Файл: Международная конференция Россия Украина Белоруссия пути интеграции.doc

предложить не могла. Теперь может: практи­ческое измерение интеграционной идеи пост­советского пространства проявилось в недавних высказываниях Владимира Путина о Евразийском союзе. Дело теперь за полно­кровной и философски осмысленной циви-лизационной концепцией единения постсоветских республик в геополитический механизм с согласованными функциями. Этот вопрос ещё требует концептуальной огранки с опорой на ряд критических позиций. Концепция государства-нации незаслуженно воспринимается как общепризнанная цен­ность.

В интеллектуальный дискурс на постсовет­ском пространстве необходимо ввести крити­ческие замечания в адрес концепции национальных государств, сосредоточившись на их главнейших недостатках:

• этнической политике «плавильного котла», разрушающей этнокультурное многообразие населения;

• мифе о гарантированном суверенитете госу­дарства-нации в эпоху существования совре­менных империй (ЕС и США);

Все соседи России, в т.ч. Украина — нацио­нальные государства. Русское культурное про­странство не совпадает с границами России как национального государства. Россия окру­жена государствами-нациями, но сама таковой не является. Элиты государств-наций, стремясь сохранить личный суверенитет, подвергают интеграционные моменты резкой обструкции, противопоставляя идее интеграции идею на­циональных государств. Стремления Киева сконструировать в географических рамках Украины украинскую нацию как политиче­ский концепт соответствует динамике разви­тия государства-нации.

Государства-нации — «горючее» для глобали-зационных процессов, в т.ч. регионального масштаба. Глобализация продвигается за счёт поглощения национальных государств, как политико-административных единиц, делая понятие национального суверенитета оксю­мороном. Глобализация — благо не для всех.

На академическом уровне это осознают и в странах Запада. К сожалению, труды критиков глобализационных процессов из числа запад­ных интеллектуалов у нас крайне мало­известны. Они попросту отсутствуют на интеллектуальном горизонте (Дани Родрик, Пол Херст, Грэхэм Томпсон, Херман Дэлай, Аллен де Бенуа и др.). Глобализация имеет географическое измерение, наполненное за­падным политическим смыслом. Необходимо выдвигать эластичные контр-смыслы и контр­идеи.

На Украине практически отсутствует пропа­ганда идеи здоровой интеграции. Работы, ко­торая ведётся в этом направлении пророссийскими организациями, недоста­точно, пророссийские сетевые и печатные из­дания борются с финансовыми проблемами. Ментальный ландшафт формируют другие смыслы, идеи российско-украинского едине­ния среди которых нет. Когнитивное полити­ческое поле Украины условно можно разделить на несколько частей, соответствую­щих географическим регионам республики: юго-восток (где эта идея пользуется макси­мальной поддержкой населения); центр (где присутствует идеологическая чересполосица); запад (где эта идея встречает агрессивный отпор);

Нет прочного ассоциативного «якоря», соот­носящегося с идеологией тесного, а не по­верхностного украино-российского сотрудничества, отсутствует цельное, «сши­вающее» видение населением Украины пер­спектив российско-украинской интеграции. В рамках Украины эти перспективы трактуются разными культурными парадигмами совер­шенно по-разному.

Выполнять роль «сшивающего» политико-
географическое пространство Украины фак-
тора может введение в
историко-политический дискурс элементов
интеллектуального наследия карпато-русского
движения, пользовавшегося значительной по-
пулярность на Западной Украине в 18-19 вв.
Этот существенный идеологический ресурс

остаётся незамеченным, хотя его актуальность не вызывает сомнений, а наиболее яркие пред­ставители этого течения трудились вплоть до середины 20-го в.

В современной Украине на историко-духов-ное наследие галицких русофилов наложен негласный запрет.

Карпато-русское движение представляет
собой локальное ответвление славянофиль-
ского течения с охватом всей Западной
Украины (Галиции, Буковины, Закарпатья), а
число его выдающихся последователей со-
ставляет несколько десятков. Почти каждый из
них оставил труды по языкознанию, истории,
фольклористике, богословию, национальной
философии. Программа школьного и вузов-
ского гуманитарного образования построена
на концепции украинства, которая имеет ре-
гиональную специфику и не способствует за-
рождению ярких ментальных
интеграционных символов. Прямая темпо-
ральности украинского конструкта уходит в
бесконечность (т.к. теоретически может про-
должаться бесконечно долго), в то время как
прямая темпоральности сохранения русского
самосознания населения Украины имеет чет-
кие пределы и, несмотря на «островки сопро-
тивления», с годами все меньшее число
граждан Украины будет помнить о своих ис-
торических корнях.

