Файл: 761.doc

«Обещаюсь и клянусь … хранить верность его императорскому величеству государю императору, самодержцу всероссийскому…» присягали чиновники судебного ведомства после 1864 г.

Ленинские принципы правосудия нового типа, которые были незыблемыми на протяжении всего периода отечественного социализма, также не преследовали цели формирования независимой судебной власти. Главное назначение суда, по Ленину, как уже отмечалось, сводилось к обеспечению репрессивной функции государства, устрашению, воспитанию граждан к дисциплине и самодисциплине. Эти ленинские принципы правосудия последовательно реализовывались в законодательстве о суде и его задачах.

Соратники и последователи Ленина и в теории и на практике развивали эти идеи, определяя вполне откровенно прислужническую роль суда по отношению к государству, не допуская мысли о возможности разделения властей.

«Власть, в данном случае советская, естественно должна быть единой властью, включая в себя и законодательную, и исполнительную и, наконец, судебную… Всякая пролетарская революция начинается с того, что она на деле разбивает теорию Монтескье о разделении властей», — писал П. И. Стучка ⁶.

Надо думать, идеолог права нового типа хорошо усвоил практику, но не уроки, вытекающие из трагедии французской революции. Якобинская Конституция 1793 г. не допускала разделение властей, а коллективный деспотизм Конвента был ничем не лучше деспотизма самовластного монарха.

Н. В. Крыленко — легендарный нарком советской юстиции и ее жертва — считал вполне естественным видеть в любой государственной власти орудие социального насилия, а в суде — не более как упорядоченную форму расправы ⁷.

Перед органами советского правосудия не стояла задача защиты гражданского общества, автономного по отношению к государству, ибо такого общества не было; не стояла, как приоритетная, задача защиты прав человека, ибо личность в тоталитарном государстве не является самодовлеющей ценностью; не стояла перед судом и задача воздействия на законодательство и ограждения произвола исполнительной власти.

Только теперь, переживая трудный процесс освобождения сознания от догматов большевистской идеологии, мы приходим к пониманию того, что наше правосудие, как и наша политическая система, не были «самыми демократическими в мире».

Нынешняя судебная реформа обусловлена крупнейшими преобразованиями во всех сферах нашей жизни и коренными изменениями общественного сознания. Формирование правового государства, в котором право не должно корректироваться привилегиями; замена мифических идеалов светлого будущего сознанием самоценности личности уже теперь, а не в отдаленной перспективе; поиск надежных способов защиты прав человека; ослабление государственного монстра путем реализации идеи разделения властей и создание контроля за деятельностью каждой ветви власти — вот те отправные позиции, которые должны определять идеологию судебной реформы.

Соответственно этому цель судебной реформы мы видим в создании независимой судебной власти, способной решать задачи ограничения произвола других ветвей государственной власти, надежно защищать права человека и гражданского общества.

Научное обеспечение такой реформы требовало разработки концепции судебной власти, определения новых подходов к задачам и видам правосудия; осознания и последовательного проведения в законодательстве идеи расширения судебных гарантий прав человека и недопустимости их снижения от достигнутого уровня. Обеспечение подлинной независимости суда предполагает внедрение новых способов социального контроля за его деятельностью, ибо бесконтрольность любой ветви власти есть начало движения к произволу.

Официальная «Концепция судебной реформы в Российской Федерации», одобренная Верховным Советом РФ 24 октября 1991 г., не решает этих вопросов. Существенный ее недостаток мы видим в отсутствии разработанной концепции судебной власти, ее структуры и способов функционирования; в игнорировании национальных традиций; эклектическом соединении институтов англо-американской системы с системой отечественного правосудия, построенного по континентальному типу.

Впрочем, судебная реформа осуществляется не всегда в соответствии с «Концепцией» — законодательство являет и образцы спонтанных решений, принимавшихся то ли в силу складывавшейся ситуации, то ли в угоду групповым интересам.

И все же несмотря на относительно вялое протекание реформы и наличие отдельных деструктивных решений, что, видимо, неизбежно в условиях обновления всей правовой системы на фоне политической и экономической дестабилизации и деградации культуры, определенные достижения налицо.

Это касается не только создания новых видов судопроизводства, дополнительных социальных и правовых гарантий судейской независимости, но и расширения судебной юрисдикции, правового закрепления таких важных для судебного познания принципов, как презумпция невиновности и состязательность, введение судебного контроля за законностью арестов на предварительном следствии, участие защитника на ранних этапах расследования и др.

