Файл: 761.doc

В гражданском и арбитражном судопроизводствах функция надзора прокурора за исполнением закона не отрицается, однако его полномочия при участии в арбитражном процессе существенно ограничены в сравнении с ГПК.

Так, АПК РФ не предусматривает возможность вступления прокурора в процесс без предъявления иска и тем более «на любой стадии», ограничивает предъявление прокурором исков в интересах индивидуальных предпринимателей лишь наличием существенных государственных или общественных интересов и не разрешает участие прокурора по инициативе суда. Существенно ограничены права прокурора по апелляционному и кассационному обжалованию решений.

Не исключено, что при подготовке новой редакции ГПК эти изменения статуса прокурора будут распространены и на гражданское судопроизводство.

Ущербность процессуальной конструкции, отрицающей надзорную функцию прокурора в судопроизводстве, не только в ее непоследовательности и противоречивости. Ущербность ее и в том, что она ведет к ущемлению принципа равенства прав сторон. Так, адвокат в уголовном процессе может обратить внимание суда на любые нарушения закона, в том числе и исходящие от судей, и даже требовать занесения своих замечаний в протокол. Прокурора же такой возможности можно лишить, сославшись на то, что по закону он наделен правом поддержания обвинения и не более того.

Но затронутый вопрос — это не только вопрос ограничения полномочий прокурора. Это вопрос границ профессионального контроля за судейской деятельностью, и он приобретает особую остроту и актуальность в свете тех соображений, которые изложены в разделе, посвященном судьбе процессуальных гарантий и упрощению процессуальный формы, влекущей опасность деградации правосудия.

Расширение единоличных полномочий судьи до судебного разбирательства, отказ от коллегиальности при рассмотрении большей части уголовных дел, расширение упрощенных производств с протокольной формой, тенденция к расширению границ судейского усмотрения при определении наказания, отказ от форм общественного контроля путем фактического устранения не только народных заседателей, но и иных представителей общественности — все это реальные «достижения» судебной реформы. Их предлагается дополнить и отказом от прокурорского надзора в судебных стадиях процесса во имя независимости судьи.

Когда идея судейской независимости гипертрофируется, появляется опасность бесконтрольности и судебного произвола. Может быть, ныне рано говорить об этом, ибо мы еще не дистанцировались от того времени, когда суды были послушным орудием политической системы. Но и не прогнозировать последствия реформ значит обречь их на самотек.

Известно, что любой общественный и государственный институт не имеющий внешней оппонентуры и контроля, неизбежно подвергается порче и разложению. В области политики и государственного устройства гарантами внешнего контроля являются оппозиционные партии, разделение властей, умелое распределение функций внутри одного органа или института, порождающие соперничество и соревновательность.

Судьи нуждаются во внешнем контроле не менее, а может быть более, чем другие органы государственной власти, учитывая значительность принимаемых ими решений для судьбы отдельного человека. В конституционной формуле «суды независимы и подчиняются только закону» вторая половина часто воспринимается как постулат. Хотя то обстоятельство, что все суды действительно подчиняются закону — это лишь гипотеза, нуждающаяся в проверке.

Ныне такая проверка становится особенно актуальна также и в силу далеко не идеального состава судейского корпуса, формировавшегося в крайне неблагоприятных условиях.

Несмотря на то, что малограмотные выдвиженцы в числе судей постепенно сменялись дипломированными юристами, в целом их профессиональный уровень оставался низким. Объясняется это падением престижа профессий. Унизительные условия труда, невысокая заработная плата при значительной служебной нагрузке и ответственности постепенно вымывали из судейского корпуса способных и социально активных специалистов. На смену им шли малоперспективные выпускники юридических школ и заочных юридических институтов, секретари судебных заседаний, бывшие лаборантки НИИ и вузов, несостоявшиеся юрисконсульты и адвокаты. Многими из них меры по повышению независимости и самостоятельности вполне естественно были восприняты как дополнительные условия для служебных злоупотреблений и бесконтрольности, что не способствовало росту профессионализма и культуры кадров ⁵.

Можно ли в таких условиях быть уверенным в безусловной законности и обоснованности выносимых судьями решений и приговоров?

Официальная «Концепция судебной реформы в РФ» эти проблемы не поднимает, ограничиваясь указанием на то, что существует внутренний судебный контроль в виде кассации, ожидаемой апелляции, надзорного порядка пересмотра приговоров. При этом авторы, естественно, забывают упомянуть о щадящем характере внутреннего контроля. Вышестоящие суды в нашей судебной системе всегда были в тои или иной мере ответственны за работу нижестоящих судов и потому естественна их заинтересованность в том, чтобы не портить статистику, обеспечивать «хорошие показатели» качества и стабильности приговоров.