Созрела необходимость в обеспечении укра­инскому студенчеству доступа к историческим фактам о деятельности карпато-русских буди-телей, в создании научно-просветительских проектов, популяризирующих интеллектуаль­ное наследие галицко-русского движения, проведении симпозиумов, «круглых столов» и ознакомительных конференций, рассчитан­ных на самый широкий круг лиц. Не будет лишним запуск информационных порталов, посвящённых истории карпато-русского тече­ния и его отдельных, наиболее ярких предста­вителей. Некоторые информресурсы должны быть украиноязычными, рассчитанными на за­падно-украинскую аудиторию. К тому же про­цент русского населения в регионе не так уж мал, как принято думать (только в одной
Львовской обл. проживает 92 000 русских). За-
карпатские русины — наиболее выпуклый при-
мер современной пульсирующей
карпато-русской жизни.

Отдельной строкой хотелось бы коснуться Крыма, где происходят два разнонаправлен­ных процесса — радение за Россию и обособ­ленность крымско-татарского этнического элемента, а также наблюдается повышение градуса межэтнической конфликтности. К тому же Крым — ментально-стратегический контрбаланс, уравновешивающий украинское политическое поле, на противоположном конце которого находится Западная Украина с ее национал-партикуляристской идеологией. Ось Львов — Севастополь представляет внут-риукраинский механизм балансирования между двумя разнонаправленными векторами внешнеполитических предпочтений офици­ального Киева.

Крымско-татарский меджлис оперирует как параллельный региональный орган власти, дублируя функции центральных властей и имея собственные внешнеполитические ка­налы связи со своими зарубежными партнё­рами, могущими непосредственно влиять на позицию Киева. Силовыми центрами полити­ческого притяжения традиционно считается Анкара, Вашингтон и, с некоторых пор, Брюссель. Однако в последнее время эта трех­членная конструкция претерпела изменения. Турция не рассматривает сегодня Крым как поле приложения антироссийского вектора турецкой политики. Анкара предпочитает укреплять свои позиции на полуострове взве­шенными культурно-дипломатическими мето­дами, без политизации и радикализма. Между тем ряд экспертов утверждают, что меджлис контролирует не более 40% татар­ского населения. Остальные находятся в «идеологическом поиске», что создаёт угрозу экстремистского «брожения» в крымско-татар­ской среде. Уже отмечен рост заинтересован­ности крымско-татарской молодёжи в исламистской риторике: тон информацион­

ных ресурсов исламской направленности ста­новится более агрессивным, предметом обсуж­дений становятся фигуры северокавказского бандподполья, а политический ислам при­обретает все большее число приверженцев. Одновременно с этим активизировались меж­региональные связи между северокавказскими субъектами РФ и АРК.

Из радикальных исламских движений, в раз­ное время замеченных в Крыму, можно на­звать три: «Хизб-ут-Тахрир», «Джаамат Таблиг», «Ат-Такфир валь Хиджра». Последо­ватели «Джамаат Таблиг» не были замечены в откровенно террористических или экстре­мистских действиях, хотя есть мнение, что эта организация занимается пропагандой ради­кального ислама, но делает это исключи­тельно в проверенном информационном поле, не переходя к акциям прямого действия. Против членов «Ат-Такфир валь Хиджра» в 2009 г. возбуждалось уголовное дело по статье 255 Уголовного кодекса Украины (создание преступной организации). Но наиболее мощ­ным информационным потенциалом обла­дает на сегодня «Хизб-ут-Тахрир», конкурирующая с меджлисом за сердца крым­ских татар. В ряде стран СНГ, в т.ч. в РФ, дея­тельность «Хизб-ут-Тахрир» запрещена законом. На Украине «Хизб-ут-Тахрир» дей­ствует вполне легально, и это во много раз увеличивает результативность её агитацион­ной деятельности, к тому же эта организация располагает собственными информацион­ными ресурсами.

