Файл: Арнольд Тойнби.doc

мощный удар развитию японского общества, что оно

так и не смогло от него оправиться. Но,

проанализировав путь к власти японской

военно-феодальной верхушки, мы увидим, что это

потомки воинственных племен варваров, которые

несколько веков назад расширяли границы

дальневосточной цивилизации на острове Хоккайдо

за счет местного населения - айнов. В ходе своей

бесконечной и неизменно победоносной войны эти

варварские племена достигли такой мощи и

совершенства в военном деле, что в конце концов

завладели основными земельными богатствами

архипелага, что и дало им власть над

императорским двором. Однако победы отнюдь не

обогатили захватчиков культурой, и. когда они

пришли на смену чиновникам японского двора,

которые совершали свой рывок, чтобы любой ценой

сохранить своеобразную дальневосточную

культуру в чуждом социальном окружении, это

привело к политической революции, потрясшей всю

социальную систему Японии [+3]. Качество было принесено в

жертву количеству. Территориальная экспансия и

здесь влекла за собой общественный упадок.

Ветвь православно-христианского общества в

России обладает схожими историческими чертами. В

этом случае также имел место перенос власти из

центра, который самобытная православная

культура создала в бассейне Днепра в Киеве, в

новую область, завоеванную русскими лесными

жителями из варварских финских племен в бассейне

верхней Волги. Перенос центра тяжести с Днепра на

Волгу - из Киева во Владимир - сопровождался

социальным надломом по тем же причинам, которые

мы только что анализировали на примере Японии.

Социальный спад и здесь оказался ценой

территориальной экспансии. Однако на этом

экспансия не прекратилась, и русский

город-государство Новгород сумел распространить

влияние русской православной культуры от

Балтийского моря до Северного Ледовитого океана.

Впоследствии, когда Московское государство

сумело объединить разрозненные русские

княжества, под единой властью универсального

государства (условной датой создания

российского универсального государства можно

считать 1478 г., когда был покорен Новгород),

экспансия русского православного христианства

продолжалась с беспрецедентной интенсивностью и

в невиданных масштабах. Московитам

потребовалось менее столетия, чтобы

распространить свою власть и культуру на

Северную Азию. К 1552 г. восточная граница русского

мира пролегала в бассейне Волги западнее Казани.

К 1638 г. граница была продвинута до Охотского моря.

Но и в этом случае территориальная экспансия

сопровождалась не ростом, а упадком.

Можно заметить подобную закономерность и в

развитии обществ Нового Света. В андской истории,

например, Чили вошла в орбиту андской культуры

благодаря военным завоеваниям поздних инков [+4], а инкское

государство было андским универсальным

государством на предпоследней стадии распада

андской цивилизации. В истории майя экспансия

культуры майя по Мексиканскому нагорью и на

полуостров Юкатан протекала в тот момент, когда

цивилизация майя стремительно приближалась к

своему загадочному концу. В истории Мексики

распространение мексиканской культуры в

пределах Северной Америки вплоть до Великих Озер

проходило в период смутного времени, когда

ацтеки сражались с другими государствами

мексиканского мира, прокладывая нелегкий путь к

созданию мексиканского универсального

государства [+5].

Остается несколько сомнительных и нетипичных

случаев. Юкатанская цивилизация, например,

контрастна своей сестринской мексиканской

цивилизации, поскольку она вообще никогда не

выходила за пределы своих изначальных границ.

Хеттская цивилизация, существование которой

было неожиданно и насильственно прервано

вторжением чужеземного общества, первоначально

расширялась в направлении с Анатолийского

нагорья в Северную Сирию. Трудно судить,

переживало ли хеттское общество в тот период

рост или же находилось в состоянии распада. На

этот вопрос нельзя ответить с определенностью в

силу преждевременности конца хеттской истории.

Однако мы легко можем догадаться, что падение

хеттского общества под натиском постминойского

движения племен в начале XII в. до н.э. было итогом

милитаризма, в который впала империя Хатти в

течение предыдущих двух столетий. Другими

словами, можно рассматривать воинственность

Хатти как признак социального распада; а

поскольку распространение хеттской культуры в

Северной Сирии было прямым следствием военного

вторжения, можно предположить, что связь между

территориальной экспансией и социальным

распадом наличествует и в хеттской истории.

Следует принять во внимание, что в некоторых

случаях цивилизации увлекались

территориальными приобретениями в раннем

детстве и без какой-либо задержки своею роста. К

таким случаям относится заморская экспансия

индуистской цивилизации в Индонезию и Индокитай,

имевшая место в последней половине I тыс.;

экспансия арабской цивилизации XIV в.; современная

ей иранская экспансия. Однако при более близком

рассмотрении мы видим, что все эти три

цивилизации принадлежат к связанному классу и

что их экспансионистские устремления не что

иное, как продолжение тех движений, которые

характеризовали отеческие цивилизации в периоды

их разложения. Во всех рассматриваемых здесь

случаях зарождение экспансии можно обнаружить

не в некоем новом импульсе, а в инерционных

всплесках старого движения.

Итак, наш эмпирический анализ выявил только два

случая, когда территориальная экспансия

сопровождалась не упадком, а социальным ростом.

Это средиземноморские экспансии сирийской и

эллинской цивилизаций, имевшие место в первой

половине I тыс. до н.э.

