другом варианте — только Кирилл, в миру Констан­тин Философ), которые оказались в Херсо-несе по пути в Хазарию, где они должны были вести полемику с иудеями и мусульманами по вопросам веры.

Может быть, мы захотим вспомнить, чем еще было ознаменовано их достаточно долгое пребывание в византийском Херсонесе (по­мимо усмирения проповедью хазарского пол­ководца, снявшего осаду без вреда для жителей города; приведения молитвой к кро­тости воинственных венгров, желавших смерти Константина Философа и его спутни­ков; крещения «народа фульского», который был словом убежден отказаться от язычества)? Мы должны это сделать, чтобы еще и еще раз осознать, что главные подвиги были совер­шены солунскими братьями на крымской земле как раз на ниве слова и письма. «Житие» повествует, что Константин, гото­вясь к богословским диспутам в Хазарии, «на­учился здесь (в Херсонесе) еврейской речи и письму, переведя восемь частей грамматики, и воспринял от этого еще большее знание».

Позднее Кирилл будет успешно пользоваться свободным владением еврейского языка во время диспутов с иудеями при дворе кагана. Мало того, получив от «некоего самаритя­нина» Пятикнижие (Моисеев Закон), «Фило­соф затворился в доме и отдался молитве, и, восприняв знание от Бога, начал читать эти книги без ошибок», вызвав изумление их вла­дельца и побудив его и его сына к крещению. Свободное владение Пятикнижием в ориги­нале тоже поможет Философу в предстоящих спорах одолеть его оппонентов. И вот, наконец, самое главное свидетельство «Жития Константина» для всех гуманитариев славянского мира: «Нашел же здесь Евангелие и Псалтирь, написанные русскими письме­нами, и человека нашел, говорящего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву Богу, вскоре начал читать и излагать их, и многие удивлялись ему, хваля Бога». Вот она - самая большая радость, подаренная нам 1150 лет назад: через Кирилла-Констан­тина Философа состоялось сретение — встре­тились письменность и книжная культура Византии и Древней Руси: Рима Второго (на­ходящегося на вершине своего величия и славы) и Рима Третьего (пока еще только на­бирающего силы)!

Одновременно, вот она - самая большая фи­лологическая загадка последнего тысячелетия! О каких книгах, «писанных русскими письме­нами», говорит «Житие Константина», если славянская азбука наставниками и первоучите­лями славянского народа еще не создана? Как известно, они совершат акт ее творения после двукратного пребывания в Херсонесе (по дороге в Хазарию и обратно) в 861 году. В Моравию, куда их направят из Константи­нополя через два года — в 863 году — в ответ на просьбу великоморавского князя Ростислава дать его «людям. такого учителя, чтобы нам на языке нашем изложил правую христиан­скую веру», братья прибывают уже с переве­денным на    славянский язык Евангелием.

Глубочайшего смысла исполнен тот факт, что первыми словами, переведенными Кириллом с греческого на славянский, были те, которые открывают Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин 1,1).

Первоучители совершат свой подвиг создания славянской азбуки, положив тем самым осно­вание современной письменности всех славян мира. Но очень важно осознать, что «Житие Константина» свидетельствует об основании новой письменности именно на прочных фундаментах старой грамоты. Братья осуще­ствили «привой» основанного на тысячелет­ней культуре христианского знания к крепкому стволу молодой и энергичной сла­вянской культуры. Тем самым они не отсекли новый период от старого. Они их органиче­ски сплели.

Свидетельство «Жития Константина» под­тверждает простой и совершенно очевидный факт: древние славяне до IX века, несомненно, имели какую-то свою систему письменности, которая до нас не дошла. Не могли не иметь!

