Файл: Государственного университета.docx

вслед за томичами повторили опыт централизованного сбора исторических артефактов, подготовки краевед- ческих изданий по истории города и привлечения к празднику внимания широкой общественности.

Праздничные торжества включали в себя просвети- тельские лекции в клубах, школьные утренники, массо- вую демонстрацию трудящихся, торжественное заседа- ние горсовета, народные концерты и гуляния. Во время празднований, как и в Томске, актуализировались ис- торические образы казаков – героических покорителей Сибири, и декабристов – первых просветителей, а также акцентировалась тема революционного движения в Красноярске [20. Л. 17; 21. Л. 88]. В музее Приени- сейского края, который добился к празднику выделе- ния от государства 35 тыс. рублей на реконструкцию, прошла ностальгическая выставка, оформленная в ду- хе любования «красноярской стариной» и воспевания революционной героики [22].

На 1932 г. пришлось 300-летие Якутска. Однако этот юбилей, о котором хорошо помнили краеведы, республиканские власти Якутии приняли решение не отмечать массовыми торжествами. Тот же год был ознаменован 10-летием Якутской автономной совет- ской социалистической республики. Именно этот юби- лей, имевший больший идеологический потенциал, и праздновали несколько дней по всей Якутии в июле 1932 г. Типичные советские торжества, включавшие в себя массовую демонстрацию, митинг у братских могил героев, погибших в годы Гражданской войны, спортивные и увеселительные мероприятия [23. Л. 49– 50] нацеливались на убеждение жителей республики и всей страны в колоссальных хозяйственных, полити- ческих и культурных успехах прежде отсталого наци- онального района [24]. Эти же цели преследовали юбилейные музейные выставки в Москве, Ленинграде и Якутске [25. Л. 67].

К 300-летию города, оставшемуся в тени юбилея республики, открылась лишь музейная выставка, во мно- гом повторявшая предыдущую, готовившуюся к юби- лею ЯАССР [26. Л. 1–3]. К памятной дате планирова- лось, но не осуществилось издание обобщающего труда по истории города, подготовленного известным крае- ведом Г.А. Поповым. В день юбилея была опублико- вана лишь краткая газетная статья Попова, очень резко противопоставлявшая прошлое и современность с ис- пользованием уже знакомых нам исторических образов героев: казаков-первопроходцев, основавших Якутский острог, декабристов и других политических ссыльных, сделавших Сибирь очагом революции. Подчеркива- лось исключительно прогрессивное влияние русских на развитие коренных народов Якутии [27].

В 1961 г. исполнялось 300 лет со дня основания Иркутского острога. В связи с этим событием местные советские и партийные органы приняли решение добить- ся у ЦК КПСС и Совета министров разрешения устро- ить в городе массовые торжества [28. Л. 129.]. Постав- ленным задачам отвечали коммеморации. С виду их организаторы воспроизводили уже знакомый нам при- ем политики памяти, состоявший в девальвации зна- чения дореволюционного прошлого для контрастного изображения благополучного социалистического насто-

ящего [29]. Но при детальном знакомстве с источни- ками становятся заметны эстетизация старины и тен- денция прославления Иркутска как города вольнолю- бивых и славных революционных традиций. В этом проявилась усиленная тенденция преемственности с томским и красноярским юбилеями. Формально предполагалось праздновать юбилей в контексте «до- стойной встречи XXII партсъезда», к которому плани- ровалось выполнить целый ряд обязательств по про- мышленному, социальному, культурному развитию, а также по строительству [28. Л. 138–146]. Однако необходимо учитывать и местные контексты: и иркут- ская администрация, и жители города надеялись, что праздник поможет решить многочисленные инфра- структурные проблемы города. Эти надежды усилива- лись ожиданием приезда в Иркутск американского президента Д. Эйзенхауэра, визит которого, однако, был по политическим причинам заменен на приезд другого высокого гостя – кубинского лидера Ф. Каст- ро. В начале 1960-х гг. иркутская администрация хоте- ла видеть свой город крупным туристическим центром Советского Союза, открытым для иностранных гостей, что отражалось в праздничных выпусках газет, стиму- лировавших местный патриотизм [30]. Печать опять напоминала истории покорения Сибири вольными казаками и развития революционного движения от декабристов до марксистов [31]. С этим юбилеем было связано много мемориальных инициатив, исходивших от общественности: предлагалось установить памят- ники Н.Г. Чернышевскому, сибирским первопроход- цам, дополнить вечным огнем революционный мемо- риал [32. Л. 142].

