Файл: Bakhtin.doc

Мы уже указывали, что в сложном образе врача у Рабле существенное значение принадлежит и гиппок-ратовскому представлению о враче. Приведем одно из важнейших гиппократовских определений врача из трактата «О благоприличном поведении» (de habitu decenti): «Поэтому должно, собравши все сказанное в отдельности,перенести мудрость в медицину, а меди­цину в мудрость. Ведь врач-философ равен богу. Да и немного в самом деле различия между мудростью и медициной, и все, что ищется для мудрости, все это есть в медицине, а именно: презрение к деньгам, со­вестливость, скромность, простота в одежде, уважение, суждение, решительность, опрятность, изобилие мыс­лей, знание всего того, что полезно и необходимо для жизни, отвращение к пороку,отрицание суеверного страха перед богами, божественное превосходство» .

Нужно подчеркнуть, что эпоха Рабле во Франции была единственной эпохой в истории европейских идео­логий, когда медицина находилась в центре не только всех естественных, но и гуманитарных наук и когда она почти отождествлялась с философией. Это явление наблюдалось и не только во Франции: многие великие гуманисты и ученые той эпохи были врачами: Корнелий Агриппа, химик Парацельс, математик Кардано, астро­ном Коперник. Это была единственнаяэпо-х а (отдельные индивидуальные попытки имели место, конечно, и в другие времена),пытавшаяся ориентироватьвсюкартинумира, всемировоззрениеименнона медицине².

¹ Гиппократ. Избранные книги, с. 111.

² Совершенно правильно характеризует это исключительное по­ ложение медицины Лот: «...Наукой наук в XVI веке становится ме­ дицина, которая пользовалась тогда огромным влиянием и доверием, каких она уже не имела в XVII веке» (L о t e G. La vie et l'oeuvre de Francois Rabelais, p. 163).

398

В эту эпоху пытались осуществить требование Гип­пократа: переносили мудрость в медицину и медицину в мудрость. Почти все французские гуманисты эпохи были в той или иной мере причастны к медицине и работали над античными медицинскими трактатами. Анатомирование трупов, в то время еще новое и очень редкое, привлекало внимание широких кругов обра­зованного общества. В 1537 году Рабле производил пуб­личное анатомирование трупа повешенного, сопровож­дая его объяснениями. Эта демонстрация разъятого тела имела громадный успех. Этьен Доле посвятил этому событию небольшое латинское стихотворение. Здесь от лица самого повешенного прославляется его счастье: вместо того чтобы послужить пищей птицам, его труп помог демонстрации удивительной гармонии челове­ческого тела, и над ним склонялось лицо величайшего врача своего времени. И влияние медицины на искус­ство и литературу никогда не было так сильно, как в эпоху Рабле.

Наконец, несколько слов о знаменитом «Гипнокра-товом романе». Этот роман входил в число приложений к «Гиппократову сборнику». Это первый европейский роман в письмах, первый роман, имеющий своим героем идеолога(Демокрита), и, наконец, первый роман, разрабатывающий «маниакальную тематику» (безумие смеющегося Демокрита). Странно поэтому, что истори­ки и теоретики романа его почти вовсе игнорировали. Мы уже говорили о том, какое огромное влияние ока­зал этот роман на теорию смеха Рабле (и вообще на теорию смеха его эпохи). Отметим также, что приве­денная нами выше раблезианская апология глупости (вложенная в уста Пантагрюэля) навеяна рассужде­нием Демокрита о безумии тех практически мудрых людей, преданных грубым и корыстным заботам, кото­рые его самого считали безумным за то, что он смеется над всей их практической серьезностью. Эти преданные практическим заботам люди «безумие считают муд­ростью, а мудрость — безумием». Амбивалентность муд­рости-безумия здесь выступает с полной силой, хотя и в риторизованной форме. Наконец отмечу еще одну деталь этого романа, очень важную в нашем контексте. Когда Гиппократ, приехав в Абдеры, посетил «безум­ного» Демокрита, он застал его сидящим около дома с раскрытой книгой в руках, а вокруг него лежали натраве птицы со вскрытыми внутренностя-

399

м и; оказалось, что он пишет работу о безумии и анато­мирует животных с целью вскрыть местонахождениежелчи,избыток которой он считает причиной безумия. Таким образом, мы находим в этом романе — смех,безумие,разъятоетело;элементы этого комп­лекса, правда, риторически разобщены, но их амбива­лентность и их взаимная связь все же в достаточной степени сохраняются и здесь.

