Файл: Арнольд Тойнби.doc

принесло с собой последнее достижение а области

римского сельскохозяйственного производства и

агротехники. Никакие реформы не могли остановить

разрушительного действия системы, пока она сама

не рухнула под бременем финансового кризиса,

поскольку массовое сельскохозяйственное

производство опиралось на денежную экономику.

Этот надлом был частью общего крушения,

разразившегося в III в. н.э. и отдаленным

следствием рабовладельческой системы

землепользования, которая, подобно раковой

опухоли разъедала ткани римского общества в

течение предыдущих четырех столетий.

Римская латифундия имеет аналогию в западной

истории XIX в, в плантациях хлопкового пояса

Соединенных Штатов. Рабство - эта древняя

социальная болезнь - и здесь возникло как этап

экономического развития.

Промышленная революция придала новое дыхание

экономике Южных штатов, расширив рынки сбыта

хлопка-сырца и механизировав очистку и обработку

его. В условиях технической реконструкции и

модернизации всей западной промышленности

сохранение института рабства стало угрозой не

только политическому единству Соединенных

Штатов, но и всему общественному благополучию

западного мира. К счастью, западный мир нашел

более эффективный ответ, чем в свое время

эллинистический. Мы своевременно поняли, что

рабство становится чересчур опасным злом. когда

оно действует вкупе с чудовищной, не менее

страшной силой индустриализма. И, осознав это, мы

заплатили высокую цену - прошли через

Гражданскую войну [+15], - чтобы искоренить навсегда

современное рабство. Однако до сих пор

приходится преодолевать целый ряд социальных

пороков, принесенных промышленной революцией.

Одним из этих все еще не побежденных зол является

рост паразитического городского пролетариата;

это зло в наши дни подтачивает силы западного

общества, как когда-то оно высасывало соки из

римской общественной системы.

Несоответствие между прогрессом в технике и

ростом цивилизации очевидно в тех случаях, когда

техника развивалась, а рост цивилизации

прекращался и начиналась стагнация. Но нет

гармонии и тогда, когда в технике наблюдается

застой, а цивилизация продолжает развиваться.

Например, крупный шаг вперед был сделан

человеческим обществом в Европе между нижним и

верхним палеолитом. "Культура верхнего

палеолита связана с концом четвертого

ледникового периода. На местах стоянок

неандертальского человека можно обнаружить

останки нескольких типов, ни один из которых не

имеет точек соприкосновения с неандертальцем.

Напротив, все они более или менее приближаются к

современному человеку. Глядя на эти ископаемые

останки в Европе, создастся впечатление, что мы

имеем дело с современностью, если судить по

особенностям человеческого тела" [*3] [+16]

Это преображение человеческого вида,

наступившее в середине палеолитического

периода, возможно, было самым эпохальным

событием человеческой истории и остается

таковым вплоть до настоящего времени, ибо в тот

момент Предчеловек сумел превратиться в

Человека, но Человеку так и не удалось с тех пор

выйти на сверхчеловеческий уровень, как бы он к

тому ни стремился,

Духовная революция, однако, не сопровождалась

сколько-нибудь заметными изменениями в технике,

так что, приняв технологическую классификацию,

мы должны будем художников, создавших наскальные

рисунки верхнего палеолита, очарование которых

действует на воображение и сегодня,

рассматривать как "недостающее звено" [+17].

Этому примеру, когда техника оставалась

неизменной, а цивилизованность сделала

значительный шаг вперед, можно противопоставить

пример, в котором техника оставалась неизменной,

а цивилизация деградировала.

Техника производства железа, освоенная в

Эгейском бассейне в период, когда минойская

цивилизация переживала упадок, оставалась

неизменной - ни совершенствуясь, ни ухудшаясь -

вплоть до следующего великого социального спада,

постигшего на этот раз эллинистический мир.

Западный мир унаследовал технику производства

железа у Рима, как унаследовал латинское письмо и

греческую математику. В социальном плане

произошел катаклизм, эллинистическая

цивилизация распалась, наступило междуцарствие,

из которого выросла западная цивилизация. Но в

царстве техники не было соответствующего

разрыва непрерывности.

Другой пример техники, топчущейся на одном

месте, в то время как цивилизация пятится назад,

приводит арабский историк Ибн Хальдун в описании

своей родной страны. Он замечает, что в той части

Иберийского полуострова, что оставалась под

мусульманским правлением, древние искусства

продолжали сохраняться, однако освященный

веками общественный порядок резко распадался.

Итак, данный эмпирический обзор с большой

наглядностью показывает, что не существует

какого-либо соответствия между прогрессом в

области техники и прогрессом в развитии

цивилизации в целом. Однако, хотя история техники

сама по себе не является критерием роста

цивилизаций, она может служить ключом в поисках

такого критерия.

Этерификация [+18].

История техники, до сих пор не открывавшая нам

никаких законов общественного прогресса, все же

открывает нам принцип, который стоит за

прогрессом техническим. Принцип этот можно

определить как закон прогрессирующего

упрощения.

Например, в истории современной транспортной

системы на Западе замена мускульной силы

механической знаменовала технический прогресс,

который сопровождался дальнейшим развитием

материального инструментария. Локомотив, придя

на смену лошади, потребовал строительства

железнодорожных путей, тоннелей, виадуков, что

привело к уничтожению естественного ландшафта.

