ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 03.07.2024
Просмотров: 1188
Скачиваний: 0
СОДЕРЖАНИЕ
Арнольд Тойнби. Постижение истории (Часть 1)
А. Дж. Тойнби "Постижение истории"
* Введение * относительность исторического мышления
Поле исторического исследования
Сравнительное исследование цивилизаций обзор обществ одного вида Православное христианское общество
Юкатанское, мексиканское и майянское общества
Предварительная классификация обществ данного вида
Философский аспект эквивалентности обществ данного вида
* Часть первая * проблема генезиса цивилизаций
Причина генезиса цивилизаций Негативный фактор
Позитивные факторы: раса и среда
Особый стимул заморской миграции
Шесть форпостов в истории западной европы
* Часть вторая * рост цивилизаций проблема роста цивилизаций
Процесс роста цивилизаций критерий роста
Анализ роста отношение между растущими цивилизациями и индивидами
для того, чтобы Польша как антирусский форпост
западного общества стала излишней.
Австрийская контратака против османов,
предпринятая в последние два десятилетия XVII в.,
положила начало вестернизации православного
христианства на Балканском полуострове и тем
самым лишила Дунайскую монархию Габсбургов
статуса антиоттоманского форпоста западного
общества.
Эта параллель сохраняется и в деталях.
Например, когда по инициативе Петра Великого
началась вестернизация России, российские
государственные изменения вдохновлялись не
отсталой и враждебной Польшей, которая для
России была самым близким западным соседом. Петр
обращался преимущественно к Германии, Голландии
и Англии - странам, находившимся в авангарде
прогресса западной цивилизации и, кроме того, не
обремененным грузом враждебности по отношению к
России. Аналогичным образом, когда процесс
вестернизации начался в основной области
православного христианства - на Балканском
полуострове (правда, там он шел менее
последовательно и углубленно, чем в России), -
османы и их подданные, стимулированные
австрийской контратакой, также черпали свое
вдохновение не у Габсбургов. Османы обращались к
Франции, которая была их естественным западным
союзником, являясь постоянным конкурентом
австрийского двора.
Что касается православно-христианских народов
Оттоманской империи, то они сначала
приветствовали австрийцев как
братьев-освободителей, но затем поняли, что
формальная католическая терпимость к
"еретикам"-вещь куда более жесткая, чем
четко очерченный регламент для "неверных"
при мусульманском правлении. Прошедшие через все
испытания, лишенные иллюзий за недолгий период
австрийского и венецианского правления в начале
XVIII в., сербы и греки быстро повернулись к своим
русским единоверцам, когда те
продемонстрировали преимущества вестернизации,
победив османов во время русско-турецкой войны
1768-1774 гг. [+28]
Однако православные христиане на Балканском
полуострове не пошли окольным путем в поисках
вдохновения для "обновления". Они научились
добывать живую воду из главного источника,
обратившись к идеям Американской и Французской
революций. Христиане Балканского полуострова
вступили в непосредственный контакт с
лидирующими нациями Запада во время египетской
кампании Наполеона. До окончания наполеоновских
войн основная область православного
христианства получила закваску романтического
национализма, присущего духу Запада того времени
[+29], и это стало
началом конца габсбургской монархии.
Тщетно монархия под воздействием стимула
повторяющихся ударов Наполеона брала на себя
главную роль в свержении Наполеона; не помогло и
то, что она учредила потом Венский конгресс. В то
время как на внешней арене Меттерних искусно
пропагандировал преимущества реставрации
дореволюционного режима в Западной Европе, чтобы
обеспечить Дунайской монархии европейскую
гегемонию, ранее ей не принадлежавшую,
конкретная политическая реальность никак не
вписывалась в эту схему. В действительности
Дунайская монархия начиная с 1815 г. оказалась
между двух огней. Одна голова австрийского орла [+30] с тревогой
взирала на восток в сторону Оттоманской империи,
другая настороженно смотрела в направлении
западного мира. Поворот Дунайской монархии от
ближневосточных дел к западным совпал с
процессом ослабления давления со стороны
Оттоманской империи. Эта тенденция проявилась в
Тридцатидневной войне [+31]. Новый противник таился в
самом духе времени, в которое вступало западное
общество, и подстерегал монархию со всех сторон.