Влияние «Гиппократова сборника» на всю философ­скую и медицинскую мысль эпохи Рабле было, повто­ряем, громадным. Из всех книжныхисточников гро­тескной концепции тела у Рабле «Гиппократов сборник» является одним из самых важных.

В Монпелье, где Рабле завершил свое медицинское образование, господствовало гипиократическое направ­ление медицины. Сам Рабле в июне 1531 года ведет здесь курс по греческому тексту Гиппократа (это было тогда еще новшеством). В июле 1532 года он издает «Афоризмы» Гиппократа со своими комментариями (в изд. Гриф). В конце 1537 года он комментирует в Монпелье греческий текст «Прогностик» Гиппократа. Итальянский врач Менарди, медицинские письма кото­рого Рабле издал, был также последовательным гиппок-ратиком. Все эти факты говорят о том, какое громадное место занимали гиппократовские штудии в жизни Рабле (особенно в период создания первых двух книг романа).

Упомянем в заключение, как о параллельном явле­нии, о медицинских воззрениях Парацельса. Основой всей медицинской теории и практики является для Па­рацельса сплошное соответствие между макрокосмом (вселенной) и микрокосмом (человеком). Первым осно­ванием медицины является, по Парацельсу, философия, вторым — астрономия. Звездноенебо нахо­дитсяи всамомчеловеке,и врач, не знаю­щий его, не может знать и человека. Человеческое тело у Парацельса исключительно богато: оно обогащено всем, что есть во вселенной;вселеннаякак бы еще разсобранав телечеловекаво всемсвоеммногообразии:всеее эле­ментывстречаютсяисоприкасаются вединойплоскостичеловеческого тела¹.

¹ В эпоху Рабле убеждение, что все части тела имели свое со­ответствие в знаках зодиака, пользовалось почти всеобщим призна­нием. Были очень распространены изображения человеческого тела,

400 * * *

Абель Лефран связывает философские идеи Рабле (в частности, в вопросе о бессмертии души) с падуан-ской школой Помпонацци. В своем трактате «О бес­смертии души» (De immortalitate animi) Помпонацци доказывает тождественность души с жизнью и неотдели­мость жизни души от тела, которое создает душу, инди­видуализирует ее, дает направление ее деятельности, наполняет ее содержанием: вне тела душа оказалась бы совершенно пустой. И для Помпонацци тело — микро­косм, где собрано воедино все то, что в остальном кос­мосе разъединено и удалено. С падуанской школой Пом­понацци Рабле был знаком. Нужно сказать, что учени­ком и горячим приверженцем этой школы был и друг Рабле — Этьен Доле, штудировавший в Падуе.

Гротескная концепция тела в ряде своих существен­ных моментов была представлена в гуманистической философии эпохи Возрождения и прежде всего в италь­янской философии. Именно здесь сложилась (на антич­ной основе) и та идея микрокосма, которую усвоил Рабле. Человеческое тело становилось здесь тем нача­лом, с помощью которого и вокруг которого соверша­лось разрушение средневековой иерархической картины мира и созидалась новая картина. На этом моменте не­обходимо несколько остановиться.

Средневековый космос строился по Аристотелю. В основе лежало учение о четырех элементах, из которых каждому (земле, воде, воздуху, огню) принадлежало особое пространственное и иерархическое место в пост­роении космоса. Все элементы, то есть стихии, подчине­ны определенному порядку верхаи низа. При­рода и движение каждого элемента определяется его положением по отношению к центру космоса. Ближе всего к этому центру находится земля; каждая отделив­шаяся часть земли стремится по прямой линии снова к центру, то есть падает на землю. Противоположно этому движение огня: он постоянно стремится кверху и потому постоянно отделяется от центра. Между об-

внутри которого в различных органах и частях его были размещены образы знаков зодиака. Такие изображения носили философско-гро-тескный характер. Г. Лот в своей монографии прилагает на таб­лице VIII (с. 252 — 253) три таких рисунка XV и XVI веков, изобра­жающих соответствие каждой части тела с одним из знаков зодиака и локализацию этих знаков в теле человека.