Академик Б. А. Рыбаков справедливо обращал внимание на то, что к IX веку славянские «пле­мена», «земли», «княжения» занимали огром­ные территории, превышавшие земли большинства европейских королевств (!). Это стало результатом, используя терминологию Л. Н. Гумилева, пассионарного толчка, пере­житого славянами в V-VI веках. Очень выра­зительно об этом писал профессор А. Г. Кузьмин: «Тем временем на огромных про­странствах от Иллирии до Днепра приходят в движение славянские племена, которые вскоре окажутся у побережий Северного и Балтий­ского морей, Адриатики, Эгейского моря, за­селят Балканы, включая ряд островов Средиземного моря, большими группами проникнут в Малую Азию, ассимилируют многие народы в одних случаях и ассимили­руются сами в других». И далее: «Широкий разлив славянской речи в VI веке свидетель­ствует о многочисленности славянских пле-

мен и, следовательно, весьма широкой искон­ной территории, на которой эти племена раз­растались. Архаичный строй славянских языков свидетельствует также о большой их древности. Но в VI веке они явно разрас­таются за счет включения в свой состав иных языков, иных народов».

Показательно, что в скандинавских сагах Русь именовалась «страной городов», а города, само собой разумеется, не могут существовать без той или иной формы письменного общения. Свидетельство «Жития Константина» о кни­гах, «писанных русскими письменами», вы­звало горячие, не стихающие до сих пор научные споры. Высказаны самые разные мне­ния о том, какие это могли быть письмена: гот­ские, «сурские», «фрузские», «узкие», рунические и всякие другие. Но еще в XIX веке было высказано и прямое понимание написанного: речь идет о письме­нах древних «русов» (восточных славян) — жи­телей Поднепровья. Именно они достигли к этому времени такого могущества, что 18 июня 860 года киевский князь Аскольд осадил Константинополь. По свидетельству очевидца событий — константинопольского патриарха Фотия, учителя и покровителя Кирилла и Ме-фодия, город «едва не был поднят на копье». Но осада была снята: русы добились своего — они подписали первый русско-византийский договор, результатом которого, помимо всего прочего, стало первое крещение Византией Руси. Этот акт был финалом долгого процесса приобщения славян Поднепровья к христиан­ству, которое и привело к появлению тех самых книг, принесенных в Херсонесе не­известным нам человеком Кириллу. Интересное обстоятельство, на которое мы почему-то не обращаем внимания! Кирилла и Мефодия послали распространять письмен­ность именно среди западных славян. Их не отправили с миссией в Киев. В этом не было необходимости, так как в столице Древней Руси протокириллическая письменность, ви­димо, уже утвердилась.

К сожалению, пишет о письменах древних «русов» авторитетный современный ученый, «не имеется каких-либо следов существования такого письма или упоминания о нем в других источниках».

Привычная ситуация для нашей науки: нам, ученым, зачастую нужны фанатики-люби­тели, Генрих Шлиман или Олжас Сулейме-нов, чтобы наперекор всем сомнениям сдвинуть с мертвой точки вопросы о местопо­ложении легендарной Трои и загадочном ав­торе «Слова о полку Игореве». Во-первых, в известном смысле для нас не важно, каковыми были эти загадочные пись­мена. В первую очередь для нас важен сам факт, что та или иная система письма у древ­них славян была. А этот факт засвидетельство­ван «Житием Константина». Во-вторых, почему мы говорим, что не сохра­нилось «следов письма» древних славян IX века? Они есть и их много. Это и загадочные знаки на наших древних монетах, застежках и украшениях. Это и непонятные граффити на костях животных и керамике, различных пред­метах обихода (в частности, на пряслах и кам­нях) и строительных сооружениях. Наконец, это найденный в 1897 году под Рязанью у села Алеканово глиняный сосуд со странными письменами, которые не прочитаны до сих пор. Это также обнаруженный в 1914 году в Киеве фрагмент амфоры с надписью, дати­руемой VIII-IX столетиями. А сколько таких сосудов, фрагментов и знаков канули в лету, не обратив на себя нашего внимания?! Существование письменности у древних сла­вян, по справедливому мнению киевского ис­торика М. Ю. Брайчевского, доказывают русско-византийские договоры, которые, как известно, писались «двумя языками» договари­вающихся сторон. Договоры также свидетель­ствуют о наличии у славян к концу 50-х годов IX века развитой деловой письменности — раз­ного рода юридических актов, дипломатиче­ской переписки, соответствующим образом оформленных завещаний и другого. Справедливо М. Ю. Брайчевский указывает и на свидетельства арабских источников, не