Таким образом, ситуация действительно
изменилась в ходе века, и прежде всего с ущербом
для монархии. В канун войны 1672-1713 гг. [+32]. Дунайская
монархия все еще чувствовала себя в
безопасности. С одной стороны - нейтральное
православное христианство, а с другой - западное
общество, к которому монархия не только
принадлежала, но и служила ему щитом от
оттоманских сабель. Однако век спустя, к 1815 г.,
хотя Дунайская монархия и вышла из войны с еще
большим триумфом, чем в 1714 г., охранительная
функция, а вместе с ней и безопасность были
утрачены. Турецкая сабля выпала из дряхлой руки,
и окостенелость Дунайской монархии стала
препятствовать внутреннему росту того общества,
жизнь которого она когда-то уберегла от нападок
смертельно опасного внешнего врага. Под
воздействием Нидерландской, Английской.
Американской и Французской революций в жизни
западного общества утверждался новый
политический порядок - взаимное признание
законов и обычаев других стран, - в условиях
которого династическое государство типа
габсбургской монархии стало анахронизмом и
аномалией. В попытках возродить дореволюционный
режим в Европе на основе принципа
династического наследования и принципа
национальности Меттерних превратил монархию
из пассивного призрака былого в активного врага
западного прогресса, - врага, по-своему более
опасного, чем одряхлевший оттоманский враг.
Монархия провела последнее столетие своего
существования в попытках - все они были
изначально обречены на провал - помешать
неизбежным переменам на политической карте
Европы. В этом бесполезном устремлении есть два
пункта, представляющие интерес для нашего
исследования. Первый касается того, что начиная с
1815 г. забродили западные дрожжи национализма,
причем процесс этот охватил как
православно-христианские народы, так и западное
общество. Второй пункт заключается в том, что
монархия, подчиняясь необходимости следовать
духу времени, сумела приспособиться к новым
реальностям. Отказавшись от гегемонии над
Германией и уступив территории в Италии в 1866 г. [+33],
габсбургская монархия сделала возможным
сосуществование с новой Германской империей и
новым королевством Италия. Приняв
австро-венгерское соглашение 1867 г. и его
австрийское дополнение в Галиции, габсбургская
династия преуспела в отождествлении своих
интересов с интересами польского, мадьярского и
немецкого элемента в своих владениях [+34]. Проблема,
которую габсбургская монархия так и не сумела
решить, подстерегала ее на Балканах.
Неспособность справиться с национальным
движением в этой чисти своих владений привела в
конце концов монархию к полному развалу. Старый
дунайский щит западного общества, выдержавший
столько сабельных ударов, был в конце концов
разбит сербскими штыками.
В 1918 г. юго-восточная граница Дунайской
монархии Габсбургов - граница, просуществовавшая
сто восемьдесят лет, была стерта с политической
карты Европы. Родились два новых национальных
государства - Югославия и Большая Румыния [+35], - что было
символом триумфа нового порядка. Каждое из этих
государств есть государство-преемник как
габсбургской монархии, так и Оттоманской
империи: и каждое из этих образований
представляет собой не только территории,
унаследованные от двух разных династических
государств, но также народы, объединенные по
принципу национальности и хранящие следы
культуры двух разных цивилизаций. Этот смелый
политический эксперимент может иметь успех,
может и провалиться; эти синтетические
национальные образования могут стать
органическими соединениями или же распасться на
составляющие; но тот очевидный факт, что
эксперимент имел место, является последним
свидетельством, что габсбургская монархия и
Оттоманская империя умерли и виновник их смерти -
одна и та же враждебная сила.
