Файл: Арнольд Тойнби.doc

Надломы цивилизаций убедителен ли детерминизм?

Одной из вечных слабостей человеческого разума

является склонность искать причину собственных

неудач вне себя, приписывая их силам, находящимся

за пределами контроля и являющимся феноменами,

не подвластными человеку. Это ментальный маневр,

с помощью которого человек избавляется от

чувства собственной неполноценности и

униженности, прибегая к непостижимости

Вселенной во всей ее необъятной потенции для

объяснения несчастий и невзгод человеческой

судьбы. Этот прием является одним из наиболее

распространенных "утешений философией" [+1]. Он наиболее

привлекателен для душ чувствительных, особенно в

периоды падений и неудач. Так, в период упадка

эллинистической цивилизации подобные

настроения были распространены среди самых

широких кругов. Философы разных направлений

объясняли таким образом причины социального

распада, явления вполне ощутимого, но не

подвластного воле человека. Упадок объяснялся

как случайное или неизбежное следствие

"космического старения". Такова была

философия эпикурейца Лукреция [+2], представителя последнего

поколения эллинистического смутного времени.

И улетает наш ум, подымаясь в паренье свободном.

Видим мы прежде всего, что повсюду, во всех

направлениях,

С той и с другой стороны, и вверху, и внизу, у

вселенной

Нет предела, как я доказал, как сама очевидность

Громко гласит и как ясно из самой природы

пространства.

А потому уж никак невозможно считать вероятным...

Но понапрасну, когда не способны выдерживать

жилы

То, что потребно для них, а природа доставить не

может.

Да, сокрушился наш век, и земля до того

истощилась,

Что производит едва лишь мелких животных...

Да и хлебов наливных, виноградников тучных она же

Много сама по себе сотворила вначале для

смертных.

Сладкие также плоды им давая и тучные пастьбы,

  -

Все, что теперь лишь едва вырастает при нашей

работе:

Мы изнуряем волов, надрываем и пахарей силы,

Тупим железо, и все ж не дает урожая нам поле,   -

Так оно скупо плоды производит и множит работу.

И уже пахарь-старик, головою качая, со вздохом

Чаще и чаще глядит на бесплодность тяжелой

работы,

Если же с прошлым начнет настоящее сравнивать

время,

То постоянно тогда восхваляет родителей долю.

И виноградарь, смотря на тщедушные, чахлые лозы,

Век злополучный клянет, и на время он сетует

горько

И беспрестанно ворчит, что народ, благочестия

полный.

В древности жизнь проводил беззаботно,

довольствуясь малым,

Хоть и земельный надел был в то время значительно

меньшим,

Не понимая, что все дряхлеет и мало-помалу.

Жизни далеким путем истомленное, сходит в могилу.

(Лукреций. О природе вещей)

Эта тема через какие-нибудь триста лет вновь

возрождается в полемическом труде одного из

отцов западной христианской церкви Киприана.

"Следовало бы вам сознавать, что общество

теперь дряхлое. У него нет жизненной силы, чтобы

выстоять, и нет страсти и здоровья. чтобы быть

сильным. Эта истина самоочевидна... даже если мы

промолчим, но все, что окружает нас,

свидетельствует об одном - о распаде. Уменьшаются

зимние дожди, необходимые для вызревания зерна в

почве, и летнего тепла недостает для созревания

урожаев. Весною стало меньше свежести, а осенью -

плодов. Горы лысеют и истощаются, исчерпаны

рудники, вены вскрыты и кровоточат. Меньше стало

крестьян на полях, мореходов в море, солдат в

гарнизонах, честности на рынке, справедливости в

суде, согласия в дружбе, умения в мастерстве,

строгости в нравах. Когда что-то стареет, разве

есть надежда, что оно постоит за себя, полное

свежести и юношеской страсти? Все, что

приближается к концу, ослабевает. Солнце,

например, на закате посылает менее теплые и не

столь прекрасные лучи. Луна становится тонкой,

когда она убывает. Дерево, некогда зеленое и

плодоносное. становится голым, с усохшими

ветками. Старость останавливает течение весны, и

ее щедрые потоки превращаются в слабые ручейки.

Это приговор, вынесенный миру: это закон Бога:

все, что родилось, должно умереть, то, что выросло,

должно состариться, то, что было сильным, должно

стать слабым, то, что было великим, должно стать

ничтожным: и эта утрата силы и величия ведет к

исчезновению" (Cyprianus. Ad Demetrianum. 3).

Возможно, некоторый отголосок Киприанова

пессимизма есть и в озабоченных голосах нашего

поколения, осознавшего угрозу истощения

естественных ресурсов Земли. Знакомы мы и с идеей

космической смерти, поскольку западные физики в

свое время предсказали распад всей материи, гак

называемую тепловую смерть Вселенной, в

соответствии со вторым началом термодинамики.

Впрочем, идея эта нынче оспаривается [+3].

"Человечество молодо... Наша цивилизация

находится все еще в своем раннем детстве, а Земля

не прошла и половины своей истории; ей сейчас

более четырех миллиардов лет, но через четыре

миллиарда лет она, видимо, все еще будет

существовать" [*1].

Западные защитники предопределения или

детерминизма в судьбах цивилизаций обращаются к

закону старения и смерти, который, как они

полагают, распространяется на всю сферу

планетарной жизни. Один из наиболее известных

представителей этой школы Освальд Шпенглер,

утверждает, что цивилизацию можно сравнить с

организмом, а значит, она проходит периоды

детства, юности, зрелости и старости. Но мы уже

показали выше, что общества не являются

организмами, с какой бы стороны их ни

рассматривали. В субъективных понятиях это

умопостигаемые поля исследования; а в

объективных понятиях они представляют собой

основу пересечения полей активности отдельных

индивидуумов, энергия которых и есть та

жизненная сила, что творит историю общества.

