Файл: Арнольд Тойнби.doc

скандинавской драме плодородия и представляют

собой единственный элемент традиционного

ритуала, который мигрантам удалось вывезти из

своих родных пределов. В соответствии с этой

теорией развитие примитивного ритуала не

получило развития среди тех скандинавов, которые

мигрировали морем [+55]. Теория эта подтверждается

также эллинской историей.

Отличительные черты заморской миграции, на

которые мы только что обратили внимание, имеют

негативный характер, но предполагаемый в этих

негативных феноменах вызов породил достойный

положительный ответ.

Отклонение, выраженное в отсутствии

примитивного социального аппарата, оставленного

в родных пределах, стало в атмосфере поиска и

перемен стимулом к новым творческим актам.

Энергия, высвобождающаяся благодаря разрушению

кристалла обычая в новом заморском окружении,

превращается в новые виды активности. В поле,

расчищенном атрофией ритуала плодородия,

вырастает повествовательная форма

литературного искусства - сага или эпос. В поле,

подготовленном распадом родственной группы,

выросла политическая система наподобие

корабельного экипажа, только в большем масштабе

и на более прочном основании, - республика.

Связующим элементом этой системы было уже не

кровное родство, а всеобщее подчинение свободно

выбранному вождю и всеобщее уважение к свободно

принятому закону, который носит на языке

современной западной политической мифологии

название "общественный договор".

Сага и эпос - ответ на новые интеллектуальные

запросы. Новое сознание, рожденное бурей и

натиском движения племен. у наиболее творческих

личностей .вызывало потребность в искусстве.

"Исландская сага выросла как повествование о

современных ей событиях. Человек, который

вернулся после долгого отсутствия домой, соберет

всех в альтинге [+56],

чтобы рассказать свою историю. Он постарается

донести до каждого, что произошло с ним. и

преподнесет все в понятных слушателям образах и

словах. Возможно, многие саги возникли именно

таким образом. История излагалась внимательному

кругу слушателей кем-то одним, кто принимал

участие в самих событиях, а затем уже сама Жизнь

продолжала судьбы действующих лиц" [*12].

Вот так однажды на альтинге Тормод слушает

сагу, рассказываемую Торгримом. и после

окончания рассказа убивает рассказчика, потому

что тот только что поведал слушателям, как он

убил молочного брата Тормода [+57]. Еще один пример. Во время

осады Трои, когда Ахилл сидит мрачный в своем

шатре, его друзья развлекают его, рассказывая ему

"истории о воинах". Такие рассказы, как

"гнев Ахилла", сами впоследствии стали

песнями менестрелей.

Искусство гомеровского эпоса и исландской саги

продолжало жить и процветать и после того, как

утратил свое действие вызвавший их стимул.

Литературная история английского эпоса

"Беовульф" в точности такая же. Эти

выдающиеся произведения искусства - результат

действия изначального стимула, рожденного в свою

очередь в ходе испытания морем. Это объясняет,

почему эллинский эпос получил развитие в

заморской Ионии, а не на европейском греческом

полуострове; тевтонский эпос - на острове

Британия, а не на Европейском континенте [+58]; а

скандинавская сага - на острове Исландия, а не -

наподобие скандинавской драмы - в Дании или

Швеции [+59].

Этот контраст между заморскими и

континентальными художественными феноменами

имеет место с такой повторяемостью и в столь

разных временных и пространственных

координатах, что один из видных авторитетов

формулирует на основании него закон: "Драма...

развивается в родной стране, эпос - среди

мигрирующих народов вне зависимости от того,

едут ли они во Францию, Англию, Германию или же в

Ионию, ибо аналогия с греческой драмой здесь

также уместна" [*13].

Другой положительный эффект, возникающий в

ходе испытания заморской миграцией, относится к

области политической. Складывается

принципиально новый тип политической системы -

республика, в которой связующий элемент -

договор, а не родство.

Принцип политической организации, основанной

на праве и местоположении вместо обычая и

родства, впервые заявил о себе в заморских

греческих поселениях, а позже был воспринят на

европейском греческом полуострове с помощью

мимесиса. В творческом акте созидания, в

противостоянии коренным жителям анатолийского

побережья греческие мореплаватели спонтанно

пришли к новому принципу. Корабельная команда,

каждый член которой - выходец из своего района и

из своей группы родства, - это объединение с целью

завоевания новой заморской родины и последующей

защиты своих завоеваний. В городе-государстве,

созданном по этому принципу, "клетками"

повой политической организации стали не

родственники, связанные общим происхождением, а

"племена", представляющие собой судовые

экипажи; и эти судовые экипажи, выходя на сушу,

продолжают поддерживать оправдавшую себя

корабельную организацию. Скооперировавшись в

пути, что неизбежно, когда люди оказываются "в

одной лодке" перед лицом общей опасности, они

предпочитают и дальше жить и действовать в

соответствии с заведенным на корабле порядком.