только подтверждающих наличие у славян письменности, но даже предпринимающих попытку воспроизвести в тексте чужие для них «письмена» (Ибн-Якуб аль-Недим). Вместе с тем главный «след» этой письменно­сти — созданная Кириллом и Мефодием аз­бука, которая представляет собой контаминацию букв греческого алфавита и знаков этой самой, не дошедшей до нас древ­нейшей славянской письменности. Вот свиде­тельство черноризца Храбра: «И создал он (Кирилл) для них тридцать письмен и восемь, одни по образцу греческих письмен, другие же в соответствии со славянской речью». Показательно, что Храбр говорит о том, что Философ не позаимствовал, а «создал» 38 письмен, из которых, скрупулезно уточняет он далее, 24 «подобны (!) греческим письменам», а 14 — «славянской речи». Первоучители совершили творческий акт: они не повторили известные им «письмена», а воссоздали их в новой системе. Поэтому 24 их буквы, по глубокому заявлению Храбра, не копируют греческие, а всего лишь «подобны» им. Так же как и «русские письмена», увиден­ные братьями в Херсонесе, не просто скопи­рованы ими, а воссозданы в новом качестве. Они как настоящие ученые-филологи поняли, что славянская азбука из многовекового опыта византийской письменности примет, прино­ровив к особенностям своего языка, а что от­вергнет, упорно сохраняя свое первородство. В этой контаминации — сакральность нашей азбуки, которая доносит до нас знаки письма древнейших славян, преодолевших для встречи с нами не столетия, а тысячелетия! Со страниц нашей азбуки на нас в упор, не мигая, смотрит сама история наших древних пред­ков.

Всего этого не было бы, если бы не эта удиви­тельная «книжная» встреча, которая про­изошла в Херсонесе 1150 лет назад. Напомним, что «Житие Константина» созда­валось соратниками и учениками Философа. Оно последовательно отражает точку зрения Кирилла на историю создания азбуки. И тот факт, что «Житие» так подробно рассказывает о встрече первоучителя с «русскими письме­нами», подтверждает исключительную важ­ность этого эпизода для осуществления главного дела всей жизни братьев. Важно от­метить, что Кирилл с присущим ему смире­нием не приписывает себе абсолютного авторства. Он честно рассказывает, что полу­чил подсказку. И получил ее не в Солуни и не в Константинополе, а в Крыму в Херсонесе. Славянские языки братья, конечно же, знали и ранее. Об этом свидетельствует, например, «Житие Мефодия». Византийский император Михаил III, отправляя первоучителей в Мора­вию, говорит: «Вы ведь солуняне, а солуняне все чисто говорят по-славянски». Говорят-то чисто, но никто из них не умел по-славянски писать. В греческих Фессалониках, родном городе первоучителей, название кото­рого многочисленные жители из числа славян преобразовали в более привычное для себя Солунь, те же самые славяне в книжных по­требностях, конечно, пользовались греческим письмом.

Образованная Византия не встречалась до 861 года с письмом «русов». Цесарь Михаил III на вопрос Философа, есть ли у моравских славян «буквы для их языка», отвечает: «Дед мой и отец мой, и иные многие искали их и не об­рели, как же я могу их обрести?». Братья «обрели» их в Херсонесе. И они «бы­стро», как сказано в «Житии Мефодия», соз­дают в Константинополе «письмена» — универсальную славянскую азбуку, идея кото­рой была подсказана им «книжной» встречей в Крыму. Они справедливо решили, что надо не каждому отдельному славянскому наречию создавать азбуку, а дать единую письменность всем славянским народам, преодолевая в из­вестном смысле, их региональную разобщен­ность и их многочисленные и неудачные в прошлом попытки решать вопрос церковной письменности каждый по-своему (например, записывать славянскую речь «римскими и гре­ческими письменами», использовать буквы других алфавитов).