401

ластями земли и огня расположена область воздуха и воды. Основной принцип всех физических явлений — превращение одного элемента в соседний другой эле­мент: огонь превращается в воздух, воздух в воду, во­да в землю. Это взаимное превращение и есть закон возникновения и уничтожения, которому подчиняется все земное. Но над земным миром поднимается сфера небесных тел, которая не подчиняется этому закону воз­никновения и уничтожения. Небесные тела состоят из особого вида материи —«quinta essentia». Эта материя уже не подлежит превращениям,— она может совершать только чистое движение, то есть только перемещение. Небесным телам, как наиболее совершенным, свойствен­но и наиболее совершенное движение,круговое— вокруг мирового центра. О «субстанции небес», то есть о квинтэссенции, велись бесконечные схоластические споры, которые нашли свое отражение в пятой книге романа Рабле — в эпизоде с королевой Квинтэссенцией. Такова была средневековая картина космоса. Для этой картины характерна определеннаяценностная акцентировкапространства:прост­ранственнымступеням,идущим снизу вверх,строго соответствовали ценностные ступени. Чем выше ступень элемента на космической лестнице, чем ближе он к «неподвижному двигателю» мира, тем лучше этот элемент, тем совершеннее его природа. По­нятияи образы верха и низа в их про­странственно-ценностномвыраже­ниивошлив плоть и кровь средневе­ковогочеловека.

В эпоху Возрождения эта иерархическая картина мира разрушалась; элементы ее переводились в о д н у плоскость;высотаи низ становились отно­сительными;вместо них акцент переходил на«вперед»и«назад».Этот перевод мира в одну плоскость, этасменавертикалигоризон­талью(с параллельным усилением момента в р е м е -н и) осуществлялисьвокругчеловеческого тела, которое становилосьотносительным центромкосмоса.Но этот космос дви­жетсяужене снизу вверх, а вперед по горизонталивремени— из прошлого в будущее.В телесном человеке иерархия космоса опрокидывалась, отменялась; он утверждал свое значе­ние вне ее.

402

Эта перестройка космоса из вертикального в гори­зонтальный вокруг человека и человеческого тела на­шла очень яркое выражение в знаменитой речи Пико делла Мирандолла «Oratio de hominis dignitate», то есть «О достоинстве человека». Это была вступительная речь Пико к защите тех 900 тезисов, на которые делает аллюзию Рабле, заставляя Пантагрюэля выступить с за­щитой 9764 тезисов. В этой речи Пико утверждает, что человек выше всех существ, в том числе и небесных духов, потому что онестьнетолькобытие, но истановление.Человек выходит за пределы всякой иерархии, так какиерархияможет определятьтолькотвердое,неподвиж­ное,неизменноебытие,но несвобод­ноестановление.Все остальные существа оста­ются навсегда тем, чем они были однажды созданы, ибо природа их создается готовой и неизменной; она получа­ет одно-единственное семя, которое только и может в них развиться. Ночеловекприрождениипо­лучаетсеменавсякойвозможнойж и з -н и. Он самвыбираетто семя, которое разовь­ется и принесет в нем плоды: он взращивает его, воспи­тывает его в себе. Человек может стать и ра­стениемиживотным,но онможетстать иангеломисыномбожьим.Пико сохраняет язык иерархии, сохраняет частью и старые ценности (он осторожен), но по существу иерархия отменяется. Такие моменты, какстановление,наличиемногих семяни возможностей, свобода выбора между ними, выводят человека нагоризонталь временииисторическогостановле­ния.Подчеркнем, что тело человека объеди­няет в себе всеэлементыи всецарст­ваприроды:и растение, и животное, и собственно человека.Человекне естьнечтозамкну­тое иготовое,— он незавершени от­крыт: это — основная идея Пико делла Мирандолла.

В «Apologia» того же Пико выступает мотив микро­косма (в связи с идеями натуральной магии) в форме«мировойсимпатии»,благодаря которой че­ловекможетобъединятьв себе выс­шеес низшим, далекое с близким, может проникать во все тайны, скрытыевнедрахземли.