Когда в наши дни пересекаешь Саву, подъезжая
поездом к Белграду, любопытно перечитать
"Эофен" Кинглейка [+36]. Когда английский
путешественник менее чем столетие назад
преодолевал пограничную реку, чтобы попасть на
оттоманский берег, он чувствовал себя так, словно
отправлялся в мир иной. Австрийский гусар,
провожавший его до парома, прощался с ним столь
торжественно, будто усаживал его в ладью Харона.
Непосвященному английскому наблюдателю и
простодушному австрийскому солдату граница
между Западом и Востоком могла казаться вратами
в мир иной. Однако совершенно другой точки зрения
придерживался государственный деятель, который
из своего кабинета в Вене натягивал струны
европейской дипломатии. Меттерних прекрасно
понимал, что древние барьеры рушатся,
подточенные временем, и дрожжи западного
национализма уже распространились на Восток
через старую демаркационную линию. Он знал, что
политическая реакция в православно-христианском
мире будет бурной и неугасимой.
Меттерниха встревожило греческое восстание
против османов в 1821 г. [+37] Наделенный незаурядным
политическим чутьем. Меттерних сразу же понял,
что выступление горстки людей против власти
падишаха представляет собой угрозу власти
кайзера. Меттерних настойчиво, хотя и безуспешно,
внушал Священному союзу, что принцип
наследования должен оставаться нетронутым. Это
позволяло бойкотировать греческих повстанцев
как нарушителей закона и поддерживать султана
Махмуда как помазанника Божьего. С точки зрения
сторонников принципа наследования власти,
предостережения Меттерниха были вполне
своевременны. Ибо триумфальный успех греческих
повстанцев - успех, которым они обязаны
вмешательству Франции, Великобритании и России,
равно как и собственным усилиям, - был событием
отнюдь не местного значения. Установление
самостоятельного независимого национального
греческого государства в 1829-1831 гг. сделало
очевидным тот факт, что каждый народ
Юго-Восточной Европы рано или поздно придет к
осознанию необходимости отстаивать свою
независимость и национальное единство. Таким
образом, греческое восстание 1821 г. в значительной
мере предопределило образование Югославии и
Румынии в 1918-1920 гг. Действительно, предчувствия
не обманули Меттерниха, когда он в лязганье
оружия на Пелопоннесе услышал похоронный звон по
Дунайской монархии.
Любопытно также на современном уровне знаний
сравнить австрийский этос с турецким этосом, с
одной стороны, и с баварским - с другой.
Из обломков Дунайской монархии и Оттоманской
империи, разрушенных мировой войной 1914-1918 гг.,
появились Австрия и Турция. Эти две республики
странно похожи одна на другую, так как они
следовали тому конвенциальному типу
современного парламентарного национального
государства, который был глубоко чужд и
габсбургской, и Оттоманской империи. Однако это
формальное сходство Австрии с Турцией не имеет
существенного значения в свете их
принципиального различия в этосе. Австрийцы,
травмированные результатами войны 1914-1918 гг.,
приняли новый порядок пассивно, со смирением и
горечью. Турки в отличие от них после капитуляции
снова подняли оружие против победивших держав и
добились равноправных переговоров с
победителями. Более того, турки усмотрели в
катастрофе Оттоманской империи возможность
возвратить свою юность и изменить свою судьбу.
Таким образом, они встретили новый порядок не
пассивно, а с открытыми объятиями и стали
ревностно ему следовать. Они с радостью ступили
на путь вестернизации вслед за своими бывшими
подданными - греками, сербами, болгарами и
румынами.
Как можно объяснить эти два противоположных
психологических явления? Нельзя не признать, что
современный турецкий этос представляет собой
нечто совершенно новое. Ибо с XV в., то есть с конца
динамической эпохи, и до 1919 г. турки, невзирая на
все превратности своей истории, были
последовательно консервативны. Во дни своего