По многим из этих направлений начало судебной реформы было положено законодательными актами, принятыми Верховным советом СССР; забывать об этом и приписывать все достижения только республиканскому парламенту было бы несправедливо.

Декларация прав и свобод человека, принятая Съездом народных депутатов СССР 5 сентября 1991 г., впервые в нашем отечественном законодательстве закрепила принципы, являющиеся фундаментальными для создания условий реальной защищенности личности и становления судебной власти. «Все права и свободы, закрепленные в Декларации, подлежат судебной защите» (ст. 2); «Каждый имеет право судебного обжалования незаконных действий должностных лиц, государственных органов и общественных организаций, а также право на возмещение материального и морального ущерба» (ст. 22).

Эти, как и многие другие положения, найдут затем развитие в Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой Верховным Советом РСФСР 22 ноября 1991 г., и других законодательных актах.

Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве (13 ноября 1989 г.) предприняли первую попытку расширить перечень прав граждан, защищаемых судом, отнеся к ним «социально-экономические, политические и личные права и свободы» (ст. ст. 2, 7); впервые закрепили участие защитника на предварительном следствии с момента задержания, ареста подозреваемого или предъявления обвинения; предрешили образование суда присяжных и перенесли из области теоретических споров в правовую норму принцип презумпции невиновности (ст. ст. 11, 14).

Союзным законодателем приняты также Закон «О статусе судей в СССР» (4 августа 1989 г.), Закон «Об ответственности за неуважение к суду» (2 ноября 1989 г.), Закон «О порядке обжалования в суд неправомерных действий органов государственного управления и должностных лиц, ущемляющих права граждан (2 ноября 1989 года), Закон «О внесении изменений и дополнений в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик» (10 апреля 1990 года), существенно расширивший права подозреваемого и обвиняемого на защиту.

Аналогичные акты несколько позже будут приняты и Парламентом России, который, развивая и дополняя положения союзного законодательства, введет их в законодательство Российской Федерации, что окажется и важным и своевременным в связи с распадом Союза ССР.

Расширению судебной юрисдикции и повышению престижа суда способствовали и многие отраслевые законодательные акты Союза, а затем и РФ, предусматривавшие судебный порядок защиты прав граждан и юридических лиц. Назовем в этой связи следующие союзные законы, дабы не допустить их несправедливого забвения: Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о земле (28 февраля 1990 г.), Закон о собственности в СССР (6 марта 1990 г.), Закон СССР о печати и других средствах массовой информации (12 июня 1990 г.) и др.

Теперь это уже история, ибо в России приоритетно действуют российские законы, но они, как видим, создавались не на пустом месте, а имели свои аналоги в союзном законодательстве. Подчеркиваем это не для того, чтобы умалить законодательную роль Верховного Совета РФ, насильственно упраздненного в сентябре-октябре 1993 г., а для того, чтобы напомнить, что единое правовое поле для союзных республик, а теперь — стран СНГ, как и первые шаги в направлении к судебной власти, создавалось союзным законодателем, и как бы ни развивалось государственное устройство бывших братских республик, а теперь суверенных государств, их объединяла и будет объединять общность истории, культуры, правовых принципов. Это — те ценности, которые нуждаются в сохранении даже и при утрате государственно-политического единства.

Оценивать результаты судебной реформы в России 1991–1996 гг. не дистанцировавшись от нее, непосредственно участвуя в подготовке отдельных ее актов и ожесточенных научных дискуссиях правоведов — дело достаточно сложное. Обвинения автора в субъективизме неизбежны, и они уже были.

Однако субъективны, как известно, любые оценки, от кого бы они ни исходили. Сталкиваясь и переплетаясь, утверждая и ниспровергая, они прокладывают дорогу к истине.

Таков тяжкий путь познания.

Лозунг «Все действительное разумно» оспаривается давно, ибо он не более чем способ оправдания человеческой глупости и подлости, если это не проявление лености ума.

Наряду с очевидными достижениями судебной реформы были и решения неудачные, отрицательные последствия которых наступали или незамедлительно и явно или скрыто подтачивали надежды на радужные перспективы.

Последующий анализ отдельных актов судебной реформы — это попытка разобраться в значении состоявшихся законодательных решений, попытка не первая и, надо думать, не последняя ⁸.

Нетрудно было предвидеть, что создание Конституционного Суда и органов правосудия по экономическим спорам хотя и продвинет нашу правоохранительную систему в направлении по пути формирования судебной власти, но проблему не решит.

