Файл: Международная конференция Россия Украина Белоруссия пути интеграции.doc

поведет в светлое белорусское будущее, потер­пела крах. Для налаживания диалога нужна была кропотливая работа с населением и сни­жение планки требований к обывателю. Обы­ватель попросту отвернулся от интеллектуалов, которые после неудачной по­пытки объявить себя лидерами нации, обви­нили народ в отсутствии национального самосознания. Белорусские лидеры не поста­рались понять ментальную ситуацию боль­шинства населения, а стали искать, т.е. конструировать «идеальный» белорусский народ, пытаясь найти его в компиляции из «разнообразных остатков былого радужной Белоруссии», как пишет белорусский фило­соф В. Акудович. Т.е. возникла ситуация на­чала ХХ в., когда белорусская интеллигенция, выступая за светлое будущее белорусских крестьян, осталась незамечена ими и оказалась совершенно не конкурентноспособна по от­ношению к своим оппонентам. В результате часть интеллектуальной элиты закрылась в собственном мифологическом мире, создан­ном белорусским возрождением, и, по мет­кому замечанию В. Акудовича, стала «вечными детьми». Несмотря на то, что неко­торые белорусские интеллектуалы считают, что без них белорусский народ, «как бараны рассеянные», но, тем не менее, никто из них не смог стать вождем умов белорусского обы­вателя.

Тем не менее, представления среднестатисти­ческого белоруса о своём прошлом сегодня уже не те, которые были еще десять лет назад и уж совсем не те, которые бытовали двадцать лет назад. Люди в массе стали воспринимать как истину ту концепцию истории, которая ранее воспринималась как нечто искусствен­ное. По-моему, это произошло по причине того, что постоянный информационный фон о том, какая концепция истории верна, сначала раздражал, а потом к нему все при­выкли и стали воспринимать как должное. Многократное повторение одного и того же в конце концов приводит к укоренению этих повторений в сознании как неких априорных истин, которые не комментируются, по­скольку воспринимаются чуть ли не сак­рально. Кроме того, для придания значимости укореняющимся догмам белорусские исто­рики и публицисты, занимающиеся истори­ческой эссеистикой, стали использовать ряд методик, которые помогают закреплять в со­знании большинства нужный ход мыслей и нужные представления об историческом про­цессе. В своем докладе я постараюсь дать им названия и проанализировать эти способы. Белорусоморфизм — наделение норматив­ными белорусскими чертами лиц, не связан­ных напрямую с участием в белорусском национальном проекте. Вследствие чего дан­ные лица воспринимаются как белорусы или действующие с точки зрения пользы для бе­лорусов.

Тот же белорусоморфизм характерен и для определения государственных образований (например, «Великое Княжество Литовское — это средневековое Белорусское государство»), и для определения политических событий (например, «белорусы силой успокоили бунт в Жмуди и Аукшайтии»). Таким образом, кон­струируется некая белорусская реальность, ко­торая со страниц учебников и научной литературы попадает к конечному потреби­телю внешне научного, но идеологического по сути продукта, создавая представление о белорусской субъектности в истории. Можно сказать, что помимо белорусомор-физма существует украиноморфизм и другие попытки прочих молодых и не очень моло­дых наций наделить прошлые эпохи норма­тивными чертами своих современных общностей.

Приведу несколько примеров белорусомор-физма. Так, А. Котлярчук, пытаясь придать Белоруссии статус субъекта политических от­ношений уже в XVIII в., везде, где приводит цитаты того времени, в которых упоминается Русь — старинный регион Великого Княжества Литовского, после слова «Русь» в скобках пишет «Белоруссия». Профессор А.Ф. Смо-ленчук при упоминании одного из регионов

