Файл: 761.doc

Но этого не произошло. Конституционный Суд РФ на Указ не отреагировал, может быть, потому, что в то время его деятельность была приостановлена другим Указом Президента (тоже вопреки Конституции). Верховный Суд России по отношению к Указу занял позицию умолчания, и это умолчание продолжалось и тогда, когда оно становилось явно неприличным.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (31 октября 1995 г.) напоминается судам, что если при рассмотрении конкретного дела суд установит, что подлежащий применению акт государственного или иного органа не соответствует Закону, он в илу ч. 2 ст. 120 Конституции РФ обязан принять решение в соответствии с законом, регулирующим данные правоотношения. Далее подчеркивается, что оценке с точки зрения соответствия закону подлежат любые акты любого государственного органа, включая нормативные указы Президента РФ. Напоминается также право судов, исходя из положений ч. 4 ст. 125 Конституции обращаться с запросов о проверке конституционности закона в Конституционный Суд «в случае неопределенности в вопросе о том, соответствует ли Конституции РФ примененный или подлежащий применению по конкретному делу закон».

Казалось бы, тут-то и должен был Верховный Суд РФ дать оценку спорному Указу Президента, или хотя бы упомянуть о нем в качестве иллюстрации… Отнюдь. Судебная власть пока еще пребывает в согбенном состоянии перед грозным лицом власти исполнительной.

Может быть и Верховный Суд РФ проникся идеей поиска адекватных средств реагирования на распоясавшуюся преступность? Если так, то зачем скрывать это от всех субъектов правоприменения? Но это не так.

Уважаемые юристы, составляющие судейский корпус высшего судебного органа страны, мыслят как профессионалы, а не как дилетанты. Едва ли бы они стали опровергать ту часть пояснительной записки к нашему варианту УПК РФ, в которой говорится: «Борьба с преступностью должна осуществляться в рамках Закона. Любые отступления от Закона могущие привести к временному успеху, в конечном счете способствуют нарастанию правового нигилизма в сознании людей и произвола в деятельности правоохранительных органов. Отсюда — недопустимость чрезвычайных мер в сфере борьбы с преступностью, если они связаны с ущемлением конституционных прав личности» ⁶⁷.

Теперь, спустя достаточное время после вступления в силу Указа от 14 июня 1994 г. можно оценить результаты этой чрезвычайной, но, как казалось многим, вынужденной и необходимой меры.

Успехов в борьбе с бандитизмом и организованной преступностью в масштабах России не заметно. Зато заметно другое. Газеты пестрят сообщениями о беспределе, творящемся в милиции — о грубости, необоснованных задержаниях, избиениях, и даже ставших нередкими убийствах при допросах. Общественное мнение склонно считать, что Указ Президента психологически опасен: он как бы развязал руки работникам МВД, невольно благословил их на вседозволенность. Раньше цитировали поэта: моя милиция меня бережет. Теперь говорят: бойся милиции, нас защищающей.

Зигзаги нашей судебной реформы наводят на горестные размышления об особенностях и российской истории и нашей судьбы.

Удивительна страна Россия! Непрофессионализм и некомпетентность властей, видать, извечная наша проблема, непреодолимая даже и в век электроники и всеобщей грамотности.

Нам вдруг с легкостью необыкновенной объявляется как величайшее завоевание противников тоталитаризма лозунг: «Разрешено всё, что прямо не запрещено законом»! Ликуют все — от Президента до последнего спекулянта, не подозревая даже, что так открывается путь к дикости и правовой анархии. Есть ведь отрасли права, которые в отличие от правил уличного движения жестко придерживаются противоположного принципа: разрешено только то, что разрешено. Есть и мораль, которая тем же лозунгом ниспровергается начисто.

Позже нас привело в умиление заявление другого Президента, который очень либерально представлял себе проблему национального суверенитета: субъект федерации вправе взять сам столько власти, «сколько может проглотить». Опасность развала не только Союза, но и России заставила одуматься. Но это было потом. Жизнь навязчиво подтверждает, что хорошие законы в России или не действуют вовсе, или искажаются до неузнаваемости. Плохие законы при применении становятся еще хуже (вспомним, хотя бы борьбу с нетрудовыми доходами, частным предпринимательством и шабашничеством во времена «застоя»).

Судьи стремятся освободиться от ответственности за принимаемые решения, не забывая при этом твердить о своем высоком назначении и исключительности. Милиция не выполняет своих прямых обязанностей.

Рассказывают об инциденте с высоким полицейским чином из бывшей ФРГ, побывавшем в гостях у советских юристов. Услышал он о привычной для нас проблеме укрытия преступлений от учета милицией и долго не мог понять, о чем идет речь. Ему терпеливо объяснили, что милиция обязана зарегистрировать в специальном журнале дежурного любое заявлеление гражданина о готовящемся или совершенном преступлении, проверить его и возбудить при наличии оснований уголовное дело.

— И в чем проблема?