Понимание новой роли суда в обществе, поиски способов расширения социальных функций судебной власти, как гаранта законности и правопорядка, как фактора, стабилизирующего механизм государственной власти в целом, требовало серьезных теоретических разработок, которые в нашей юридической литературе отсутствовали ⁹.

Между тем именно в переживаемый страной переходный период в условиях падения престижа закона, усиливающегося правового нигилизма, очевидной беспомощности административно-управленческого аппарата можно было рассчитывать на эффективную роль судебной власти. Обладая жесткой организационной структурой, опираясь на отработанную веками процессуальную форму деятельности, имея на вооружении традиционно авторитетные общеобязательные решения, подлежащие принудительному исполнению, суды как никакие другие государственные учреждения были способны оказывать упорядочивающее влияние на правовую жизнь общества. Только судебная защита могла обеспечить действенность законов.

Этими возможностями правосудия не сумели воспользоваться реформаторы. Их красочные декларации о престиже суда, как увидим, плохо подкреплялись конструктивными решениями, которые реально поднимали бы роль судебных учреждений и судебной власти.

Вакуум, образованный в правовой жизни с устранением партийных комитетов и Советов депутатов трудящихся, как органов, в значительной мере обеспечивающих исполнение правовых предписаний, оказался незаполненным. Оптимальные границы соотношения прерогатив судебной власти с прерогативами властей законодательной и исполнительной до сих пор не определены, ни в теории, ни в актах государственного строительства.

Увидеть это нетрудно на примере традиционного для нашей правовой системы принципа независимости суда и подчинения его только закону. С позиций сегодняшнего дня он содержит явные натяжки и неточности.

Положение о безусловном подчинении суда закону (а значит, видимо, и законодательной власти, в конечном счете) не выдерживает критики, если исходить из того, что суд не только применяет право, но и участвует в правотворческом процессе. Это связано не только с идеей Конституционного Суда, но и с легальной возможностью критического отношения к Закону в процессе судопроизводства. Такая возможность начисто отвергалась священным принципом социалистической законности. Теперь же мы думаем и действуем иначе: любые законы и подзаконные акты могут быть проверены на соответствие Конституции по запросам судов и по жалобам граждан.

Проблема независимости суда ныне ставится шире — речь идет уже не только о независимости и неприкосновенности судей, но и о границах суверенности каждой из трех властей, об их прерогативах, призванных обеспечить стабильность государственной власти и ее подчинение интересам гражданского общества, а не исключительно «государственной политике», как это, к сожалению, было прежде, как бывает и сейчас.

Немаловажной проблемой становления судебной власти становится ее структура, организация, которая может обеспечить создание мощного государственного института, а может изначально обречь его на положение зависимое, подчиненное. Предостережения такого рода у истоков реформ звучали ¹⁰, но реформы, к сожалению, пошли не по оптимальному пути.

В результате реформы судебная власть приобрела в Российской Федерации вид механического соединения трех самостоятельных структур: Конституционного Суда и не связанных с ним КС отдельных республик в составе РФ, Высшего Арбитражного Суда и системы арбитражных судов, Верховного Суда РФ с системой общих судов. Не хотелось бы думать, что при этом копировался германский образец или народные депутаты, дробя судебную власть, сознательно стремились к ограничению ее влияния в будущем. Скорее всего, — это результат стихийного творчества, как и многое другое в области реформ.

«Концепция» восприняла такую организацию судебной власти как должное. Да и мы, готовя в 1992 — начале 1993 г. проект Закона «Об устройстве и полномочиях судебной власти» ¹¹, вынуждены были под давлением принятых поправок к Конституции РСФСР, предусмотревших создание Конституционного Суда РФ, отказаться от своей прежней позиции ¹² и исходить из сложившегося «полисистемного» характера судебной власти. Недостатки ее такого устройства для нас были очевидны и состоят в следующем.

Первое — существование трех самостоятельных, не связанных друг с другом структур ослабляет судебную власть как стабилизирующий фактор в государстве и как орган защиты прав и свобод личности. В условиях противостояния законодательной и исполнительной властей на авансцене — Конституционный Суд. Но что за ним, на кого он может опереться? Только на авторитет своих судей, выбранных в основном из преподавателей права и ученых НИИ, оторванных от судебной системы страны, от ее опыта и традиций, озабоченных индивидуальным имиджем более, чем судьбой самого КС ¹³.