Файл: Арнольд Тойнби.doc

иранская цивилизация поглотила сестринскую

арабскую на третьем веке их одновременного

рождения. Однако заметим мы и то, что иранская

цивилизация росла интенсивнее, чем ее жертва.

Если мы примем территориальную экспансию за

показатель роста, то будем вынуждены признать,

что в данном случае этот показатель не работает,

так как в размахе и силе экспансии арабская

цивилизация ничуть не уступала иранской.

В конце концов, приходится признать, что

территориальная экспансия не может быть принята

в качестве критерия роста цивилизации.

Можно обратиться еще к двум сестринским

цивилизациям - вавилонской и хеттской, -

родственно связанным с Шумером. С первого

взгляда кажется, что хеттская цивилизация за

свою короткую жизнь выросла больше, чем ее

вавилонская сестра. Однако экспансия хеттской

цивилизации, длившаяся с XVI по XIII в. до н.э., была не

столь широкой, как экспансия вавилонской

цивилизации, имевшая место в IX-VII вв. до н.э.

В наше время разворачивается впечатляющая и

всеобъемлющая экспансия западного мира. Впервые

за всю свою историю человечество столкнулось с

ситуацией, когда одно общество распространило

свое влияние практически на всю обитаемую

поверхность Земли. Едва ли были в истории большие

контрасты, чем в наши дни: глобальные

экспансионистские устремления западного

общества при относительной неподвижности других

живых обществ нашей планеты. Когда эти другие

цивилизации предпочитали держаться своих

постоянных границ, безудержно расширяющаяся

западная цивилизация, не зная пределов своим

устремлениям, стала стучаться во все двери,

взламывать все преграды и прорываться в самые

замкнутые крепости. Когда вестернизация

незападных обществ достигла апогея. Homo Occidentalis [+2] охватило

неверие в собственные силы и страх перед будущим,

а это - если судить по прецедентам - плохой

признак.

Таким образом, эмпирический анализ показывает,

что прогрессивное и кумулятивное завоевание

человеческого окружения напрямую связано с

территориальной экспансией, направленной от

географического центра цивилизации к периферии,

но это ни в коей мере не может считаться

правомерным показателем роста цивилизации.

Пожалуй, единственным социальным последствием

территориальной экспансии можно считать

ретардацию, или замедление рое-га, но никак не

усиление его. Причем в крайних случаях

наблюдается и полная остановка роста.

Ярким примером этого феномена в западной

истории является Ренессанс. Зародившись в

Северной и Центральной Италии в XIV в., это

интеллектуальное движение достигло своей

наивысшей точки к XV в. В Англии процесс этот

протекал в XVI-XVII вв., во Франции - в XVII-XVIII вв., в

Германии - в XVIII-XIX вв. Немецкое Просвещение эпохи

Гете как бы повторяло фазу, пройденную

Ренессансом в Италии за четыре столетия до того.

Фактически западный Ренессанс представлял собой

ослабленный гребень волны, бегущий от центра -

прародины западного христианства - к периферии -

в Западную Европу.

Чтобы проиллюстрировать подмеченное нами

правило, рассмотрим социальные последствия

распространения западной цивилизации на другие

части земного шара. Пожалуй, можно считать

общепринятым мнение, что заморский этос в своих

основных чертах радикален, если не прогрессивен.

Однако при более близком рассмотрении

обнаруживается ложность этого вывода. В области

технологии, где вызов направлен на завоевание

непокорной Природы, действительно происходило

иногда столь резкое стимулирование

первопроходцев, что им удавалось делать

замечательные открытия и изобретения. Истинно

также и то, что каждая заморская миграция несет

дезинтегрирующий эффект, что в свою очередь

побуждает к акту нового социального творения.

Эта возможность была блестяще использована

скандинавскими поселенцами в Исландии и

эллинскими поселенцами в Ионии. Но следует

помнить, что это всего лишь возможность, но никак

не неизбежность и заморский поселенец волен

принять ее или нет. Заморская миграция - это

просто возможный стимул, а не неизбежная ступень

интеллектуального роста; и если этот стимул не

порождает ответа, от него мало проку. Стимул к

техническим изобретениям также не стоит

переоценивать, ибо область техники и технологии,

сколь бы ни был значителен удельный вес ее в

обществе, представляет далеко не главный пласт

социальной жизни. Поэтому, пренебрегая

открывшимися возможностями, колониальный этос

вполне может оказаться весьма косным. И эта

косность - отличительный признак западного

заморского мира.

Итак, тщательный эмпирический анализ

показывает, что территориальная экспансия

приводит не к росту, а к распаду.

Возьмем, например, историю эллинистической

цивилизации. Мы уже отмечали, что на определенной

исторической ступени эллинское общество

ответило на демографический вызов масштабной

географической экспансией: что через два

столетия эта экспансия была остановлена

успешным сопротивлением неэллинских сил и что

эллинизм ответил на этот новый вызов переходом

от экстенсивной экономики к интенсивной,

выработав новый метод решения проблемы

перенаселения. Этот кризисный период эллинской

истории, период реадаптации, когда эллинское

общество трансформировало свой порыв, перейдя из

экстенсивного в интенсивный ритм, имел все

признаки смутного времени. Фукидид говорил, что

со времен Кира и Дария "развитию Эллады долгое

время мешали различные препятствия. Поэтому она

не могла сообща совершить ничего великого, а

отдельные города были слишком мало

предприимчивы" (Фукидид, История). Геродот

писал в "Истории", что в течение трех

последовательных поколений, охвативших период

правления Дария Гистаспа-сына, Ксеркса

Дария-сына и Артаксеркса Ксеркса-сына Эллада

была наполнена большими невзгодами, чем в

течение двадцати поколений, предшествовавших

восхождению Дария.