— В том, что не регистрируют заявления, как если бы их не было.

— Но ведь это обязанность милиции?

— Конечно.

— И работникам милиции за это платят?

— Да, и за это тоже.

— Так в чем проблема?

— Но ведь не регистрируют и не возбуждают…

— ?!

«Орднунг» — принцип жизни немца — не вписывается в психологию и стиль жизни россиянина. И не понять, живет ли народ по закону, по совести или по неким, только ему ведомым правилам. Уже столько написано о русской идее, менталитете россиянина, о «загадочности русской души», которую «аршином общим не измерить».

Так и подмывает пуститься в рассуждения, чтобы уяснить себе суть ее, учреждений власти. Куда направит нашу жизнь всенародно избранная Государственная Дума и во что выльется для отечественной демократии идея сильной президентской власти?..

А пока мы опять готовимся к реализации губительных идей и законов.

Глава VIII. Жертвы преступлений как объект судебной защиты ⁶⁸

О социальной значимости проблемы жертв преступлений

По утверждению психологов, да и по собственным наблюдениям любого из нас, страх является одной из важных доминант, определяющих самочувствие и поведение человека. Источники вселенского страха разнообразны. Для современного общества это может быть и преступная государственная власть и банальная уголовная преступность, разросшаяся до крайних пределов, определяющих образ жизни. Если же обращаться в глубину веков, то источники страха окажутся куда разнообразнее — деспотизм бесконтрольной власти дополняется террором поработителей и религиозным фанатизмом. Китайский писатель Лу-Синь подметил это обстоятельство, характеризуя этическое учение Конфуция, апологета монархического образа правления: «Я раскрыл книгу по истории… Каждая страница была испещрена словами «гуманность», «справедливость», «мораль», «добродетель»… и вдруг между строками я рассмотрел, что вся книга исписана одним словом — «людоедство» ⁶⁹.

Если бы большевики лучше знали Ветхий Завет, они не прятали бы так упорно Библию от народа. Каждая книга Библии и почти каждая ее притча источают слезы и кровь, и распространение знаний об этом является лучшей антирелигиозной пропагандой.

Вспомним для примера Вторую книгу Моисеева «Исход», повествующую о десяти казнях, обрушенных Богом на египтян, дабы побудить Фараона освободить еврейский народ «из плена», в котором он вполне процветал. Господь, уничтожая египтян, превращал воды рек в кровь, насылал моровую язву, забрасывал страну саранчой и жабами, уничтожал урожай градом, предавал смерти всех первенцев — от первенца фараона до первенца рабыни. Такие действия, как мы знаем, являются одним из тягчайших преступлений против человечества и именуются геноцидом. В том же ряду вызывающие почему-то умиление деяния Господни, повлекшие всемирный потоп, сожжение жителей городов Содома и Гоморры.

Воззвал ли кто-нибудь в защиту этих жертв божественного произвола на протяжении всей истории религии? Мы об этом не слышали, во всяком случае от официальной церкви.

Напомним и о заселении израильтянами земли обетованной: ханаанские племена уничтожались по божьему велению, чтобы освободить место для избранных.

Одним из крупных достижений черного юмора и вершиной цинизма является известная шутка «отца народов» о том, что уничтожение миллионов есть не более чем статистика, а одного человека — убийство.

Умышленное убийство во все времена считалось тяжким преступлением, однако для Библии, с ее гуманистическими постулатами скрижалей Моисеевых и нагорной проповеди Христа это совсем не так, о чем свидетельствует библейский сюжет о первом преступлении, о первой жертве этого преступления и о результатах божественного правосудия. После того, как Адам и Ева были изгнаны их рая, у них родилось двое сыновей — Каин и Авель. Братья подросли, отношения между ними были, вероятно, не самые лучшие, потому что в конечном счете Каин убил Авеля, из низменных побуждений, по мелочному мотиву. И предстал он перед Богом. Бог осудил его к изгнанию, правда Ветхий Завет не повествует, откуда и куда Господь изгонял убийцу, но дальше из священного писания известно, что Каин восточнее Эдема построил город, разбогател, имел большую семью и вообще жил неплохо. Более того, Господь обеспечил ему неприкосновенность, ибо заявил, что тот, кто убьет Каина, тому отмстится всемеро.

На этом примере мы видим, что божественное правосудие было очень далеко от справедливости. Что уж тут говорить о правосудии человеческом.

Проблема жертв преступлений — одна из вопиющих во всей истории человечества и она находит отнюдь не адекватное отражение в строе уголовного судопроизводства, осуществляемого именем государства.

К вопросу о том, как государство защищает интересы своих подданных, мы уже не раз обращались и здесь к месту будет привести высказывание патриарха Алексия — человека, обретшего популярность в годы очередной российской перестройки: «…Это — неизменное искушение и вековая болезнь государственности: государство свои интересы склонно автоматически отождествлять с интересами людей, а под «государственными интересами» склонно понимать прежде всего удобство и легкость в управлении» ⁷⁰.

