Файл: Арнольд Тойнби.doc

современников это было трагедией. Общество

болезненно переживало и глубоко сознавало тот

факт, что эллинистическая история уже прошла

свой зенит. Однако, приступая к описанию роковых

событий, - событий, только что нанесших эллинизму

смертельный удар, - выдающийся историк находит

нужным сравнить настоящее с прошлым, причем

отмечает не без гордости, что его современники

намного превзошли древних в военной технике и в

искусстве ведения войны. "Для

непредубежденного ума очевидно, что события этих

войн имеют впечатляющее значение для истории.

Благодаря им появилось то необычное, о чем нельзя

прочитать ни в каких исторических

свидетельствах, если не учитывать точки зрения

тех читателей, которые заведомо считают, что

древность во всем превзошла современный мир.

Первый пример, который приходит на ум, - это

сетования их но поводу современных войск,

которым якобы недостает тех свойств, которые

характерны были для древних воинов. Но забывают

при этом, что у древних гомеровских воинов не

было ни верховой лошади, ни копья, ни щита, ни лат.

Они принуждены были ходить пешком, а укрывались

за камнем либо плитой, что не позволяло им ни

успешно защищаться, ни преследовать врага, ни -

что самое главное - сражаться в открытую. Отсюда

их репутация хитрых тактиков, тогда как на деле

искусства было мало в их действиях, ибо все, что

им оставалось, - это раскручивать пращу да

посылать снаряды, не ведая, долетят они до цели

или нет, да, собственно, не зная даже, где

находится цель. Вот уровень, на котором стояла

армия в те времена. В отличие от них нынешние

лучники имеют панцири и наколенники, колчан у них

с правой стороны, меч - с левой, у некоторых воинов

и копье за плечами, и небольшой щит для защиты

лица и шеи. Будучи прекрасными наездниками, они к

тому же великолепные стрелки и могут посылать

стрелу на полном скаку, причем как вслед

убегающему противнику, так и отбиваясь от

преследователя. Они натягивают тетиву почти до

уха с такой силой, что стрела способна пробить и

панцирь, и щит. Однако находятся люди, которые с

пренебрежением относятся к современному войску,

продолжая настаивать на преимуществах древнего

боя и упрямо не желая считаться с новыми

изобретениями. Непонимание такого рода,

разумеется, бессильно лишить современные приемы

ведения войны их очевидного преимущества и

неоспоримого значения".

Рассуждение Прокопия - несуразица,

опровергающая самое себя, поэтому единственное

замечание, которое необходимо сделать в данном

случае, - это то, что панцирь, который Прокопий

представляет читателю как величайшее достижение

греческого гения, был в действительности для

греков и римлян изобретением не более

оригинальным, чем открытие железа дорийцами.

Этот всадник - с ног до головы покрытый броней и

прекрасно владеющий оружием - был в высшей мере

чужд греческой и римской военной традиции,

отводившей коннице второстепенную роль, а

главное значение придававшей пехоте, сила

которой измерялась коллективным действием и

дисциплиной, причем ценилось это значительно

выше, чем снаряжение и навыки отдельного солдата.

В римской армии верховой лучник появился

немногим более чем за два столетия до Прокопия, и

если он стал в столь короткий период основной

единицей римской армии, то эта революция в

военной технике свидетельствует только о том,

что знаменитая вошедшая в историю своими

победами римская пехота начала свое быстрое н

очевидное разложение.

В своем восхвалении верхового лучника Прокопий

достигает прямо противоположного эффекта.

Вместо гимна греческой и римской военной технике

он произносит ей надгробную речь. Однако, пусть

иллюстраций Прокопия и неудачна, в целом он прав,

отмечая несомненное совершенство тогдашней

военной техники. Касаясь этой области греческой

и римской социальной истории, оставим на

некоторое время ее эпилог, сосредоточив наше

внимание на тысячелетнем периоде ее. начавшемся

с изобретения спартанской фаланги во Второй

Мессенской войне во второй половине VII в. до н.э. и

завершившемся поражением и дискредитацией

римского легиона в битве при Андрианополе в 378 г.

н.э. [+7] Развитие

эллинистической военной техники может быть

последовательно прослежено в этот период, и

тогда мы легко убедимся, что остановка или

замедление роста эллинистической цивилизации

неизменно сопровождались развитием

эллинистического военного искусства.

Изобретение спартанской фаланги [+8], представлявшее собой первое

явное достижение, по дошедшим до нас

свидетельствам, явилось результатом событий,

остановивших рост спартанского варианта

эллинской цивилизации.

Следующее значительное усовершенствование

состояло в разделении пехоты на два вида:

македонских фалангистов и афинских пелтастов.

Македонская фаланга, вооруженная двуручными

пиками вместо одноручных копий, была сильнее в

наступлении, чем ее спартанская предшественница,

но она была менее маневренна и поэтому более

уязвима в случае расстройства боевого порядка.

Для защиты ее флангов и вводились пелтасты: новый

тип легкой пехоты, использовавшийся в качестве

застрельщиков. Македонские фалангисты и

афинские пелтасты, действуя объединенными

усилиями, представляли собой значительно более

эффективный тип пехоты, чем единая фаланга

спартанской модели. Это второе

усовершенствование эллинской военной техники

родилось из братоубийственных войн, терзавших

эллинский мир в течение века - от начала

Пелопоннесской войны 431 г. до н.э. до македонской

победы при Херонее в 338 г. до н.э. [+9], - века, ставшего свидетелем

надлома эллинской цивилизации и движения ее к

распаду.