Российской империи — Северо-Западного края, постоянно перед официальным назва­нием ставит словосочетание «так называе­мый», предпочитая называть его Белорусско-Литовский край. Он соглашается, что этот термин является модернизацией ис­тории, но заявляет, что официальное назва­ние несет в себе идеологическое наполнение, а так же «отказывает Белоруссии в праве на са­мостоятельный исторический путь и не при­знает белорусов субъектом собственной истории». Таким образом, создавать субъект-ность можно просто переименовывая офици­альные названия в такие, по которым эта субъектность будет прослеживаться. По сути, тут мы сталкиваемся не только с изобретением субъектности, но и с её навязыванием. Россий­ская имперская администрация меньше всего хотела ущемить права белорусов на самостоя­тельное существование, хотя бы только по тому, что когда вводилось название Северо­Западный край, общность под названием бе­лорусский народ не была актуальна в принципе. Нельзя было угнетать тех, кого не считаешь реальностью, но белорусские исто­рики любое действие российской админист­рации пытаются расшифровать с точки зрения борьбы «варварской империи» с «евро-пейскоориентированными» белорусами. Кроме того, в любом учебнике политологии, выпущенном в Белоруссии, можно встретить анализ текстов древнерусских религиозных деятелей Кирилла Туровского и Ефросиньи Полоцкой именно как белорусских политиче­ских мыслителей. Ефросинья Полоцкая уже успела быть назначенной первым белорус­ским востоковедом, поскольку она в конце своей жизни посетила Святую Землю. Если именно по этому принципу определять людей как востоковедов, тогда в них (в востоковеды) нужно записать всех, кто путешествует в со­временную Турцию или Израиль. Ведь люди ходят там на экскурсии, фотографируют, а по приезде домой, естественно рассказывают своим знакомым и показывают фотографии своих путешествий.

Интересен также факт того, что первыми бе­лорусскими туристами были, оказывается, по­лоцкие дружинники периода ранней Киевской Руси. Они ходили в походы на Кон­стантинополь, что дает право записывать их в первые белорусские путешественники. Об этом можно прочесть в параграфе «Возникно­вение туристского движения в Беларуси» из учебника по истории туризма. Там так и на­писано: «отряды кривичей в составе дружин киевских князей ходили на Царьград». Теперь становится понятным, почему наши соотече­ственники ведут себя на турецких курортах по­добным образом, ведь туристические маршруты в тот регион прокладывали дру­жинники. А современные туристы, получа­ется, на генном уровне чувствуют зов предков. Также показателен пример выездной лекции для молодёжи одного из белорусских учёных по средневековой белорусской истории. В частности, исследователь утверждал, что все европейские средневековые монархи были бе­лорусами. Логика объяснений была следую­щей. Рогнеда, дочь полоцкого князя Рогволода, была белорусской. Все подозрения о том, что Рогволод был варягом, лектором просто отметались по принципу того, что это русификаторские выдумки тех, кто хочет ли­шить гордых белорусов их подлинной исто­рии. Так вот, Рогнеду (под именем Гориславы) насильно взял в жены князь Владимир, кото­рый позже стал великим князем киевским. По­скольку, как утверждал лектор, у древних белорусов родство велось по материнской линии, то дети Владимира и Рогнеды были бе­лорусами. В том числе и Ярослав Мудрый. Итак, белорус Ярослав Мудрый стал великим князем киевским. Он выдал своих дочерей замуж за европейских монархов. Одну за вен­герского короля, другую — за шведского, а тре­тью — за французского. Таким образом, женами европейских королей стали бело­руски, а их дети — будущие монархи — тоже яв­лялись белорусами, т.к. они были рождены от белорусских матерей. Лектора даже не сму­тило то, что Ярослав Мудрый был «белору-

сом» по женской линии, но его жена была
шведской принцессой. Следовательно, их
дети, по логике белорусского учёного, должны
были быть шведами. Но почему-то они стали
белорусами. После лекции я спросил у него
об этом, но он так и не смог логически объ-
яснить, почему так произошло.
Белорусоморфизм появился не сегодня. Его
зачатки следует искать еще в конце XIX в.,
когда первые белорусские националисты объ-
являли белорусами всех исторических персо-
нажей, которые могли сыграть на пользу
становлению национализма.
Для доказательств того, что белорусы явля-
лись субъектом этнических и прочих отноше-
ний в далеком прошлом, современные
представления о них переносятся на прошед-
шие эпохи. В результате возникает эффект
квазисамоидентификации.
Квазисамоидентификация — наделение своих
предков чертами и самосознанием нынешней
общности. Причем предки, жившие до по-
явления данной общности, определяли себя
по абсолютно другим критериям. В белорус-
ском варианте этот механизм выглядит сле-
дующим образом: современные
исследователи-белорусы, говоря о населении
Полоцкой земли, Великого Княжества Литов-
ского или Северо-Западного края Российской
империи, утверждают, что это население было
белорусами. Логика проста: мы белорусы, по-
этому наши предки тоже белорусы. Когда бе-
лорусы определяют сами себя, это и есть
самоидентификация, но поскольку «бело-
русы» прошлого имели совершенно другие
представления о самоидентичности, то при-
ходится признать, что современные определе-
ния их как белорусов имеют достаточно
большую долю условности, т.е. предки и по-
томки отнюдь не одно и то же. Именно из-за
большой доли условности можно сказать, что
современное определение попросту конструи-
рует представления о самоидентификации на-
селения, жившего на конкретной территории
некоторое время назад, т.е. происходит квази-
самоидентификация. Таким образом, само-
идентификация — это аутентичное представ­ление о себе, а квазисамоидентификация — это допущение того, что наше представление о чьих-то аутентичных представлениях может совпадать с этими аутентичными представле­ниями, т.е. мы определяем другого за него, иногда, если нам это выгодно, даже не инте­ресуясь, как же он себя сам определяет. Квазисамоидентификация очень хорошо под­ходит для конструирования образа вечного врага. Если, с точки зрения квазисамоиденти-фикации, предки белорусов имели такую же ментальность, как и современные белорусы, жили в окружении тех же соседей, что и сей­час и имели с соседями примерно такие же от­ношения, что и сегодня, получается, что нынешние враги белорусов становятся вра­гами и в прошлом. Это очень хорошо можно было проследить в период российско-бело­русских «газовых войн». Отказ России предо­ставить белорусской стороне дешёвые энергоносители вызвали шквал антироссий­ской риторики, в которой иногда утвержда­лось, что это вечная проблема в белорусско-российских отношениях, а Россия перманентно является империей, стремящейся колонизировать гордую и независимую Бело­руссию.