Вспомним Правду Ярослава — первый русский судебник. Какими доказательствами пользовались тогда судьи? Они устраивали поединок между жертвой преступления и преступником.

Истина оказывалась на стороне победителя. Устраивали испытания огнем и водой, и тоже истина оказывалась на стороне того, кто выдерживал эти испытания. Таким образом, жертва преступления становилась еще и жертвой правосудия, ибо она уравнивалась с преступником в возможности доказать вину или невиновность — ситуация, характерная не только для древнего российского судопроизводства, но и европейских государств.

Если обратимся к современному судопроизводству Запада, то увидим, что потерпевший не имеет никаких льгот и процессуальных гарантий. В процессуальном законодательстве Франции, Англии, Соединенных Штатов Америки, ФРГ и других государств потерпевший присутствует, но обычно не как самостоятельная процессуальная фигура. Мы видим потерпевшего или в роли свидетеля, или гражданского истца. И, пожалуй, только наше отечественное законодательство в 1958 году в этом направлении сделало первый важный шаг, — появилась процессуальная фигура потерпевшего с определенным набором прав и обязанностей. Это — достижение нашего законодательства. Правда, нельзя сказать, статус потерпевшего в действующем с 1960 г. УПК РФ достаточно удовлетворителен, — нужно делать новые шаги. Например, допрос потерпевшего у нас до сих пор производится по правилам допроса свидетеля, носит принудительный характер. Потерпевший предупреждается об уголовной ответственности не только за дачу заведомо ложных показаний, но и за отказ от дачи показаний. Потерпевший не обеспечен специальными средствами защиты. Таким образом, проблема эта остается. И хотя в 1958 году потерпевший был наделен определенными правами — его допустили к участию в предварительном следствии, он мог знакомиться с материалами дела, представлять доказательства, заявлять ходатайства, в некоторых случаях даже участвовать в судебных прениях, — но в общем-то его участие в судопроизводстве носило и до сих пор носит формальный характер, а его права и, особенно, гарантии прав нуждаются в существенном совершенствовании и расширении.

Для научной разработки и для законодателя важна оценка социального масштаба проблемы жертв преступлений: локальный ли это вопрос, или это вопрос, который затрагивает интересы многих. В этой связи отметим одну особенность, очень характерную для правовой действительности советского периода — в статистике число жертв преступлений никогда не отражалось, и мы до сих пор не знаем, сколько в стране потерпевших. Министр внутренних дел как-то сообщил по телевидению, что их около двух миллионов. Не трудно представить, какие манипуляции он производил со статистикой: если всего зарегистрировано преступлений около трех миллионов, то из них можно выбросить третью часть, где вероятнее всего потерпевших нет (это государственные преступления, преступления против государственной собственности и т. д.). Однако социальный масштаб проблемы не ограничивается числом зарегистрированных или вычисленных потерпевших. Ведь потерпевший — это процессуальная фигура, это лицо, наделенное определенными процессуальными правами. Жертв же преступлений значительно больше, потому что к их числу относится не только то конкретное физическое лицо, против которого было направлено зарегистрированное посягательство, но это и все его близкие, члены семьи, потому что они несут и имущественный, и моральный ущерб. Значит, цифру необходимо существенно увеличить. А если учесть латентную преступность, то мы выходим на цифру, значительно превышающую десять миллионов в год. Но сюда следует еще добавить жертвы экологических преступлений (а Россия пережила Челябинск, Чернобыль, Семипалатинск и сейчас является, как известно, мировой свалкой радиоактивных отходов), и если еще учесть пострадавших от экономических реформ, связанных с ограблением трудящихся путем обесценивания их сбережений и преступной приватизацией общенародной собственности, то окажется, что все мы жертвы преступлений или общеуголовных, или государственных. Наше общество до сих пор не осознало этой проблемы в полном ее объеме. Более или менее представляют себе эту проблему в свете общеуголовной преступности, но она выходит далеко за ее пределы. Она касается каждого.

Есть попытки снизить остроту проблемы. Некоторые ученые-юристы утверждают, что опасность преступности преувеличена, что это следствие искажения общественного сознания под воздействием информационного бума. Учитывается ли при этом латентная часть преступности, а также тот факт, что многие пострадавшие перестали обращаться в правоохранительные органы, не веря им? Возможен и такой подход к подсчету жертв преступлений, остающихся за пределами официального учета: каждый человек в сфере торговли обворовывается минимум один раз в месяц — обсчет, обмер, обвес, продажа некачественных товаров и т. д. Если все это подсчитать, то количество жертв преступлений возрастает до сотен миллионов в год. Значит есть смысл думать о том, как защитить человека. и общество от вала противоправных посягательств. Если жизнь человека, его здоровье и собственность не имеют надежной защиты со стороны государства, то следствием этого является не только падение престижа власти, рост правового и нравственного нигилизма, но и бесперспективность экономических реформ, что чувствует каждый из нас.