Файл: Арнольд Тойнби.doc

становясь пространством современного Запада, мы

заметим, что прямая линия, проходящая через

юго-восток и северо-запад от Рима до Римского

вала [+42], есть,

так сказать, поперечная ось нашей геометрической

фигуры. Ее центральная точка находится недалеко

от Меца в Лотарингии, который когда-то был

столицей австразийского государства - оплота

империи Карла Великого, а в настоящее время это

главный форпост на границе между Францией и

Германией. Если через Мец мы проведем другую

линию, под прямым углом к предыдущей, то получим

основную ось, вдоль которой западное общество

расширяло свое географическое пространство. В

направлении юго-запада, через Пиренеи, эта ось

была проложена в 778 г. самим Карлом Великим; до

устья Гвадалквивира она была продолжена в XIII в.

кастильскими завоеваниями, и, наконец, через

Атлантический океан она устремилась на

территории, которые называются в наше время

Латинской Америкой [+43]. На северо-восток, от Рейна к

Эльбе, ось прокладывалась также Карлом Великим

между 772 и 804 гг.; а спустя два века после смерти

Карла, когда Скандинавия, Польша и Венгрия были

обращены в западное христианство, она пересекла

Вислу и к концу XVIII в. достигла восточных пределов

Российской Империи, простиравшейся к тому

времени до Тихого океана [+44]. Как видим,

распространение шло по всем направлениям,

сначала по суше, а потом и через моря. В средние

века Северная Италия прибрала к рукам сначала

Южную Италию и Сицилию, а затем через Средиземное

море добралась и до внутренних восточных земель,

Эта политическая и экономическая экспансия

получила название "крестовые походы", что не

совсем точно выражает суть явления [+45].

Юго-восточная экспансия зашла очень далеко.

Самый сильный импульс исходил от венецианского

купечества, которое проникло в Индию через

Суэцкий перешеек. Преуспел в этом и венецианский

путешественник Марко Поло, добравшийся через

Евразийскую степь до Пекина. Достигнув апогея,

движение это потерпело крах. Почти все добытое в

течение четырех веков было утрачено в 1475 г. [+46]

Проведение поперечной оси из крайней

северо-западной точки Англии пришлось на

последующий век, который характеризовался

процессами более устойчивыми и по всем

показателям более продолжительными. Северная

Америка обрела англоязычное население. От

Северной Атлантики до южных окраин Тихого океана

создавались общины английского происхождения,

чтобы разделить богатства западной культуры с

народами Индии и Дальнего Востока. Таково было

влияние линии, проведенной в Лотарингии, но

Лотарь и его братья не могли увидеть то будущее,

которое является настоящим для нас, и если они

сознавали, что эта линия имеет исключительное

значение, но только исходя из опыта прошлого,

свидетельствовавшего, что значение этой линии и

ранее было очень большим, хотя и относилась она к

другой геометрической фигуре.

И Лотарь, и его дед носили титул римского

императора. Императорский титул, пусть не вполне

по праву, принадлежал и английским королям

Уэссекса, которые в эпоху Каролингов царствовали

на своей британской alter orbis [+47]. Линия проходила от Рима

через Альпы в Ахен, а от Ахена через Ла-Манш к

Римской стене; она представляла собой один из

укрепленных валов Римской империи. Следуя вдоль

этой линии на северо-запад через Альпы, установив

военную границу вдоль левого берега Рейна и

укрепив ее левый фланг за счет аннексированной

Южной Британии, римляне определили тем самым

крайнюю западную границу своих владений. Таким

образом, линия, проведенная в Лотарингии,

принадлежала географической структуре Римской

империи задолго до Лотаря, равно как и до

возникновения западного общества. Но

геометрические параметры Римской империи и

западного мира не тождественны, равно как и

функции этой линии различались в разные периоды

истории. Для Римской империи это была внешняя

граница, на ней экспансия угасала. В западном

мире, напротив, экспансия брала начало от этой

линии. Во время летаргии междуцарствия (375-675) [+48] из старого

общества было извлечено ребро, ставшее хребтом

нового, нарождающегося западного общества того

же вида.

Этот детальный географический анализ дает нам

ключ к определению временных характеристик

западного общества, уяснению его истоков. Нам

открылись две вещи: во-первых, возвращаясь назад

к 775 г. мы вынуждены были представлять жизнь

общества в понятиях, не свойственных современной

жизни; во-вторых, мы заметили, что любые элементы,

извлекаемые нами из глубин истории, при попытках

сопоставить их со сходными элементами других

эпох упрямо демонстрируют свою оригинальность и

неповторимость.

Земля Лотаря стала осью западного общества.

Именно здесь церковь, продвигаясь к границам

Римской империи, пришла в соприкосновение с

варварами, и здесь в конце концов она породила

новое общество. Следовательно, историк западного

общества, пытаясь проследить его корни, должен

сосредоточить свое внимание на истории церкви, с

одной стороны, и на истории варваров - с другой.

Рассматривая ретроспективно цепь событий,

углубимся в историю вплоть до II в. до н.э. когда

греко-римский мир был потрясен войной с

Ганнибалом. Почему Рим протянул свою властную

руку на северо-запад? Потому что его теснила туда

смертельная схватка с Карфагеном. Почему,

перевалив за Альпы, он не закрепился на Рейне и не

двинулся дальше, к более удобной естественной

границе по Балтике, Висле и Днестру? Потому что в

век Августа, после двух столетий изнурительных

войн и революций, истощились запасы жизненной

энергии Рима [+49].