Квазисамоидентификация резко примитиви-зирует понимание исторических процессов, перенося современные ментальности и смыслы в прошлые времена, иногда даже в те эпохи, когда существовал единый русский народ.

Крипторевизионизм — это скрытый, неявный пересмотр исторических событий, при кото­ром у стороннего наблюдателя складывается впечатление, что пересмотра не происходит. На самом же деле заинтересованные лица сме­щают акценты таким образом, что большин­ство продолжает рассматривать данное смещение как продолжение традиции, а не как отход от нее.

Смещение акцентов для крипторевизиони-стов не опасно потому, что его сторонники не стремятся пересмотреть историю как таковую,

они желают придать «своему» народу боль­ший вес в исторических событиях. Особенно ярко крипторевизионизм проникает в те ис­торические события, гордость за которые раз­деляют народы, проживающие сразу в нескольких государствах. Для стран, располо­женных на территории бывшего СССР, таким событием стала Великая Отечественная война. Упоминая о совместной борьбе с нацизмом, некоторые белорусские эксперты постепенно начинают утверждать, что история войны представлена не очень объективно, что зату­шевывается роль белорусского народа в По­беде. В настоящее время в Белоруссии на всех уровнях развита система крипторевизионист-ских взглядов. Крипторевизионизм посте­пенно проникает всюду, подчеркивая основную роль белорусов в победе над Гер­манией и умалчивая обо всех остальных. Крипторевизионизм уже как минимум не­сколько лет присутствует в телевизионных трансляциях. Так, Монумент Победы в Мин­ске был назван символом мужества только бе­лорусского народа. Интересным является репортаж белорусского журналиста, который в июне 2011 г. рассказывал о защитниках Брестской крепости. «Тогда стояли насмерть. Чтобы сейчас стоять под свой гимн — символ Независимости», — сказал белорусский журна­лист, как будто в Брестской крепости сража­лись и умирали только представители белорусского народа. Вообще, в крепости ос­новная масса солдат была родом из Централь­ной России, Кавказа и Средней Азии, т.е. Брестская крепость — это символ мужества со­ветского народа, как бы сейчас не критиковали само это понятие. Если это понятие по каким-то причинам не подходит для проговаривания в эфире, то логично было бы вспомнить про подвиг представителей России, Армении, Азербайджана, Казахстана, Киргизии и других советских республик, существующих сейчас как независимые государства. Но тогда было бы нелогичным говорить, что русские, армяне, казахи и другие умирали тогда, чтобы сейчас белорусы стояли под символ своей независи­мости. Ведь в 1941 г. советские солдаты защи­щали единую страну, а не отдельные суверен­ные государства. Кстати, за отдельные суверенные государства, в том числе и Бело­руссию, ратовали коллаборанты, т.е. те, кто сотрудничал с оккупантами. Интересен крипторевизионизм в устах про­фессиональных белорусских историков. Они, похоже, не задумываясь, делают утверждения, которые искажают объективную реальность и представления слушателей. Лично мне при­шлось слышать на одной из недавних конфе­ренций объяснение фразы Гитлера о том, что немцы при вторжении в Советский Союз от­крыли дверь, не зная, кто за ней. Белорусский историк однозначно заявил, что «за дверью был советский белорусский народ». А других народов будто бы и не было. Далее крипторе-визионизм в докладе проявился утверждением того, что «целями нацистов являлись расщеп­ление и оккупация белорусских земель». Т.е. профессиональный историк спокойно за­являл о том, что войну с СССР Гитлер начал только потому, что ему хотелось уничтожить белорусов. Больше никаких мотивов в дея­тельности Гитлера исследователь не нашел. Из текстов научных работ и учебников такие утверждения постепенно перетекают в головы обычных граждан.