Есть тактические расхождения и внутри са­мого меджлиса. Молодые лидеры, готовые прийти на смену многолетнему председателю М. Джемилёву, могут оказаться более ради­кальными, учитывая широкие возможности сообщения крымско-татарских активистов с зарубежными исламскими центрами. О том, что угроза экстремизма всё-таки не столь туманна, свидетельствует намерение Ду­ховного управления мусульман Крыма (ДУМК) реализовать Программу противодей­ствия влиянию религиозных сект на мусуль­ман и жителей АРК. Как говорится в заявле­нии ДУМК, программа создается с целью «эф­фективного отпора наплыву религиозных спекулянтов различных толков, а также систе­матизации полученных сведений о деструк­тивном влиянии и деятельности религиозных сект в Крыму».

Представитель другой исламской структуры — Духовного управления мусульман Украины (ДУМУ) муфтий Шейх Ахмед Тамим ещё в 2007 г. призывал положить конец экстремист­ским сектам, которые расширяют своё инфор­мационное присутствие. Согласно заявлению ДУМК, на полуострове учреждены десятки ре­лигиозных общин, за которыми стоят экстре­мистские организации «Ат-Такфир валь-Хиджра» или «Хизб-ут-Тахрир» («Адет», «Давет», «Азамат», «Иман» в Симферополе, «Минарет» в Евпатории, «Эски-Юрт» в Бахчи­сарае, печатные издания «Возрождение», «Ми­нарет», «Мирас», информационные порталы «Вилаят Крым», «Возрождение»). ДУМК пользуется авторитетом среди крым­ских мусульман. В то же время ДУМУ пока только пытается потеснить ДУМК в АРК. Ле­гальное существование двух независимых ис­ламских центров (ДУМК и ДУМУ) не способствует нормализации внутриконфес-сиональных отношений мусульманской уммы. Крымские татары составляют 260-270 тысяч жителей полуострова. Славянское население (с учетом Севастополя) - около 2,2 млн. Гово­рить о тревожной радикализации Крыма пока не приходится. Радикальным настроениям подвержены не более 10% крымско-татар­ского населения. Но крымско-татарское обще­ство — психологически интровертно и достаточно закрыто, и контролировать эти 10% затруднительно. Инициатива ДУМК по реализации Программы противодействия влиянию религиозных сект на мусульман и жителей полуострова кажется весьма своевре­менной. Многое будет зависеть от украинских властей, которые пока больше опасаются роста пророссийских настроений, закрывая глаза на активизацию радикального крыла

крымско-татарского движения, пока ещё не­многочисленного.

Трахимёнок С.А.: Слово следующему до­кладчику — Гронскому Александру Дмитрие­вичу, к.и.н., доценту кафедры гуманитарных дисциплин Белорусского ГУ информатики и радиоэлектроники. Доклад называется «На­ционализация истории как препятствие интег­рационным процессам».

Гронский Александр Дмитриевич

кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитар­ных дисциплин Белорусского государственного универси­тета информатики и радио­электроники (г. Минск):

После появления на осколках Советского Союза ряда независимых государств началась активная работа местных идеологов по созда­нию исторического обоснования получен­ного суверенитета. Однако первые проявления использования исторических со­бытий в качестве оправдания «национального возрождения» началось ещё в позднем Совет­ском Союзе. Не обошли эти процессы сторо­ной и Белоруссию.

С середины 80-х гг. ХХ в. в белорусском об­ществе начались социокультурные трансфор­мации,      связанные      с      изменением курса советского правительства. В союзных респуб­ликах, в том числе и БССР, усилилась критика и отрицание старых догм, базировавшихся на советской интернациональной идеологии. В то же время на освободившееся место начали претендовать новые догмы. Если в соседних республиках новые лозунги оказались более-менее востребованными, то в Белорусской ССР руководство отнеслось к ним достаточно настороженно. Наиболее сильной группиров­кой, аккумулировавшей новые требования, стал Белорусский народный фронт, являв­шийся символом оппозиции советской си­стеме. Его сторонники, борясь с советской идеологией, предложили собственный набор идей, которые, по их мнению, должны были быть более органичными для белорусов. По­скольку идеи нужно было создавать сразу, то далеко не всегда из них оказались качествен­ными.

Новые идеи не имели укорененности в обще­ственном сознании, поэтому их адепты должны были каким-то образом легитимиро­вать и даже сакрализировать новый набор ценностей в ментальности населения. Кри­тика советских взглядов разрушила старое идеологическое основание существования нации, а новое так и не было разработано. По­пытки быстрого решения этой проблемы при­вели к появлению различных эрзацев, часть из которых была сконструирована в постпере­строечный период, а часть реанимирована из белорусского прошлого, точнее — из начала

ХХ в.

