Файл: Арнольд Тойнби.doc

называют его Сыном Давида. Актом Bознeceния он

входит в Царствие Небесное.

История Иисуса во всем согласуется с общим

сюжетом подкинутого младенца. Но в евангелиях

мотив Смерти-и-Воскресения представлен и в

других формах. Он присутствует в каждом

последующем духовном акте, в котором

раскрывается божественная суть Иисуса. Когда

Иисус узнает о своей миссии через крещение его

Иоаном, он удаляется в пустыню на сорок дней и

возвращается, обретя силу духа (Лука 4. 14): "и

дивились Его учению, ибо слово Его было со

властию" (Лука 4. 32): "ибо Он учил как власть

имеющий, а не как книжники" (Матф. 7. 29). Когда

Иисус понимает, что миссия его ведет к смерти, он

снова удаляется "на гору высокую" (Матф. 17, 1),

где и происходит его Преображение. Возвращается

он, приняв решение умереть. Приняв муки земного

человека в Распятии, он сходит в могилу, чтобы

восстать бессмертным в Воскресении. В акте

Вознесения он уходит с Земли на Небо, чтобы

"вернуться со славой и судить живых и мертвых:

и Царствию Его не будет конца" (Никейский

символ веры).

Эти частые повторения мотива

Смерти-и-Воскресения в истории Иисуса имеют свои

параллели. Уход в пустыню воспроизводит бегство

Моисея в землю Мадиамскую. Есть, однако,

существенное различие в природе духовного опыта,

через который герои укрепляют силу своей души.

Моисей в пустыне встречается с добрыми людьми и

получает от них нечто вроде сверхъестественной

помощи, тогда как Иисус в пустыне укрепляет свой

дух через искушения дьявола, как Иов или Фауст.

Преображение на "горе высокой"

воспроизводит Преображение Моисея на горе Синай

(параллель здесь является важной чертой

рассказа, поскольку три апостола, которые были

свидетелями Преображения, видят Моисея и Илию

разговаривающими с Христом). Смерть и

воскресение божественного существа

предвосхищается эллинистическими таинствами и

выводится самими этими таинствами из всемирного

земледельческого ритуала и мифа. Устрашающая

фигура, которая должна появиться и

господствовать на сцене в момент катастрофы,

разрушающей нынешний земной порядок,

предвосхищается в зороастрийской мифологии

фигурой Спасителя [+15], а в еврейской мифологии -

фигурами Мессии и Сына Человеческого. Однако

существует одна идея в христианской мифологии,

которой, казалось, ничто не предшествовало: это -

истолкование грядущего пришествия Спасителя,

Мессии или Сына Человеческого как предстоящее

возвращение на землю исторической фигуры, уже

прожившей на земле свою земную жизнь. В этом

прозрении воплотились и доисторический миф о

подкидыше, и древний земледельческий ритуал, и

вековечная мечта человечества постичь свое

предназначение, осознать конечную цель, в

счастливом озарении овладеть самой тайной

творения (Римл. 8, 22). В понятии Второю Пришествия

мотив Смерти-и-Воскресения несет глубочайший

духовный смысл.

Предприняв попытку понять смысл и содержите

понятия "Уход-и-Возврат", перейдем, к

эмпирическому анализу исторических примеров,

обращая внимание на взаимоотношения творческих

личностей и творческих меньшинств со своими

собратьями. Судьбы выдающихся личностей - святых,

государственных деятелей, воинов, историков,

философов и поэтов, - равно как и исторические

судьбы государств, наций и церквей, дают нам

богатый эмпирический материал.

Творческая личность или творческое

меньшинство встают на путь Ухода-и-Возврата.

чтобы преодолеть определенный социальный

кризис, чтобы ответить на вызов, брошенный

обществу, к которому они принадлежат.