На фоне общественно-политических процессов на- чального этапа горбачевской перестройки иркутяне, ожидавшие благоприятных социальных перемен, вновь прибегли к использованию прошлого своего города для артикуляции его проблем. В 1986 г. мест- ные власти, заручившиеся помощью историков, обра- тили внимание на дату, прежде не фигурировавшую в краеведческой литературе – год получения Иркут- ском статуса города. Устроенные в год второго трех- сотлетия торжества во многом повторяли мероприятия двадцатипятилетней давности [33. Л. 40–41]. К празд- нику были открыты парк 300-летия Иркутска и сквер им. декабриста Волконского, велись обширные работы по благоустройству города, ремонту и реставрации зданий-памятников. На этом этапе усилилось несовпа- дение направленности политики памяти региональных и центральных властей. С одной стороны, официально повысилось внимание к чествованиям участников Великой Отечественной войны и тружеников тыла. С другой стороны, демократически настроенная обще- ственность развернула политизированную борьбу за сохранение «исчезающего» деревянного зодчества Иркутска [33. Л. 40–41]. Отстаивая необходимость признания старых деревянных домов памятниками истории и культуры, иркутяне довольно успешно до- бивались получения дополнительных финансовых и административно-правовых ресурсов для развития культурной инфраструктуры города и, разумеется, усиления политической самостоятельности.

На 1990-е гг. не пришлось ни одного значимого сибирского 300-летия. Зато свой первый 100-летний юбилей отпраздновала региональная «столица» – город Новосибирск. Местная политика памяти, отраженная в соответствующих торжествах, исходила из устано- вок федерализации, демократизации, частичной десо- ветизации, ностальгии по дореволюционной старине, ее эстетизации и из стремления повысить за счет

«славной» истории символический статус «главного города» Сибири. Свои претензии на символическую региональную «столичность» со времен Гражданской войны заявляет и Омск, встретивший свое 300-летие в 2016 г. Открытые дискуссии о прошлом Омска, при- уроченные к юбилею, актуализировали существенное расхождение его интерпретаций. Уже по традиции на уровне публичных коммемораций омичи неоднократ- но вспомнили основателей города, построивших две крепости. В память о них даже запланировали устано- вить памятник, который, однако, так и не появился, поскольку о его облике чиновники, архитекторы и ис- торики не смогли договориться. Та же участь ждала за- планированные к установке памятники Петру I, в прав- ление которого была заложена омская крепость, и Александру II, проект которого был готов еще нака- нуне 200-летия Омска в 1916 г. Ожидаемо местные власти так и не решились поставить в городе памятник (уже изготовленный на тот момент в Москве) А.В. Колчаку, об исторической роли которого в Ом- ске – бывшей «колчаковской столице», в последние тридцать лет не затихает ожесточенная полемика об- щественности. Таким образом, идея обозначить ом- скую «столичность» хотя бы в пространстве памяти так и не была реализована.

Причиной тому стало не только столкновение по- литики памяти, исходившей от разных субъектов мест- ного политического пространства, но также комплекс социально-экономических и инфраструктурных труд- ностей. Изначально 300-летний юбилей Омска заду- мывался его организаторами как событие всероссий- ского масштаба и повод для артикуляции проблем, существующих в Омске, на федеральном уровне, а так- же для реализации ряда крупных капиталоемких проек- тов, рассчитанных на долгосрочную перспективу [34]. К празднику в городе были отреставрированы ряд объектов историко-культурного наследия и главная улица города – ул. Ленина (бывший Чернавинский, в народе – Любинский, проспект), а также был воссо- здан Воскресенский военный собор, разрушенный в 1950-е гг. Но уже на ранних этапах работы оргкоми- тета по подготовке юбилея стало очевидно, что феде- ральные власти готовы поддерживать заявленные омичами инициативы скорее морально, нежели мате- риально [35]. Основная часть всех экономических за- трат по подготовке юбилея легла на плечи самого ре- гиона. Ухудшение экономической ситуации в Омской области на рубеже 2000–2010-х гг. стало основной причиной превращения 300-летия Омска в юбилей, прочно ассоциирующийся с масштабными нереализо- ванными проектами, такими как строительство меж- дународного аэропорта, метрополитена и гидроузла на р. Иртыш.