Для легитимации новых условий, особенно после получения независимости, встал вопрос создания (или восстановления) «своего» исто­рического прошлого. Простейшим способом это сделать оказалось создать матрицу исто­рического прошлого, которая могла бы накла­дываться на любой период жизни нации, этноса, государства и т.д. и тем самым подчер­кивать «правильные» ситуации и затемнять си­туации не очень удобные с точки зрения создателей матрицы. В целом, создавался свое­образный интеллектуальный протез, который

поддерживает и цементирует общество в пе­риоды кризисов.

Новая власть поддерживала новые условия. Любой режим, приходя к власти, создает свою «национальную историю», наиболее «точно», но вместе с тем и наиболее субъективно осве­щающую период развития государства или жизни народа. Естественно, что «своя» исто­рия логически приводит к выводу, что именно данный режим является «настоящим», леги­тимным не только с точки зрения большин­ства, т.е. современности, но и по логике всего предыдущего развития. Таким образом, режим освящается всем предыдущим существова­нием государства или нации. Однако в период общего структурного кри­зиса новые элиты не могли справиться с си­туацией общего ухудшения. Для оправдания собственной значимости пришлось искать объяснение ухудшающейся обстановки. Самым простым способом сплотить нацию оказался поиск внешнего врага, виновного во всех бедах. На роль врага в конце ХХ в. не могли подойти прежние потенциальные про­тивники, т.к. они в тот момент являлись образ­цами такого положения, к которому необходимо было стремиться. Именно по­этому на роль врага стал претендовать быв­ший имперский центр — Москва, а точнее Россия. Представление России в образе врага дало возможность сплотить нацию элитам не­которых бывших союзных республик. Однако в мировоззрении белорусского населения Россия до последнего времени не представля­лась врагом, как бы эту точку зрения не навя­зывали радикалы. Образ врага происходит от комплекса неполноценности, носитель кото­рого стремиться к самооправданию и ищет раздражитель, т.е. виновника приобретения комплекса неполноценности, на стороне. Комплекс неполноценности, комплекс жертвы и последующий поиск врага в близких соседях — это удел проигравших. Например, на Украине радикалы сумели подвести некую логическую базу под представление России в качестве образа врага. Украинские политики вычленили несколько волн голода, прошед-
шего по югу довоенного СССР, и объявили
голод попыткой геноцида, инспирированного
из Кремля. Физические жертвы голода яви-
лись подтверждением геноцида. Армяне же
ненависти к России не питают, они оказались
победителями в Карабахском конфликте, и у
них не сформировался комплекс жертвы, по-
этому они не искали врага. Белорусы в СССР
не подвергались физическому уничтожению
по этническому признаку. Пропаганда утвер-
ждала, что репрессии проводились по отно-
шению к враждебным социальным слоям, а не
конкретно белорусам, «голодомор» прошел
мимо белорусского населения, поэтому для
сплочения нации нужно было или выискивать
мелкие факты, раздувая их до всебелорусских
масштабов, или по-другому интерпретировать
события, выставляя их в свете этноцида. Пер-
вая попытка увидеть русско-белорусский кон-
фликт в седой старине была изобретена в
начале ХХ в. В.Ю. Ластовским, который рас-
сматривал борьбу древнерусских князей как
национальный конфликт. В начале ХХ1 в. И.
Сурвилло также утверждала, что полочане уже
в Х в. боролись за свою независимость как
сформированный белорусский этнос.
Однако большинство населения не восприни-
мало ни Полоцкое княжество, ни Великое кня-
жество Литовское как свою
непосредственную историю. Белорусские ин-
теллектуалы конца ХХ — начала XXI в., зазы-
вая население в «свою» историю в виде
Полоцка и ВКЛ, сначала не смогли вмонти-
ровать новую историческую память в созна-
ние современников. Неудача с
конструированием прошлого показала бело-
русским интеллектуалам их неспособность
«говорить» с народом, вести пропаганду своих
идей на доступном каждому языке. Сначала
интеллектуалы не восприняли эту неудачу как
свою ошибку, они обвинили народ в том, что
у того отсутствует национальное самосозна-
ние. Таким образом, романтические представ-
ления белорусской интеллигенции об
идеальном белорусском народе, который она