Так, школьные сочинения о Великой Отече­ственной войне, написанные белорусскими школьниками, лишь подтверждают общую направленность мыслей. В эссе, посвящённым событиям последней войны, которые писали школьники и учащиеся профтехучилищ пару лет назад, сквозит убеждение того, что Гитлер напал на Советский Союз по причине того, что хотел поставить на колени именно бело­русский народ. Школьники утверждают, что белорусскими партизанами руководило «наше командование», а Красной армией — «совет­ское командование». По эссе видно, что бело­русское командование было независимо от советского. Белорусы, по мнению авторов эссе, не только выстояли против Гитлера, но и освободили половину Европы. Именно бе-

лорусы, а не кто-нибудь. Крипторевизионизм распространяется и на белорусов, живущих и работающих за рубежом. Так, один из россий­ских белорусов в интервью белорусскому те­левидению заявил, что белорусы довели Гитлера до самоубийства. Даже ветераны войны иногда подвергаются влиянию крипто-ревизионизма. Так, один пожилой полковник — участник Великой Отечественной войны сказал, что самым главным достижением По­беды стал суверенитет Белоруссии. Для совре­менного белоруса, возможно, суверенитет Белоруссии — это именно самое главное, но ведь во время войны советские солдаты сража­лись за независимость СССР, за возвращение оккупированных земель, в том числе и Бело­руссии, в состав Советского Союза. О сувере­нитете в то время тоже говорили, только жаждавшие суверенитета были по другую линию фронта.

Крипторевизионизм является на сегодняшний день одним из самых эффективных инстру­ментов конструирования представлений о значимости своего народа в истории, по­скольку он не отвергает старые убеждения, а только лишь корректирует их в пользу своего народа. Опасность крипторевизионизма за­ключается именно в его кажущейся безобид­ности.

В идеологическом конструировании исполь­зуются примеры из прошлой героики, кото­рые иллюстрируют борьбу прошлых поколений за независимость своей страны. Однако не все войны, которые проходили на территории, занимаемой в данный момент определённым локальным государством, можно рассматривать как потенциальные при­меры героизма своего народа для защиты своего государства. Некоторые войны и от­дельные сражения отлично укладываются в нынешний политико-идеологический дис­курс современных государств, в других очень сложно найти хотя бы отдельные элементы, способные героизировать прошлое для под­тверждения нынешнего суверенитета. Отсюда вытекает концепция «своей/не своей войны».

Постараемся дать определения понятиям «своя» и «не своя» война.

«Своя война» — любые война, восстание или отдельное сражение, которые можно про­интерпретировать как войну своего народа с собственными врагами. Целью придания со­бытию черт «своей войны» является эксплуа­тация данного факта для потребностей национального/националистического дис­курса.

«Не своя война» — любые война, восстание или отдельное сражение, не имеющие потен­циала для поддержания национального/на­ционалистического дискурса. Если говорит более просто, то «своей» войной можно гордиться как национальной, а по от­ношению к «не своей» такой гордости не воз­никает.

Понятие «своей» войны актуально не только по отношению к событиям, происходящим на территории, признаваемой своей, но и за её пределами. В таком случае пропаганда пока­зывает героическую роль «своих» солдат или повстанцев в событиях, происходящих за пре­делами «своей» территории. «Не своя» война актуальна только для тех событий, которые протекают на «своей» территории. Поскольку, если война за пределами «своей» территории не может похвастать наличием на ней «своих» героев, тогда такая война попросту игнориру­ется в нациестроительном дискурсе. А вот война, протекающая на «своей» территории, но не имеющая возможность объявить какую-либо из воющих сторон «своей», переходит в категорию «не своих» войн. Так как война происходила на «своей» территории, она ак­туальна для создания повествования о собст­венной истории, но по причине отсутствия в рядах противоборствующих сторон «нацио­нальных» героев в современном понимании, события войны рассматриваются как не спо­собствующие развитию национального дис­курса. В результате такие войны воспринимаются как трагедия народа, а при­стальное идеологическое внимание уделяется страданиям местного населения, т.е. «своего»