Файл: Введение в гендерные исследования_Жеребкина.doc

гендерный анализ социально-исторических явлений предполагает также исследовательскую зоркoсть ученого, анализирующего историю частной жизни, поскольку ориентирует на особый интерес к изучению не только некоего «общечеловеческого» (читай — мужского) опыта, но и опыта «непосредственно женского» (как это обычно именуют в социологии феминизма) — то естьизучения страдания, деприваций, унижений, причем не обязательно в гендерном аспекте (о том, что перечисленные понятия более связаны с женским опытом, нежели с мужским, где главенствуют победительность, успех, удача, написаны десятки работ современных психологов-феминисток).

Возникновение гендерной истории означало выделение в «отдельные производства» тем, которые ранее считались просто «историей нравов» (сексуальность, гомосексуализм). Владение гендерной методологией позволяет обнаружить «локусы» этих тем в других тематических комплексах (например, изучать особенности гомосексуального дискурса в дружбе или еретических движениях), «открыть глаза» на диссонансы истории, не вписывающиеся ни в концепции, ни в конструкты, ни в нормы — то есть по-новому взглянуть на всю историю сексуальности. Скажем, может быть поставлена как исследовательская проблема история адюльтера или история женских монастырей различных конфессий сквозь призму истории лесбийства.⁷³

Вслед за Ж. Лаканом, связавшим психоанализ с лингвистикой и возведшим желание (и связанное с ним воображение) в основной мотивационный принцип человеческой жизни, специалисты по гендерной истории призвали увидеть в «борьбе дискурсов»

⁷² Понятие «фреймы» (англ. frame — сооружение, рамка) введено Ирвином Гоффманом. Он именует таким образом разделяемые большинством фор мы понимания мира.

⁷³ J. Brown, Immodest Acts. The Life of Lesbian Nun in Renaissance Italy (New York, 1986).

⁷⁴ L. Epstein, K. Straub, eds., Body Guards: The Cultural Politics of Gender Ambiguity (L.-New York, 1991); J.С Fout, ed., Forbidden History: The State, Society and Regulation of Sexuality in modern Europe (Chicago-L., 1992); M. Ryan, A. Gordon, Body Politics: Desease, Desire, and the Family (Oxford, 1994).

309

мужчин и женщин бесконечное проявление и сокрытие желаний.⁷⁴ Вне сомнения, подобным образом — через«историю интенций» (побуждений) — может быть раскрыта практически любая тема, в том числе и по социально-экономической и, тем более, по социальной истории.

Последняя тоже, кстати сказать, очень изменилась под влиянием новейших теоретических построений постмодернистов. И гендерный аспект анализа некоторых социальных деконструкций не просто «добавил» женский пол в описание общественных процессов. Используя методики психологов и социологов, историки стали создавать совершенно иные по глубине и по характеру исследования. Многие увлеклись, как уже говорилось, микро-анализом (потому что он позволял достичь желаемой глубины скорее, чем «пилотажные» построения глобальных процессов); он же, как никакой другой, позволял не упустить из виду «маскарад» гендерных проявлений. Другие историки, все еще чувствовавшие вкус к широким схемам, изменили их основания. Так, скажем, вслед за французским социологом-деконструктивистом П. Бурдье, введшим в науку понятие «символического капитала» (престиж, честь, доброе имя⁷⁵), историки-феминологи⁷⁶и гендеристы⁷⁷успешно показали, что тело и сексуальность (и мужчины, и женщины) может быть элементом указанного символического капитала, может являться «особым языком» (как на том настаивал М. Фуко). Каковы особенности «символического капитала» мужчин и женщин в одну и ту же эпоху — это тоже тема для размышлений.

Благодаря исследователям, показавшим возможности гендерного анализа «феномена признания» (в том смысле, в каком его понимал М. Фуко⁷⁸), в историческую и философскую науч-

⁷⁵ Здесь может возникнуть любопытная аллюзия, перекличка с известной строкой Б. Окуджавы — «Не покупается доброе имя, доброе имя, талант и любовь...» Все эти ценности перечислены П. Бурдье как элементы «симво лического капитала». См. подробнее: Карле Я. Пьер Бурдье и воспроиз водство классового общества // Монсон П. (отв. ред.) Указ. соч. С. 378.

⁷⁶ G. Duby, M. Perrot, eds., Histoire des femmes en Occident. V. III. XVIe- XVIIIe siecles. Sous la dir. de N.Z. Davis et A.Farge. p. 1991.

⁷⁷ T. Laqueur, Making Sex: Body and Gender from the Greeks to Freud (Cambridge, 1990).

⁷⁸ M. Фуко первым обратил внимание на то, что после 1215 года (Латранс- кий конгресс) христианин стал «человеком признающимся» — в практи-

310

ную литературу было введено понятие женской субъективности как «чудовища признания». По словам историков, работающих в области гендерной истории, традиционные культурные стратегии вынуждали женское тело к постоянному, явному и даже демонстративному признанию (например, на процессах ведьм)⁷⁹и изощренному, латентному насилию через воспитание, вынуждающему «выговаривать подсознательное», все то, что наполняло содержанием женские «душу», «сознание», «я».Анализ механизмов «признания» и готовности говорить о себе — как они представлены в мужских и женских дискурсах — еще одна тема современных специалистов по гендерной истории, знакомых с постструктуралистскими теориями.