Как объяснять этот четкий социальный закон?

Одно очевидное объяснение лежит в сфере

военизации общественной жизни, ибо милитаризм, в

чем мы еще не раз убедимся на примерах, является

на протяжении четырех или пяти тысячелетий

наиболее общей и распространенной причиной

надломов цивилизаций. Милитаризм надламывает

цивилизацию, втягивая локальные государства в

междоусобные братоубийственные войны. В этом

самоубийственном процессе вся социальная ткань

становится горючим для всепожирающего пламени

Молоха.

Например, в эллинистической истории милитаризм

был - по крайней мере частично - ответствен как за

позднюю экспансию эллинистического мира, гак и

за распад эллинистического общества, начавшийся

одновременно с этой экспансией. Подобное

объяснение соотношения между экспансией и

распадом не является натяжкой. Ибо военное

завоевание не обязательно требует принятия

побежденными культуры победителей. И хотя

распространение эллинизма через завоевания в

Азии и Европе является доказательством, что

последствия войны и победы всегда

непредсказуемы, эллинский пример представляется

исключительным. Чаще случается, что победители

становятся пленниками культуры побежденных -

так, римляне были пленены греками. Но если

покоренный народ не может одержать культурной

победы как компенсации за военные и политические

поражения, он начинает усваивать элементы

культуры своих завоевателей. Например,

воздействие ассирийских захватчиков на

арамейские и израильские народы привело к

распространению вавилонской культуры, более

древней и развитой по сравнению с сирийской.

Однако мидяне, попав под ассирийский пресс,

предпочли не вавилонскую культуру своих

поработителей, а сирийскую, носителями которой

были арамеи и иудеи. Таким образом, в этом примере

факт военного завоевания не только не привел к

распространению культуры завоевателей, но и

послужил серьезным тому препятствием.

Объяснение закономерности расширения

территориальной экспансии в связи с углублением

социального распада можно найти в природе

общественных процессов, благодаря которым эта

экспансия и возникает. Ибо, как мы видели,

географическая экспансия выражает притязания

одного общества на владения другого: успех

подобных притязаний приводит к ассимиляции, а

социальная ассимиляция является результатом

"культурного облучения".

Известно, что белый свет разлагается на

составляющие цвета. Подобно этому, лучи, которые

излучает духовная энергия общества, также

состоят из отдельных элементов - экономических,

политических и культурных.

В случаях успешной ассимиляции материальные

экономические факторы обычно действуют первыми.

Афганец или эскимос стремится завладеть

каким-либо привлекательным западным изделием,

например ружьем, швейной машиной или

граммофоном. Принимая незнакомый инструмент или

игрушку, абориген не обязан принимать вместе с

этими предметами иностранные институты, идеи,

этос. Если бы афганцу сказали, что он может взять

британское ружье только в том случае, если

признает британскую конституцию, обратится в

англиканство, освободит своих домашних женщин,

то, безусловно, условия показались бы ему

неприемлемыми. Он скорее вернет ружье и

удовлетворится оружием своих предков, чем

изменит стародавние обычаи. Экспансионизм

цивилизации затрудняет проникновение ее в чужую

цивилизацию. Иными словами, лучи ее не

развернулись в спектр и имеют слишком резкое

свечение. Это та форма, когда экономические,

политические и культурные элементы в обществе

диффузно сливаются друг с другом. Подобное

состояние характерно для цивилизации на стадии

роста. Одной из отличительных черт растущей

цивилизации является то, что она представляет

собой на этом этапе некое единое социальное

целое, в котором экономический, политический и

культурный элементы объединены внутренней

гармонией растущей социальной системы. С другой

стороны, когда общество надламывается и начинает

распадаться, одним из симптомов этой социальной

болезни является разделение культурного,

политического и экономического элементов, что

порождает болезненный диссонанс. В этот момент

ткани социального тела излучают целый спектр

лучей: и эти рассеянные лучи распадающейся

цивилизации обладают способностью проникать в

ткани других общественных организмов в большей

мере, чем неразложенный свет цивилизации,

пребывающей в стадии роста.

Возможно, это объясняет закон, выведенный нами

в ходе исследования и гласящий, что социальный

распад представляет собой более благоприятное

условие для географической экспансии, чем

социальный рост. С этой точки зрения мнение,

согласно которому географическая экспансия

является проявлением социальной болезни,

кажется, пожалуй, оправданным.

Таким образом, общество, переживающее упадок,

стремится отодвинуть день и час своей кончины,

направляя всю свою жизненную энергию на

материальные проекты гигантского размаха, что

есть не что иное, как стремление обмануть

агонизирующее сознание, обреченное своей

собственной некомпетентностью и судьбой на

гибель.

Рост власти над природой и средой. Определив,

что критерий роста цивилизации не в ее

прогрессивном кумулятивном завоевании

человеческого окружения, попробуем рассмотреть

вопрос о том, является ли завоевание физического

окружения, то есть природной среды, достаточным

критерием роста цивилизации. Очевидный признак

прогресса в этой области - совершенствование

техники. Легко можно допустить, что существует

определенное соответствие между технической

вооруженностью общества и успехами в деле

покорения Природы. Однако удается ли обнаружить

элементы соответствия между совершенствованием

техники и социальными достижениями общества?