На суше, как и на море, дружба оказывалась более

существенным элементом, чем родство, а приказы

избранного и наделенного полномочиями лидера -

более авторитетными, чем подсказки обычая и

привычки. Фактически из группы судовых экипажей,

объединившихся для завоевания новой родины и

создавших в результате новый город-государство,

который впитал в свою систему местные

"племена", родились городской магистрат и

идея городского самоуправления.

Стимул ударов

Проанализировав стимулирующее воздействие

физической среды в зависимости от степени ее

враждебности человеку, мы завершим данную часть

нашего исследования описанием типов

человеческой среды, снова воспользовавшись

сравнительным методом.

Прежде всего проведем различие между такими

типами человеческой среды, которые

географически являются внешними по отношению к

обществам, на которые они оказывают воздействие,

и теми, которые географически совпадают с ними.

Каковы последствия неожиданных ударов со

стороны внешнего человеческого окружения?

Остается ли здесь справедливым утверждение:

"Чем сильнее вызов, тем сильнее стимул"?

Попробуем еще раз проверить данную формулу на

исторических примерах.

На ум приходят из ряда вой выходящие случаи,

когда, например? вооруженная и могущественная

власть, вдохновляемая к борьбе постоянным

соперничеством со своими соседями, вдруг

неожиданно терпела сокрушительное поражение от

противника, с которым раньше она никогда не

сталкивалась. Что происходит, когда строители

империи оказываются поверженными на полпути?

Впадают ли они в прострацию, лишившись воли к

борьбе? Или, подобно великому Антею из эллинской

мифологии, припав к Матери-Земле, удваивают силу,

страсть и волю к победе? А может быть, сдаются на

милость победителя? Или они реагируют на

беспрецедентно сильный удар столь же сильным

взрывом целенаправленной энергии? История

свидетельствует, что чаще всего потерпевший

выбирает второй вариант.

Классическим примером стимулирующего действия

удара является реакция Эллады, и в частности

Афин, на нападение в 480-479 гг. до н.э. империи

Ахеменидов - сирийского универсального

государства.

"Крупномасштабность сил, задействованных

экспедицией персидского царя Ксеркса против

Эллады, поначалу приводит в ужас эллинское

общество. На карту была поставлена свобода, а тот

удручающий факт, что эллинские общины в Азии уже

были захвачены, делал угрозу порабощения всей

Эллады еще более реальной. Однако, когда война

закончилась вопреки всем прогнозам, жители

Эллады осознали, что они не только избавились от

врага, но и приобрели почет и славу, заставив весь

мир восхищаться столь неожиданным исходом войны.

За победой последовал небывалый расцвет. В

Элладе начинают бурно развиваться искусства.

Какие-то полстолетия дарят миру художников и

скульпторов, не превзойденных до сих пор. Другим

показателем интеллектуального всплеска было

распространение философии и ораторского

искусства по всему эллинскому миру, и особенно в

Афинах. В философии широко прославилась школа

Сократа, Платона и Аристотеля; в ораторском

искусстве выделялись Перикл, Исократ и ученики

Исократа; военное искусство также выдвинуло

блестящую плеяду - Мильтиада, Аристида,

Фемистокла, Кимона и многих, многих других.

Однако Афины превзошли всех. Их слава и

доблесть были неоспоримы, а сила и мощь столь

неотразимы, что им удалось без поддержки

лакедемонян и пелопоннесцев подавить

могущественных персов как на суше, так и на море.

Этим афиняне до такой степени деморализовали

воинственную Персидскую империю, что принудили

ее подписать договор и освободить все греческие

колонии в Азии" [*14].

Жизненный порыв афинян в этот период истории

можно сравнить с обновлением Франции после

мировой войны 1914-1918 гг., ибо и Афины, и Франция

несли в себе напряжение стимулирующего удара.

Если плодородные поля Беотии были спасены от

опустошения предательством общего эллинского

дела, а плодородные поля Лакедемона - доблестью

афинского флота в битве при Саламине, то бедная

аттическая земля не раз опустошалась

захватчиками. Действительно, Аттика больше

пострадала в 480-479 гг. до н.э., чем Франция в 1914-1918

гг., ибо немцы оккупировали только часть страны,

хотя и очень ценную часть, тогда как персы

захватили и опустошили всю Аттику, включая Афины.

Акрополь и даже святая святых - храм Афины на

вершине скалы. Все население Аттики, бросив дома,

поля и алтари, устремилось в поисках спасения на

Пелопоннес. И именно в этой ситуации афинский

флот начал и выиграл битву при Саламине.

Неудивительно, что удар, вызвавший столь сильный

подъем духа афинского народа, стал прелюдией к

высочайшим достижениям, возможно неповторимым в

истории человечества. В реорганизации своего

хозяйственного уклада Аттика столь же

естественно обрела новое лицо, как послевоенная

Франция добилась технического переоснащения

индустрии, разрушенной германским огнем.