При смещении центра изучения эго-документов в сторону анализа влияния социальных катаклизмов на жизнь человека вновь с особой силой зазвучал вопрос о том, какова степень индивидуальной независимости человека от требований общества и обязательств перед ним и — добавляют гендеристы — насколько принадлежность к определенному полу дает большую или меньшую свободу? Эта проблема была поставлена одним из классиков историко-эмпирической социологии (и одним из отцов современной конфликтологии) Б. Муром 15 лет назад.⁸⁰ Знакомые с гендерной методологией обусловили поиск адекватного ответа на этот вопрос усложнением объекта исследования: им является у них, как правило, кто-то «униженный и оскорбленный», депривированная личность — женщина, ребенок любого пола, гомосексуалист и т. п.⁸¹И именно изучая их «исто-

ку его повседневности была введена исповедь. Эволюция исповедных практик до автобиографических признаний, предназначенных для обнародования — особая тема его философских размышлений о «признающейся субъективности». См.: Линдгрен СО. Мишель Фуко и теория истины // Монсон П. (отв. ред.) Указ. соч. С. 345-374.

⁷⁹ L. Roper, «Withcraft and Fantasy in early Modern Germany», History Workshop Journal, N 32, 1991, pp. 19-43.

⁸⁰ B. Moore, Privacy: Studies in Social and Cultural History (New York, 1984), p. 3.

⁸¹ В этом смысле показательно блистательное исследование Н. 3. Дэвис о трех бесправных женщинах, живших в раннее Новое время. Пролог к этой книге она написала в форме обращения к своим героиням. После дний абзац пролога заключается парадоксальными (на первый взгляд) словами: «Меня интересовало то, какие преимущества давала вам ваша маргинальность...» (N. Z. Davis, Women on the Margins. Three Seventeenth- Century Lives (Cambridge (Mass.) - L., 1995), p. 4.

311

рию», а через нее — стараясь вникнуть в их понимание «свободы» и «счастья», гендеристы ищут ответ на собственные размышления «о времени и о себе», о своем месте в мире и нужности проводимых ими исследований.

Разговор о гендерной истории и о гендерной методологии в науках о прошлом можно вести почти бесконечно — столь широки их возможности. Подчеркнем еще раз: речь идет не о реконструкции какой-то части или страницы общечеловеческого прошлого (такое понятие применимо к «рабочей истории», «городской истории», «истории детства» и т. п.), а о действительно глубоком и многостороннем видении жизни ушедших эпох. Философы, социологи и психологи «открыли» гендер, поставили вопрос о том, как гендерные «верования» исследователя преломляют его взгляд на мир, обнаружили женский опыт как особый источник знания и обнародовали гендерно-чувствитель-ные методики, позволившие углубить научный поиск. В этом их непреходящая теоретическая ценность. Но гендерный подход в истории имеет, как о том принято говорить в постсоветском научном дискурсе, и «практическую значимость». И она не только в том, что феминологическая и гендерная тематика привлекла к научной работе массу женщин. Историки, разделяющие концепции гендерной методологии, сумели «опрокинуть» их в прошлое, показали, как женский опыт соотносился с мужским в прошлые столетия и в какой мере это взаимодействие формировало культурные стереотипы, нормы и идентичности. Полученные знания имеют непосредственное отношение к процессу социальных изменений. Они — не наука ради науки. В доказательстве историчности привычных понятий (социальная роль, социальное призвание, «природное» предназначение мужчины или женщины) заложена гигантская сила нашего индивидуального освобождения.

Гендерная проблематика в психологии

Елена Иванова

7. Гендерные исследования в психологии

1. Введение: понятие гендерных исследований в психологии

В настоящее время психология представляет собой разветвленную на различные отрасли мультипарадигмальную науку. Однако среди множества ее отраслей в постсоветской науке гендерной психологии или психологии гендера как отдельной психологической дисциплины в настоящее время все еще не существует, тем не менее, гендерная проблематика проникла в разные сферы психологического знания и все активнее занимает там свою нишу. Нельзя сказать, что сфера проникновения гендерной проблематики в психологию широка: совсем не часто можно встретить в психологической литературе, особенно отечественной, термины «гендер» или даже «пол». Уже тривиальной стала шутка о том, что «отечественная (а в особенности, советская) психология — это бесполая психология». Основная масса экспериментальных исследований здесь сделана просто на «испытуемых», не имеющих никакого пола.

В западной же психологии существует точка зрения о том, что со времен В. Вундта и до 60-х годов 20 века психология была наукой о мужчинах, которая мужчинами и развивалась. Иллюстрацией к этому может служить такое, например, задание: предложите назвать своему коллеге-психологу или назовите сами 10 имен знаменитых психологов, известных вам из истории психологии. Назвали? Ответ в комментариях не нуждается.

Тем не менее, в настоящее время ситуация с гендерными исследованиями в психологии изменилась кардинальным образом. Прежде всего, это относится к западной психологии, в зна-

313

чительно меньшей степени — к отечественной. Дадим краткую характеристику основных этапов развития гендерных исследований в психологии.

Вначале они проводились в рамках изучения индивидуальных различий, и маскулинность-фемининность пытались измерить, как и любые другие индивидуальные различия.

Затем их пытались понять как важнейшие черты личности, причем семья рассматривалась как та среда, внутри которой происходит социализация мальчиков и девочек и приобретение ими их социальных ролей, основанных на сложившихся культурных стереотипах.

В 70-х годах, введя понятие андрогинии (понятие, обозначающее людей, успешно сочетающих в себе как традиционно мужские, так и традиционно женские психологические качества) и разработав соответствующий методический аппарат, С. Бем смогла эмпирически продемонстрировать, что маскулинность и фемининность являются двумя независимыми, но не противоположными конструктами.