В празднованиях 300-летий сибирских городов – административных центров всегда проявлялась слож- носоставная политика памяти различных социально- политических субъектов, связанная с продвижением ряда способов интерпретации социальной реальности и борьбой за их доминирование. Допуская и поощряя празднования юбилеев городов, государство офици- ально выражало позицию равного отношения к жите- лям всех регионов страны, в большей или меньшей степени признание их права на разнообразие. Запреты же на юбилейные торжества связывались с подозрени- ями в нелояльности правящему режиму и сепаратизме. Юбилеи – мемориальные макрособытия регионально- го уровня – всегда в большей или меньшей степени были нацелены на решение задач легитимации значи- мости региона, на выделение этой значимости на фоне центра, а на этапах ослабления государства – и в про- тивовес центру. Тем не мене, все рассмотренные нами юбилеи проводились все-таки в рамках общей лоя- листской идеологической парадигмы. В ходе торжеств репрезентации истории региона демонстративно под- чинялись заданной государством идеологической ин- терпретации прошлого страны. Противоречия местных акторов политики памяти центру проявлялись частич- но и латентно через публичные коммеморативные практики, связанные с интерпретациями и реинтерпре- тациями устойчивых исторических символов, связан- ных с Сибирью.

Для артикуляции проблем региона и обоснования необходимости их решения при помощи центральных властей местные власти, опираясь на поддержку обще- ственности, неизменно использовали исторические аргументы. В ходе торжеств обычно актуализирова- лись стандартные образы регионального прошлого, в основном сформировавшиеся в общественном со- знании еще до революции. В начале ХХ в. негативные образы каторги и «таежной глухомани» мобилизова- лись для аргументации назревшей необходимости де- мократических преобразований; героические образы казаков и подвижников просвещения – для доказа- тельства потенциальных возможностей сибиряков – их потомков – к разностороннему развитию; ностальги- ческие образы «милой старины» – для выражения любви к Сибири и родному городу, жители которого заявляют о своей «укорененности» на этом локусе и желают его процветания. Ряд исторических образов, использовавшихся в советское время, дополнился лишь героями Гражданской и Великой Отечественной войн, которые вписались в один смысловой ряд с ге- роями - покорителями Сибири, поскольку считалось, что они проливали кровь за свободу от внешних вра- гов и благополучие земли, ставшей родной тем, кто вслед за казаками осваивал Сибирь.

Однако политические контексты разных десятиле- тий задавали свою специфику репрезентациям образов регионального прошлого в публичном пространстве. На досоветском этапе выражавшие региональную по- литику памяти коммеморации отражали оппозицион- ную настроенность городской думы Томска по отно- шению к царской власти, неслучайно запрещавшей массовые празднования сибирских юбилеев. На втором

этапе, в конце 1920-х гг., юбилей Красноярска празд- новался официально. Устроители торжеств в Красно- ярске не заявляли антиправительственных позиций. Они критично отзывались лишь о царской власти и ее отношении к Сибири. Но царь был давно свергнут, а действующая советская власть прославлялась. В ито- ге, прославляя революцию и советскую власть, якобы эффективно справлявшуюся с трехсотлетними пробле- мами Сибири, местная интеллигенция смогла добиться от центральных властей получения средств на разви- тие культурной инфраструктуры города, а для красно- ярской партийной номенклатуры этот юбилей был полезен в смысле легитимации ее власти на данной территории. Третий этап, 1930-х–1950-х гг., был свя- зан с разрывом юбилейной традиции, ярче всего про- явившемся в отсутствии торжеств в связи с 300-летием Якутска. Это объясняется как общей обстановкой в стране – началом репрессий, разгромом краеведения и старых основ музейного дела, так и недавним подав- лением национальной оппозиции в ЯАССР, выступав- шей за предоставление Якутии статуса самостоятель- ной союзной республики. Для местной советской и партийной элиты, сконцентрировавшей внимание на доказательствах с помощью исторических примеров преимуществ создания и сохранения якутской автоно- мии в рамках РСФСР, празднование юбилея Якутска было нежелательным, поскольку в ходе торжеств могли вновь зазвучать голоса национальной интеллигенции, ратовавшей за рост политической самостоятельности. В 1932 г. пропаганда намеренно избегала использова- ния ностальгических образов локального прошлого, потенциально повышающих значимость «якутской старины». Об успехах экономического развития само- го северного из старых сибирских городов Сибири публично не рассказывалось. Местное досоветское прошлое намеренно грубо очернялось, а образы совет- ских героев, реально неоднозначно воспринимавшихся населением Якутии, нарочито выпячивались.