Апостол Павел. Начиная конкретный анализ с

мистиков и святых, нельзя обойти фигуру Ап. Павла,

еврея, родившегося в период, когда эллинизм

бросил вызов сирийскому обществу. Как должен был

реагировать сирийский гений? В духе еврейских

зилотов[+16],

которые шли на прямое столкновение с эллинизмом

и рассчитывали вооруженным сопротивлением

отвести беду? Именно такой была и первоначальная

реакция Павла, прирожденного проповедника,

получившего фарисейское образование в еврейской

диаспоре. В начале своего жизненного пути Павел

преследовал еврейских сторонников Иисуса,

повинных, по его мнению, в расколе еврейской

общины. В конце жизни Павел использовал свой дар

проповедника для ответа на вызов эллинизма.

Проблему эллино-сирийских отношений он

стремился разрешить мирным путем. Павел призывал

к обществу, "где нет ни Еллина, ни Иудея, ни

обрезания, ни необрезания. варвара, скифа, раба,

свободного" (Кол. 3, 1 1). Он проповедовал именем

Иисуса, чей завет непротивления, всеобщего

братства и божественной любви был доведен им до

логического конца. Деятельность Павла

противоречила не только воззрениям зилотов: он

внес смятение и в сердца вождей

иудео-христианской церкви [+17]. Это был наиболее творческий

период в жизни Павла. Начало пути можно признать

ложным, потом последовал крутой поворот. После

того, как по дороге в Дамаск Павел неожиданно

обрел прозрение, он удалился в пустыню, подобно

Иисусу, ушедшему в пустыню после Просвещения

через Крещение. "Когда же Бог, избравший меня

от утробы матери моей и призвавший благодатью

Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего,

чтобы я благовествовал Его язычникам, - я не стал

тогда же советоваться с плотью и кровью, и не

пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне

Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в

Дамаск. Потом, спустя три года, ходил я в

Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней

пятнадцать" (Гал. I, 15-18).

В Аравийской пустыне Павел продумал и

прочувствовал новое философское и эмоциональное

толкование христианства. Уход обогатил его

новыми силами, почерпнутыми у Природы.

Возвратившись к людям. Павел направил весь свой

творческий дар и все свои обновленные силы на

главное дело своей жизни, которым стала

проповедь христианства.

Святой Игнатий Лойола. Другим

святым, жизненный путь которого определялся

ритмом Ухода-и-Возврата, был Игнатий Лойола.

Лойола родился в католическом христианском

обществе в эпоху, когда средневековому укладу

римской церкви как главному институту западного

мира был Орошен вызов и когда устои его

содрогались под ударами возрождающегося

язычества в Италии и протестантизма в

континентальной Европе. В условиях религиозного

и социального кризиса Лойола, испанский

дворянин, воспитанный в традициях

аристократической верхушки общества, до

двадцати семи лет служил в испанской армии. Он

был тяжело ранен при осаде французами Памплоны.

Ранение потребовало операции, которая оказалась

чрезвычайно сложной и чуть не свела его в могилу.

Выздоровев. Лойола прошел религиозное

посвящение. В 1521 г. Лойола стал солдатом Господа,

но на этот раз его ждала не война. Последующие

двенадцать лет он провел в паломничествах,

чтении, созерцании и аскезе. Этот длительный уход

завершился возвращением в мир, где он создал

Общество Иисуса. Общество обрело окончательные

очертания только к 1534 г., но вплоть до 1540 г. оно не

получало папского признания, а сам Лойола был

избран его главным настоятелем лишь в 1541 г. Таким

образом, в жизни Лойолы легко заметить мотив

Ухода-и-Возврата.