Когда в свою очередь паровой двигатель был

заменен двигателем внутреннего сгорания,

произошло значительное упрощение. Двигатель

внутреннего сгорания, позволивший создать

автомобиль, обладает всеми достоинствами

парового двигателя и лишен многих его

недостатков, ибо при автомобильном сообщении

отпадает необходимость в столь сложном

инженерно-техническом обеспечении пути. Кроме

того, автомобиль способен развить скорость не

меньшую, чем паровоз, и при этом он обладает почти

такой же свободой передвижения, как лошадь.

Закон прогрессирующего упрощения

просматривается также в историй современной

западной техники связи. Электрический телеграф и

телефон, электрические линии, посредством

которых передавался код Морзе или человеческий

голос, требовали металлического провода. Затем

следует изобретение беспроволочного телеграфа и

телефона. Это техническое достижение сделало

возможным передачу человеческого голоса на

расстояние через эфир с той же скоростью, с какой

органы речи непосредственно передают сигналы

через воздух.

Или возьмем историю письменности, этого

древнейшего средства передачи мысли не в

звуковом выражении, а через символ или знак,

способный сохраниться в Пространстве и Времени.

В истории письменности наблюдается не только

соответствие между развитием техники письма и

упрощением формы, но эти две тенденции

фактически тождественны друг другу, поскольку

вся техническая проблема, которую должно решить

письмо как фиксатор, хранитель и посредник

человеческой речи, - это отчетливая

репрезентация широчайшей сферы человеческого

языка с максимальной экономией визуальных

символов.

Возможно, наиболее громоздкой из когда-либо

изобретенных человеком является китайская

письменность, где иероглифы эволюционировали

практически без упрощения и где каждая

пиктограмма [+19]

представляет собой не звук или отдельное слово, а

идею. Поскольку идеи, посещающие человека,

бесконечно разнообразны, число знаков в

китайской письменности распадается на пять

фигур, а каждый отдельный знак может содержать

больше линий, чем западный алфавит - букв.

Естественно, что китайская письменность

технически наиболее несовершенна и наиболее

громоздка среди всех употребляемых ныне систем.

Она технически менее совершенна, чем и не

дошедшие до нас системы. Египетская иероглифика

и шумерская клинопись, каждая независимо от

другой, определенным образом эволюционировали и

пришли к большей экономии визуальных символов.

Если бы египетское и шумерское письмо полностью

отказалось от использования идеограмм и перешло

на фонограммы, то, возможно, обе эти системы

письма сохранились бы живыми до наших дней.

Однако этого не произошло. Они продолжали

использование фонограмм параллельно с

идеограммами (порочная практика, ставшая

источником путаницы, вместо того чтобы внести в

систему большую ясность). Тем не менее и

египетское, и шумерское письмо технически во

всех отношениях более развито, чем китайское.

Число пиктограмм в них более ограниченно, и они

проще по форме. Египтяне провели значительное

формальное упрощение, ими был разработан вариант

курсивного написания, а анализ звуков

человеческой речи позволил создать фонограммы

для отдельных слогов, состоящих только из одной

согласной. Последнее достижение привело египтян

к самому порогу изобретения консонантного

алфавита.

В историческом алфавите, изобретенном каким-то

древнесирийским книжником, тогда как египетские

писцы не смогли этого сделать, упрощение

письменности, что фактически и означало ее

техническое усовершенствование, было полным и

радикальным. Сущность алфавита - разложение

звуков человеческой речи на отдельные

составляющие и представление каждого из этих

элементов отдельным визуальным символом,

соединяющим в себе четкость и простоту формы.

Финикийцы - изобретатели алфавита - выделили и

обозначили согласные. Греки заимствовали эту

находку, а затем развили и дополнили алфавит,

выделив и обозначив также и гласные звуки.

Латинский алфавит, ставший письменностью

западного общества, - это вариант греческого без

каких-либо существенных изменений с технической

стороны.

История письменности, кульминацией которой

было создание алфавита, может служить яркой

иллюстрацией закона соответствия между

совершенствованием техники и упрощением

аппарата. Действие этого закона можно проследить

также в истории языка - технике артикулированных

и значимых звуков. Процесс этот первичен

относительно процесса возникновения

письменности и, видимо, совпадает с самой

историей человечества.

В истории языка, как и в истории письменности,

упрощение - это линия технического прогресса.

Тенденция языка, прогрессивно развивающегося, -

отказываться от громоздкого аппарата флексий [+20], которыми

наполнены части речи и которые несут

определенные значения, вводя вместо этого

предлоги, дополнительные глаголы, частицы. Можно

заметить, что эта тенденция в развитии техники

языка схожа с тенденцией совершенствования

письменности, когда наблюдается переход от

идеографических пиктограмм к конвенциональным

символам, представляющим элементарные звуки. В

обоих случаях преследуется одна цель -

максимально возможное упрощение и экономия форм

и средств выражения.

Тенденцию языка к самоупрощению через

отбрасывание флексий в пользу вспомогательных

слов можно проследить на примере некоторых

представителей индоевропейской семьи языков. В

качестве двух полярных крайностей возьмем

классический санскрит и современный английский.

Санскрит в силу исторической случайности

оказался законсервированным в канонической