Почему же варварам сопутствовала удача? Потому

что, когда между двумя обществами, одно из

которых менее цивилизовано, устанавливается

строго определенная граница, это не приводит

автоматически к равновесию. С течением времени

граница начинает слабеть в пользу менее

цивилизованной стороны. Но когда варвары

прорвали римскую границу, встретили ли они на

другой стороне церковь? Конечно, потому что из-за

экономических и социальных революций,

последовавших за Пуническими войнами, с Востока

было вывезено большое количество рабов для работ

на разоренных землях Запада. Насильственная

миграция способствовала распространению в

греко-римском мире восточных религий. Эти

религии, с их обещанием потустороннего личного

спасения, находили благодатную почву в

опустошенных душах потерпевшего поражение

"господствующего меньшинства".

В этом пункте исследователю западной истории

придется остановиться. Углубляться дальше в

пропасть времен бесполезно: истоки теряются во

мгле. Примечательно, однако, что, достигнув этого

уровня, он принужден будет мыслить

греко-римскими понятиями, а не понятиями

западного общества. В то же время элементы

греко-римской истории, которые привлекали его

внимание, не представляют особого интереса для

историка, изучающего греко-римскую

эллинистическую историю того же периода. Для

исследователя эллинистической истории как

христиане, так и варвары предстанут существами,

абсолютно чуждыми миру, в котором они живут

"внутренним" и "внешним" пролетариатом [*6]. Он бы

отметил, что великие мастера эллинистической

культуры, включая Марка Аврелия, почти полностью

игнорировали их существование. Он бы установил,

что как христианская церковь, так и отряды

варваров стали осознаваться обществом как

признаки социальной болезни лишь после великого

бедствия - войны с Ганнибалом. Исследователь

эллинистической истории, который хочет добиться

приращения знания, сосредоточит свое внимание на

том, что имело место раньше. После войны с

Ганнибалом началась агония. Ткань общества

распадалась, поглощалась новообразованиями,

словно злокачественными опухолями. Не забота

историка исследовать физиологию и рост этих

злокачественных опухолей. Ему достаточно

констатировать их разрушительное действие. "Я

описал триумф Варварства и Религии" [*7], - скажет

Гиббон, заканчивая свой труд [+50].

Таким образом, исследователь западной истории

и исследователь эллинского общества будут

описывать их по-разному и в разных терминах.

Причина этого заключается в том, что во Времени и

Пространстве пересеклись два разных

общественных образования и изучение истории

каждого из них требует своего понятийного

аппарата и своих подходов.

Проведенный анализ позволяет сделать

положительное заключение относительно

длительности развертывания западного общества

во Времени. Установив ранее, что

пространственная протяженность интересующего

нас "умопостигаемого поля" шире пределов

распространения отдельной нации, но в то же время

уже всей освоенной человеком поверхности Земли,

теперь мы убедились, что и длительность его во

времени больше, чем срок жизни любой отдельной

нации, но в то же время меньше срока, отпущенного

человечеству в целом. Это заключение вытекает из

того факта, что, прослеживая историю Запада в

направлении се истоков, мы наталкиваемся на

последнюю фазу общества, предшествующего нашему,

истоки которого находятся в значительно более

далеком прошлом, что в свою очередь влечет

дополнительный вывод о непрерывности истории.

Непрерывность истории - наиболее

привлекательная из всех концепций, построенная

по аналогии с представлениями классической

физики. Однако нам придется скрепя сердце

критиковать ее. В самом деле, что здесь имеется в

виду? Если имеется в виду, что "непрерывность

истории" - это частный пример непрерывности

Жизни, то это хотя и безупречный, но все-таки

трюизм. Жизнь действительно непрерывна. От амебы

- к позвоночным, от обезьяны - к человеку, от

родителей - к ребенку в семье. Связь во всех этих

случаях безусловна, хотя и разнородна. Однако,

понимая и принимая непрерывность жизни, мы не

проясняем, что такое Жизнь. Мы вряд ли поймем

природу Жизни, если не научимся выделять границы

относительной дискретности вечно бегущего

потока - изгибы живых ее струй, пороги и тихие

заводи, вздыбленные гребни волн и мирную гладь

отлива, сверкающие кристаллами торосы и

причудливые наплывы льда, когда мириадами форм

вода застывает в расщелинах ледников. Другими

словами, понятие непрерывности имеет значение

только как символический умозрительный образ, на

котором мы вычерчиваем восприятие непрерывности

во всем реальном многообразии и сложности.

Попробуем применить это общее наблюдение к

исследованию Истории. Предполагает ли термин

"непрерывность истории" в общепринятом

смысле, что масса, момент, объем, скорость и

направление потока человеческой жизни постоянны

или если не буквально постоянны, то изменяются в

столь узких границах, что поправкой можно

пренебречь? Если этот термин предполагает

импликации такого рода, то, как бы ни был он

привлекателен, мы придем к серьезным ошибкам.

При изучении временных отношений мы убедились,

что необходимо различать две степени

непрерывности: непрерывность между

последовательными периодами и фазами в истории

одного и того же общества и непрерывность как

связь во времени самих обществ. Особо следует

выделить непрерывность второго ряда, ибо она

представляет собой значительный феномен.

Можно было бы выразить качественное различие

между этими двумя видами непрерывности с помощью

аналогии из человеческой жизни. Главы истории

любого отдельно взятого общества напоминают

последовательные ступени опыта человека. Так,

связь между одним обществом и другим напоминает

отношения между родителем и ребенком. Во-первых,