Будда. Этот же мотив присутствует и в жизни

другого гения, родившеюся в другое время и в

другом месте. Сиддхартха Гаутама родился в

индском мире в смутное время. Таким образом,

Сиддхартха Гаутама, царский сын, появился на свет

в тот момент, когда старый индский общественный

порядок, в котором аристократия занимала

главенствующее место, рушился под давлением

новых социальных сил. Личный ответ Гаутамы на

этот вызов состоял в отказе от мира, в котором

столь негостеприимно встречали аристократов. В

возрасте двадцати девяти лег он отказался от

жены, сына, братства, звания и наследства и ушел

из дому, чтобы просветиться через аскетизм. В

течение семи лет умерщвлял Гаутама свою плоть,

доводя строгость аскезы до той предельной точки,

за которой уже была смерть, и не сделал первого

шага к возвращению, пока не воссиял в нем яркий

свет. Просветленный, он стал собирать вокруг себя

учеников, с тем, чтобы указать, другим путь к

достижению высшего совершенства.

Возвращение просвещенного Гаутамы в мир весьма

примечательно, если учесть высшее

интеллектуальное и духовное содержание его

учения. В его философии высшая цель и блаженство

души - это состояние, еще более удаленное от

действия, чем эллинистическое отвлеченное

созерцание идеал Пифагора, Платона и Плотина.

Просветление Будды представляло собой духовное

самоуничтожение. И если Платон признавал долг

возвращения в мир, Будда провозгласил право

философа уйти в свободу Нирваны без возвращения.

Тем не менее, сам Будда возвратился в мир более

искренне и вел себя более активно, чем Платон.

Исторические судьбы буддизма и платонизма

указывают на этот контраст и подчеркивают его. Мы

уже видели, что призыв Платона возвратиться был

отвергнут в теории и на практике первыми

неоплатониками. С другой стороны, реальное

возвращение в мир Будды, логически противореча

его учению, не говоря о том, что оно не отвечало и

личным его целям, стало основной чертой

необуддизма, который оформился в махаяне, или

Великой колеснице. Одной из новых и наиболее

примечательных черт современной махаяны

является кодекс альтруистической этики, которая

учит, что каждый человек должен делать добро в

интересах всего мира и употребить на благо

других все свои добродетели.

Представляется, что импульс, благодаря

которому за уходом следует возврат, внутренне

присущ человеческой природе, а может быть, он

характерен и для всей Вселенной, коль скоро столь

настойчиво проявляется в буддийской практике

вопреки буддийскому учению и даже буддийской

вере.

Давид. Можно заметить, что в жизни

политических деятелей и военных господствует

тот же ритм Ухода-и-Возврата.

Например, Давид, согласно древнесирийскому

сказанию, начинает свой жизненный путь солдатом

в боевом отряде Саула. Иными словами, будущий

герой сначала появляется на сцене

представителем наиболее широко

распространенной социальной прослойки. Только

после того, как Саул изгоняет его в пустыню,

ничейную землю между Израилем и землей

филистимлян. Давид обращается к политической

деятельности, что и делает его впоследствии

преемником Саула. Вернувшись из изгнания,

Давид-политик разрешает задачу, которая

оказалась не под силу Саулу. Он успешно решает

проблему создания политической организации,

способной противостоять прибрежному народу.

Плеяда историков. Если обратиться к судьбам

историков, поэтов и философов, внимание прежде

всего привлекает плеяда историков - Фукидид,

Ксенофонт и Полибий, Иосиф и Ибн Хальдун,

Макиавелли, Кларендон и Оливье: все они начинали

как солдаты или государственные деятели, а затем,

перейдя из одного поля действия в другое,

вернулись в мир историками, испытав перед тем

долю либо военнопленных, либо изгнанников.

Родившись во времена, богатые на страшные и

беспощадные вызовы, и пережив временные невзгоды

и лишения, все они в начале пути прошли школу

"практической жизни". Эта первоначальная

ориентация их энергии на практическое действие

обусловливалась различными причинами и зависела

у одних от личной воли, у других - от случайных

обстоятельств, однако приходили они в конце

концов к одному и тому же. Пока они были увлечены

потоком внешних жизненных проблем, у них не было

возможности реализовать свои внутренние

способности. В каждой из этих биографий перемена

судьбы представлялась случайным зигзагом. И

здесь снова действие отказа от социальной роли