Следующее крупное усовершенствование военного

дела было совершено римлянами, которые сумели

соединить достоинство, устранив недостатки

фалангистов и пелтастов, создав новую воинскую

единицу - легион. Легионер был вооружен двумя

копьями и колющим мечом, а легион шел в

наступление открытым порядком двумя волнами, а

третья волна, вооруженная и построенная по типу

традиционной фаланги, находилась в резерве. Это

третье усовершенствование появилось в

результате нового круга братоубийственных войн,

который начался в 218 г. до н.э. войной Ганнибала, а

закончился III Македонской войной в 168 г. до н.э [+10], когда

римляне нанесли сокрушительный удар всем

великим державам эллинистического мира той поры.

Четвертым, и последним, достижением стало

усовершенствование легиона: процесс, начавшийся

с Мария и закончившийся при Цезаре [+11], - результат ста лет

переворотов и гражданских войн. Таким образом,

при Цезаре и Крассе греко-римская военная

техника достигла зенита своего развития. И то же

самое поколение стало свидетелем распада

эллинской цивилизации. Ибо век римских революций

и гражданских войн, начавшийся в 133 г. н.э., достиг

своего пика при Тиберии Гракхе, а миссия Цезаря

заключалась в том, чтобы выйти из смутного

времени и создать предпосылки образования

универсального государства, что в конце концов

удалось Августу после битвы при Акциуме [+12].

Проследив историю последовательных

нововведений в сфере военного дела, можно

отчетливо видеть, что они сопутствовали не росту

цивилизации, а надлому и распаду ее.

Искусство войны - это не единственная сфера

приложения технической мысли, находящейся в

обратно пропорциональной зависимости к общему

прогрессу социальной системы. Война - столь

очевидно антиобщественная деятельность, что

противоречие между военным и социальным

прогрессом не вызывает особого удивления. И

заметим, что во всех рассмотренных нами примерах

рост технических достижений сопровождался

остановкой общественного развития или

замедлением его, причем техника развивалась за

счет всего общества, но обслуживала

преимущественно армию. Возьмем теперь случай из

совершенно противоположной области. Обратимся к

главной и самой мирной сфере приложения рук

человеческих - к искусству обработки земли. Если

проследить развитие сельскохозяйственной

техники на общем фоне эллинистической истории,

то мы обнаружим, что и здесь рост технических

достижений сопровождался упадком цивилизации.

Сначала, возможно, мы наткнемся на некоторое

отступление от привычной схемы. Если первое

исторически достоверное нововведение в

эллинском военном деле имело следствием

остановку роста одной из эллинских общин, то

первое сравнимое с ним нововведение в эллинском

земледелии дало более счастливый результат. В

области земледелия первыми эллинскими

новаторами были не спартанцы, а афиняне. Когда

Аттика по инициативе Солона повернула Элладу от

смешанного сельского хозяйства, производящего

натуральный продукт для внутреннего

потребления, к режиму специализированного

сельскохозяйственного производства,

ориентированного на экспорт [+13], эта революция в земледелии

сопровождалась таким взрывом энергии и столь

бурным ростом, что мощный порыв распространился

за пределы Аттики, вливая новые жизненные силы в

эллинское общество.

В дальнейшем, однако, история нововведений в

эллинском земледелии принимает другой, на сей

раз более драматический поворот. Следующая

ступень в совершенствовании эллинистического

сельского хозяйства заключалась в расширении

масштабов специализации через организацию

массового производства. Представляется, что этот

шаг впервые был предпринят в колониальных

эллинских общинах на заморских берегах Сицилии,

ибо сицилийские греки начали расширять рынок

вина и масла за счет варваров Западного

Средиземноморья, которые стремились получить

эти продукты у соседей, не обременяя себя

разведением собственных виноградников и

оливковых рощ. Первое свидетельство новых

масштабов аттического сельского хозяйства

обнаруживается на территории греко-сицилийского

города-государства Агригента к концу первой

четверти V в. до н.э., но опыт этот нес в себе

заметный социальный порок благодаря широкому

применению рабского труда. Описание этого мы

находим у Диодора Сицилийского в его

"Исторической библиотеке".

Грандиозный технический прогресс, достигнутый

в ходе аграрной революции, был омрачен, однако,

столь же великим спадом, ибо новые формы рабства,

на которых держалось ландифундистское

земледелие, представляли собой значительно

большее социальное зло, чем рабство

патриархальное. Ландифундистское рабство было

более массовым, более бесчеловечным и жестоким.

Система массового производства с помощью

рабского труда для насыщения внешнего рынка

сельскохозяйственной продукцией

распространилась на весь средиземноморский

бассейн. Система латифундий в сельском

хозяйстве, основанная на рабском труде,

значительно повышала продуктивность земли, а это

в свою очередь поощряло землевладельцев к

расширению плантаций винограда и маслин, а

значит, и к укреплению рабства. Но эта же система

подрывала, социальные отношения, ибо, где бы ни

распространялось плантационное рабство, оно

искореняло и пауперизировало крестьян с той же

неотвратимостью, с какой неизбежно развращают

человека нечестно заработанные деньги.

Социальные последствия не заставили себя

ждать. Сельская местность обезлюдела, в городе

рос паразитический пролетариат. Эго был

фатальный, необратимый путь. Все усилия

последующих поколений римлян, например, смелые

политические реформы самоотверженных Гракхов

или щедрая система алиментаций [+14]. введенная во II в н.э.,

оказались тщетными. Ничто не могло избавить

римский мир от того социального зла, которое