Современному читателю, возможно, трудно понять

скепсис великих историков прошлого, ибо эпоха,

которую они столь безрадостно описывают,

представляется в ретроспективе апофеозом

цивилизации эллинов, когда эллинский гений

вершил свои великие творческие акты во всех

сферах социальной жизни, сделав эллинство

бессмертным. Однако в оценках Геродота и

Фукидида прослеживается понимание ими того

исторического факта, что век безудержной и

беспрепятственной экспансии эллинства кончился.

Элладе противостояли более могущественные

внешние силы. Однако, несомненно и то, что с

момента восхождения Дария и до начала

Пелопоннесской войны порыв рос га эллинской

цивилизации был выше, чем в течение двух

предшествующих веков, когда средиземноморская

экспансия эллинизма достигла апогея. И если бы у

Геродота и Фукидида была возможность проследить

историю Эллады не только в глубь веков, но и в

будущее, они бы зафиксировали, что за надломом

эллинской цивилизации в Пелопоннесской войне

(катастрофа, которую засвидетельствовал Фукидид)

последовал новый взрыв территориальных

завоеваний, начатых Александром и превзошедших

масштабами раннюю морскую экспансию. В течение

двух столетий после первых походов Александра

эллинизм распространялся в азиатских сферах,

оказывая давление на сирийскую, египетскую,

вавилонскую, индскую цивилизации. А затем еще два

века эллинизм расширял свою экспансию уже под

эгидой римской власти, захватывая европейские

земли варваров. Но это были для эллинистической

цивилизации века распада.

Таким образом, мы видим, что в эллинистической

истории порыв роста достиг своего максимума до

начала территориальной экспансии, а в момент

экспансии он оказался на мертвой точке. Краткий

период духовной активности приходится на время,

когда экспансия греков, столкнувшись с внешним

давлением, ослабела, но затем последовал

длительный период новой эллинистической

экспансии, который привел к мучительному

процессу распада.

Иллюстрация из истории Эллады подтверждает,

что если экспансия и имеет какое-либо

соответствие росту, то здесь - обратная

пропорция, другими словами, территориальные

захваты - симптом не социального роста, а

социального распада.

Примеры, подтверждающие наш вывод, можно

продолжить.

Сирийская история дает модель, сравнимую с

моделью истории Эллады. Великий творческий

период сирийской истории - эпоха пророков

Израиля - был периодом, когда сирийская экспансия

из Леванта в Западное Средиземноморье

захлебнулась, столкнувшись в VIII-VI вв. до н.э. с

морской экспансией Эллады. Сирийское общество

подверглось в тот период давлению и с

противоположной стороны - со стороны

воинственного ассирийского общества. Во второй

половине VI в. до н.э. сирийский мир освободился от

этих внешних давлений. В морской зоне конфликта

заморские сирийские общины финикийского

происхождения сумели приостановить эллинскую

экспансию. На пути Эллады стоял финикийский

Карфаген, собравший достаточно мощные

вооруженные силы. В континентальной зоне арамеи

и обитатели израильских земель, вытесненные

ассирийцами за пределы внутренней Сирии на

западный край Иранского нагорья, сумели восстать

против своих вавилонских гонителей, почерпнув

силы в объединении древнесирийской культуры с

культурой мидян и персов, пришедших на смену

ассирийским правителям. Таким образом, со второй

половины VI в. до н.э. сирийская цивилизация,

восстановив свои права в Западном

Средиземноморье, вступила в новую фазу

экспансии. Однако на сей раз одержанные победы и

восстановленное материальное процветание не

сопровождались, увы, духовными приобретениями. В

духовной истории культуры сирийского общества

период между VI в. до н.э. и II в. до н.э.

представляется временем относительной

стагнации. Сирийский этос не имел стимула для

духовных исканий вплоть до новых атак эллинизма,

начатых Александром и продолженных его

последователями, с тем чтобы навсегда лишить

Карфаген господствующего положения в Западном

Средиземноморье.

Время, когда сирийский мир прекратил свою

собственную экспансию и вынужден был снова

перейти к обороне, стало временем создания

псалмов. Нового завета, "Исповеди" Августина

Блаженного. Можно видеть, что в сирийской, как ив

эллинской, истории географическая экспансия и

духовный рост находятся в обратной зависимости

друг от друга.

В китайской истории мы наблюдаем аналогичный

процесс. В эпоху роста пределы древнекитайской

цивилизации не простирались дальше бассейна

Желтой реки. Во время китайского смутного

времени Цинь Шихуанди, основатель китайского

универсального государства, продвигает

политические границы китайского мира до линии,

очерченной Великой Китайской стеной; династия

Хань, наследующая труды императора Цинь,

продвигает китайские границы дальше, пока не

присоединяет все южное побережье Китая и весь

Таримский бассейн. Таким образом, и в китайской

истории периоды географической экспансии и

социального распада совпадают.

Подмеченное нами соотношение между экспансией

и распадом характерно и для дальневосточного

общества на островах Японского архипелага. В

японском варианте дальневосточной истории

территориальная экспансия и социальный распад

явно находятся в причино-следственной связи.

Здесь дальневосточная цивилизация вступила в

стадию надлома в последней четверти ХП в., когда

японская военно-феодальная знать лишила

императора реальной власти. Переход власти от

рафинированной и образованной аристократии в

руки грубой и деспотичной военщины нанес столь