Однако настроение ностальгии по сибирской ста- рине заметно росло от четвертого (1960-е – начало 1980-х гг.) к пятому этапу региональной истории по- литики памяти (середина 1980-х – 1991 г.), от первого ко второму 300-летию Иркутска. Оттепель, а затем и перестройка создавали условия для все большего уси- ления акцентов на проблемах местного развития. Ир- кутские юбилеи отражали рост самостоятельности местных политических элит, довольно эффективно продвигавших собственную политику памяти в элек- торально-избирательных целях, а также регионального самосознания сибиряков, активно участвовавших во всех праздничных мероприятиях. На шестой этап (1990-е гг.) не пришлось ни одного значимого сибир- ского трехсотлетия, однако его важно упомянуть в контексте процессов частичной десоветизации мест- ной политики памяти, допущения отражения разных версий местной истории в публичных коммеморациях и роста претензий на уникальность регионов, доказа- тельства которой строились в опоре на исторические аргументы. На седьмом этапе, соответствующем со- временности, дореволюционное прошлое города не очернялось, а, казалось бы, репрезентировалось ро- мантически, с ностальгией, при этом без «топтания» по советскому периоду. Однако юбилей не помог ре- шить экономические и социально-культурные пробле- мы Омска, а публичные диалоги на исторически темы продемонстрировали разобщенность омичей, имеющих слишком полярные мнения насчет оценок местного про- шлого, за которыми скрывалась неудовлетворенность жизнью в городе. Очередное 300-летие ожидается в 2030 г. в Барнауле. Хочется надеяться, что историче- ский опыт предшественников поможет общественно- сти этого города эффективно использовать такую зна- чимую памятную дату в решении задач брендирования региона в опоре на общую историческую память сиби- ряков и добиться позитивного обновления социально- культурного пространства Барнаула.

Списокисточников

1. 
   Гончаров Ю.М. Городские праздники в Западной Сибири в середине XIX – начале XX в. // Вестник Томского государственного педагогиче- ского университета. 2004. № 4. С. 9–15.
   
2. 
   Паршукова Н.П. Литературные праздники в Барнауле в конце XIX – начале ХХ в. // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Барнаул : Изд-во Алт. гос. ун-та, 2003. Кн. 2. С. 477–480.
   
3. 
   Шилин С.А. Общественные праздники в Барнауле (конец ХIХ – начало ХХ в.). Барнаул : Изд-во Алт. гос. ун-та, 2008. 54 с.
   
4. 
   Ремнев А.В. 300-летие присоединения Сибири к России: в ожидании «нового исторического периода» // Культурологические исследования в Сибири. 2007. № 1. С. 34–50.
   
5. 
   Караваева А.Г. «Год свободы», или Как город Томск свои юбилеи отмечал // Агентство ТВ-2. URL: http://tv2.today/TV2Old/God-svobody-ili- kak-gorod-tomsk-svoi-yubilei-otmechal (дата обращения: 20.07.2019).
   
6. 
   Красноярск от прошлого к будущему: очерки истории города / редкол. Г.Ф. Быконя, В.В. Куимов, П.И. Пимашков, В.И. Федорова. Красно- ярск : РАСТР, 2013. 640 с.
   
7. 
   Золотова Т.Н. Три века. Две реки. Одна судьба: хроника праздничных событий юбилея Омска // Энциклопедия города Омска / гл. ред. Г.А. Павлов. Омск : Гор. Обществ. фонд 300-летия города Омска, 2016. Т. 4, доп.: Омск в датах. 2009–2016. С. 404–425.
   
8. 
   Блинова О.В., Котовщикова О.В. Омску – 300 лет: традиция празднования дня города // Омский краевед. 2017. № 7. С. 48–54.
   
9. 
   Красильникова Е.И. Память региональных отличий: юбилеи сибирских городов (1904–1943 гг.) // Вестник Томского государственного уни- верситета. 2019. № 443. С. 119–131.
   
10. 
    Рольф М. Советские массовые праздники. М. : РОСПЭН, 2009. 440 с.
    
11. 
    Азарова П.Е. Городские праздники Западной Сибири 1920–1930-х гг. в аспекте ценностно-знаковой системы // Вестник Томского государ- ственного университета. Культурология и искусствоведение. 2017. № 26. С. 12–18.
    
12. 
    Золотова Т.Н. Празднование годовщин Октябрьской революции в Западной Сибири: проблемы становления и трансформации // Четвертые Ядринцевские чтения. Омск : Омск. гос. ист.-краевед. музей, 2017. С. 383–388.
    
13. 
    Красильникова Е.И. Помнить нельзя забыть? Памятные места и коммеморативные практики в городах Западной Сибири (конец 1919 – середина 1941 г.). Новосибирск : Изд-во Новосиб. гос. техн. ун-та, 2015. 572 с.
    
14. 
    Roediger H.L., Wertsch J.V. Creating a new discipline of memory studies // Memory Studies. 2008. Vol 1 (1). Р. 9–22.
    
15. 
    Radstone S. Memory studies: For and against // Memory Studies. 2008. Vol 1 (1). Р. 31–38.