Кто может утверждать или предсказать, каковы

будут характеры и типы взаимодействий между

всеми этими действующими лицами и сколько

появится их на сцене истории? Догматически

твердить вслед за Шпенглером, что каждому

обществу предопределен срок существования,

столь же глупо, как и требовать, чтобы каждая

пьеса состояла из одинакового числа актов.

Шпенглер не усиливает детерминистский взгляд,

когда он отказывается продолжить аналогию

организма с видом или родом. "Жизнь любой

группы организмов включает среди прочего

определенное время существования и определенный

темп развития: и никакая морфология истории не

может освободиться от этих понятий... Время жизни

поколения - для какого бы существа оно ни

рассматривалось - является числовым значением

почти мистического свойства. И эти соотношения

также действительны для цивилизаций - в

некотором смысле об этом раньше никогда не

думали. Каждая цивилизация, каждый период

архаики, каждый взлет, каждое падение и каждая

непостижимая фаза каждого из этих движений

обладают определенным временным периодом,

который всегда один и тот же и который всегда

имеет свое символическое обозначение. Каков

смысл пятидесятилетнего периода в ритме

политической, интеллектуальной и художественной

жизни, которая превалирует во всех

цивилизациях?.. Каково значение тысячелетия,

которое есть идеальный временной период всех

цивилизаций, сравнимый в пропорции с

индивидуальным жизненным сроком человека, -

семьдесят лет?" [*2]

Правильный, на наш взгляд, ответ состоит в том,

что общество не является видом или родом. Более

того, оно не является организмом. Каждое общество

- это представитель некоторого вида из рода обществ.

Но род, к которому принадлежат люди, не является

ни западным обществом, ни эллинским, ни

каким-либо еще. Это род Homo. Столь простая

истина снимает с нас обязанность исследовать

шпенглеровскую догму о том, что роды и виды

обществ обладают предопределенными жизненными

сроками по аналогии с индивидуальными

организмами, являющимися представителями своих

биологических родов и видов. Даже если мы на

некоторое время предположим, что срок жизни рода Homo

заведомо ограничен, достаточно беглого взгляда

на реальную историческую длительность

биологических родов и видов, чтобы понять

ошибочность концепции, связывающей надломы

цивилизаций с этим гипотетическим концом жизни

рода Homo. Как, впрочем, нельзя их связывать и с

исчезновением материальной Вселенной через

распад ее вещества.

Касаясь проблемы надломов цивилизаций, резонно

задаться вопросом, а есть ли основания

предполагать, что надломы сопровождаются

какими-либо симптомами физической или

психической дегенерации. Были ли афиняне

поколения Сократа, Еврипида, Фукидида, Фидия и

Перикла, пережившие катастрофу 431 г. до н.э.,

внутренне более ущербными, чем поколение

Марафона, заставшее расцвет и славу общества, к

которому они принадлежали?

Объяснение надломов цивилизаций с точки зрения

евгеники, как представляется, можно найти у

Платона в "Государстве", где он говорит, что

общество с идеальным устройством нелегко

вывести из равновесия, но в конце концов все, что

рождается, обречено на распад; даже идеальное

устройство не может существовать вечно и в конце

концов надломится. Надлом этот связан с

периодическим ритмом (с кратким периодом для

краткоживущих существ и длительным периодом для

тех, кто на другом конце шкалы), который является

ритмом жизни как в животном, так и в растительном

царстве и который зависит от физической и

психической плодовитости. Особые законы

человеческой евгеники расстроят разум и

интуицию нашего обученного правящего

меньшинства, несмотря на всю их интеллектуальную

силу; эти законы ускользнут от их взора, и однажды

они произведут детей несвоевременно.

Платон выработал поразительные числовые

формулы для выражения продолжительности

человеческой жизни и утверждал, что социальное

разложение наступит в результате игнорирования

этого математического закона евгеники вождями

общества [+4]. Но

даже из этого ясно, что Платон не считает расовую

дегенерацию, связываемую им с социальным

надломом, автоматическим или предопределенным

явлением. Скорее он видит здесь интеллектуальную

ошибку, техническую неудачу, ошибочный шаг.

В любом случае нет оснований следовать Платону,

признавая расовую дегенерацию хотя бы как

вторичное звено в причинной связи явлений,

ведущих общество к надлому и упадку. Безусловно,

во времена социального упадка члены

распадающегося общества могут казаться пигмеями

или уродами, особенно в сравнении с царским

величием их предшественников, живших в эпоху

социального роста. Однако назвать эту болезнь

дегенерацией - значит поставить неверный

диагноз. Болезнь, овладевающая детьми декаданса,

крепко оковывая их "скорбию и железом" (Пс.

106, 10), не есть результат распада естественных

свойств человека; она представляет собой распад

их социального наследия, лишая их возможности

приложения своих сил в творческом социальном

действии. Понижение уровня является следствием

социального надлома, но не его причиной.

А теперь обратимся к еще одной гипотезе

предопределения, согласно которой цивилизации

следуют одна за другой по закону их природы,

заданному космосом в бесконечно повторяющемся

цикле чередований рождения и смерти.

Применение теории циклов к истории

человечества было естественным следствием

сенсационного астрономического открытия,

сделанного в вавилонском мире в конце III тыс. до

н.э. Открытие это сводилось к тому, что три