К тому же вышестоящие суды (и у нас и за рубежом) никогда не пользовались правом проверки судебных приговоров и решений по собственной инициативе — только по сигналам извне, т. е. по жалобам и протестам.

Внешний контроль за деятельностью суда осуществляется в той или иной мере заинтересованными лицами, общественностью и средствами массовой информации. Но это контроль случайный, эпизодический и не всегда убедительный.

Профессиональный внешний контроль за законностью и справедливостью правосудия призваны осуществлять прокуратура и адвокатура.

В настоящее время большая часть уголовных дел (до 75%) и многие гражданские дела рассматриваются судами с участием адвокатов. Сигналы адвокатов об ущемлении прав личности, отступлениях судов от требований законности и справедливости — важное средство совершенствования судебной практики. Но для объективной оценки этого средства надо помнить об односторонней функции адвоката: он сигнализирует только о тех нарушениях закона, которые ущемляют интересы его клиента. Адвокат не станет привлекать внимание к таким нарушениям закона судом, которые привели к необоснованному оправданию или освобождению из-под стражи его подзащитного. Кроме того, пределы усилий адвоката определены волей и гонораром клиента.

Прокурорские реагирования на нарушения законов «от кого бы они ни исходили» (ст. 25 УПК) этой односторонности и ограниченности не знают и потому являются более действенным средством контроля за тем, чтобы судебная власть подчинялась закону.

Представим ситуацию: судья, в силу ли неграмотности или в силу ложно понятой независимости, грубо нарушает процессуальные правила судебного разбирательства, — не принимает заявления потерпевшего, безосновательно отклоняет ходатайства защитника, ограничивает объяснения и т. д.

Если прокурор, как это всегда было в нашем судопроизводстве, сделает заявление в судебном заседании о нарушении председательствующим правил УПК, то следует ли его заявление расценивать как средство ограничения судейской независимости, или это способ преодоления произвола? Вопрос риторический. Но как объяснить в этом случае позицию авторов «Концепции судебной реформы», настаивающих на лишении прокурора полномочий надзора за законностью и сохранении за ним только обязанности поддержания обвинения. Ведь функция прокурора в этом случае окажется такой же односторонней, как и функция защитника, только с другим знаком. Логично ли, объявляя о строительстве правового государства, одновременно ослаблять те механизмы, которые призваны оградить личность и общество от произвола и беззаконий. Не надо думать, что судья не подвержен тем же слабостям и искушениям, как и любой другой чиновник, наделенный властью над людьми.

Необходим работающий механизм, обеспечивающий подчинение суда закону, лежащий вне судебной системы. Наиболее действенной частью такого механизма является прокурорский надзор во всех звеньях и стадиях судопроизводства.

Из года в год до трети неправосудных решений по гражданским делам изменяются и отменяются вышестоящими судебными органам по протестам прокурора, десятки тысяч приговоров подвергаются изменению или отмене вышестоящими судами также по инициативе прокуроров. При этом следует учитывать, что активное участие прокурора в суде первой инстанции способствует не только обеспечению глубокого исследования материалов дела на началах состязательности, но и, как свидетельствуют специальные исследования, предотвращает многие судебные ошибки и нарушения законности.

Определяя перспективу развития прокуратуры, необходимо стремиться к повышению ее роли в реализации принципа законности в правосудии. Это можно сделать путем обеспечения участия прокурора в рассмотрении всех уголовных дел судами (а не 45–50%, как это вынужденно делается теперь), расширения его участия в гражданском, арбитражном и административном судопроизводстве.

Прокурор должен быть ориентирован на то, что при выполнении своей процессуальной функции (участие в судебном разбирательстве, поддержание обвинения, опротестование судебных решений и проч.) он должен всегда реагировать на нарушения законности и принимать доступные ему, как участнику процесса, меры по их устранению.

Научная концепция прокурорского надзора отвергает спекулятивные рассуждения о «поднадзорности суда прокуратуре». Речь идет о профессиональном взаимодействии прокуратуры и органов судебной власти в деле обеспечения подчинения закону любого участника судопроизводства.