То, что совершили первоучители славянства, в полном смысле слова является подвигом. Они, добиваясь права славян на письмен­ность, испытывали гигантское сопротивление современного им мира, который пытался утверждать, что знакомиться с божественными текстами можно только на трех священных языках — еврейском, греческом и латыни. Братья доказывали право каждого народа, в том числе и славян, на своем языке пропове­довать Божье слово. В «Житии Константина» герой отвечает своим хулителям, устроившим над ним в Венеции судилище: «Не идет ли дождь от Бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воз­дух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка признавать, а прочим всем народам и племе­нам велите быть слепыми и глухими?» Как известно, после кончины братьев с их уче­никами расправились очень жестоко. Некото­рые из их числа были заключены в тюрьму и подвергнуты пыткам, а потом высланы из Мо­равии. Другие были проданы в рабство и до­ставлены на невольничий рынок в Венецию. Посол Византии выкупил их там и отправил в Константинополь, где судьбой изгнанников занялся лично император Василий I. Позднее ученики первоучителей были направлены для проповеди христианства на славянском языке в Болгарию и в сербские земли. И они, не ко­леблясь, снова приступили к исполнению своего долга, забыв о тюрьмах и неволь­ничьих рынках!

Благодаря братьям славянский язык стал чет­вертым языком, на котором стали вести службы в христианских храмах и писать цер­ковные книги. Я хочу обратить внимание, что деятельность Кирилла и Мефодия по созда­нию славянской письменности была начисто лишена всякого национального эгоизма. Их родному греческому языку доктрина «трехъя-зычия» ничем не угрожала. Тем величествен­нее совершенный ими подвиг — подвиг бескорыстного служения, подвиг братской любви к ближнему, подвиг деятельной за­щиты мира многоликого, а не уныло одно­образного.

Кирилл и Мефодий объединили своей азбу­кой разобщенный славянский этнос на века. Он получил духовную скрепу, которая позво­лила ему остаться самим собой при всех исто­рических катаклизмах, политических трансформациях и идеологических распрях. Вторичными оказались различия в обычаях и нравах, фенотипах и темпераментах, в говорах и диалектах. Азбука объединила всех! Великий и странный город Севастополь! Он бережно хранит память о своей военной славе нового времени и до недавнего прошлого был совершенно равнодушен к своей древней ис­тории. Как это ни странно звучит, но в Хер-сонесе-Севастополе никогда не было ни улицы, ни площади, носящих имя Кирилла и Мефодия, не было памятника, увековечиваю­щего подвиг этих великих людей. В 2008 году по инициативе тогдашнего губернатора Сева­стополя Сергея Куницына был проведен кон­курс среди скульпторов Украины и России, который выиграли харьковские специалисты во главе с замечательным мастером Алексан­дром Демченко. Проект памятника прошел все необходимые согласования и 14 июня — в день 225-летия города Севастополя и 2600-летия Херсонеса Таврического — был торже­ственно открыт.

Кстати, это уже пятый памятник первоучите­лям в Украине: один стоит в Киево-Печерской Лавре, второй — на Михайловский площади Киева, третий — в Одессе возле корпуса гума­нитарных факультетов университета, четвер­тый — в Мукачево. Севастопольский памятник — самый большой из всех установленных в Украине: величина отлитых в бронзе фигур Кирилла и Мефодия составляет около трех метров.

Можно также гордиться тем, что с 2008 года в Севастополе проходят Международные Ки-рилло-Мефодиевские чтения, которые в этом году отметили свой первый юбилей — пяти­летие — и собрали около 200 ученых из самых разных регионов и стран, среди них историки и филологи, философы и богословы, писа­