Надо осознать, что создавая независимую судебную власть, общество отнюдь не заинтересовано в появлении некоего монопольного органа по защите прав граждан, единственно способного решать, что законно, а что противоречит закону. Эта бесспорная мысль нашла отражение в новой Конституции РФ, которая не только заложила основы независимой судебной власти, но и сохранила прокуратуру и учредила новый для нашей правоохранительной системы институт — Парламентского уполномоченного по правам человека.

Содержание главы VII Конституции РФ с названием «Судебная власть», включающая и статью о прокуратуре, породила никогда ранее не возникавший вопрос: не включена ли прокуратура в систему судебной власти, а если это так — то может ли прокуратура осуществлять независимый профессиональный контроль? По этому поводу можно было бы пуститься в рассуждение о несовершенстве законодательной техники даже на конституционном уровне. Однако нет никакой необходимости подменять формой вопросы сущности. А сущность этого конституционного раздела даже при самом придирчивом анализе не дает оснований для вывода о какой-либо взаимозависимости или соподчиненности двух самостоятельных институтов — судебной власти и прокуратуры.

«Прокуратура Российской Федерации составляет единую централизованную систему с подчинением нижестоящих прокуроров вышестоящим и Генеральному прокурору Российской Федерации» (ст. 129).

К этому можно еще добавить, что прокуратура выполняет (помимо поддержания обвинения) множество других функций, несовместимых с понятием правосудия и статусом судебной власти.

Реализация правозащитной функции суда и прокуратуры — основа их взаимодействия и сотрудничества

Противопоставление суда и прокуратуры началось в свое время с вполне обоснованной критики тех процессуальных норм, которые формулировали задачи уголовного судопроизводства — быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и т. д. — не выделяя специфику задач, стоящих собственно перед правосудием. «Общность задач» позволяла органам судебного управления и координации борьбы с преступностью видеть суд «в одной упряжке» с теми, кто призван пресекать преступления и изобличать преступника — т. е. с оперативным и следственным аппаратом и аппаратом прокурорского надзора.

Научная юридическая общественность отмечала несуразность такого единения задач, которое превращало суд в ординарный репрессивный орган, отчуждало его от населения, формировало отношение к нему, как к казенному, бюрократическому учреждению, противостоящему интересам рядового гражданина. Именно в силу понимания этого первые шаги судебно-правовой реформы были связаны с критическим переосмыслением задач судопроизводства — с идеологического обоснования и правового подкрепления необходимости переориентации суда с репрессивной на правозащитную функцию.

Для подтверждения можно сослаться на те правовые акты, которые еще в условиях существования союзного парламента готовились учеными Института проблем укрепления законности и правопорядка или с их участием ⁶.

Теоретические разработки, связанные с новым видением задач правосудия также были опубликованы задолго до появления «Концепции судебной реформы» ⁷.

Пересказывая давно отвергнутые наукой идеи «единых целей юстиции», выдавая свою критику этой идеи за откровение, авторы «Концепции судебной реформы» пишут (и это в 1992 г.!): «Вопреки вульгарным идеям целью уголовной юстиции является не борьба с преступностью, а защита общества от преступлений путем реализации уголовного закона, защиты прав и законных интересов граждан, попавших в сферу юстиции». И далее: «Практически законодательство во многих случаях отрицает функциональную дифференциацию внутри уголовной юстиции».

Надо сказать, что авторы с этими соображениями несколько запоздали и потому воюют с надуманными противниками. Кроме того, ими допущен явный перекос, противоречащий их собственной позиции: допускается существование «уголовной юстиции» с едиными целями. И, наконец, противопоставлять борьбу с преступностью защите общества от преступлений методологически неправильно.

Известно, что уголовный закон обладает силой индивидуальной и общей превенции, т. е. работает на предупреждение преступности. Эта превентивная сила закона многократно возрастает, когда он обоснованно и неотвратимо применяется на практике. Каждый приговор суда, осуждая противоправное деяние, вносит вклад в дело борьбы с преступностью или «в защиту общества от преступлений». Спорить по этому поводу, значит уводить и науку и практику в мир схоластики.

Таким образом, отвергая тождественность задач «органов уголовной юстиции» мы не должны переступать ту грань, за которой начинается противопоставление этих органов друг другу, искусственное нагнетание их конфронтации. Это — не конструктивный путь. Это — путь разрушения системы борьбы с преступностью и системы правоохраны.

Цель реформирования и прокуратуры и суда мы видим в том, чтобы обеспечить не противопоставление и соперничество их, а взаимодействие и сотрудничество.