Файл: Введение в гендерные исследования_Жеребкина.doc

⁷⁴ Безусловно, перевод на русский язык терминов, используемых Бенхабиб, представляет определенную — т. е. и философскую, и семантическую — трудность. Трудность, связанную с определением грамматического рода «Другого вообще» и «Другого в частности». Стоит ли следовать сложенной практике и предписывать мужской род любому субъекту, чей род/пол не очевиден? Или имеет смысл выстраивать новую дихотомию, в которой «Дру гому вообще» будет противостоять «Другая в частности»? В ответ на мой вопрос об этом Шейла Бенхабиб предложила использовать, как она вырази лась, «нейтральный род» при переводе на русский «Другого в частности», хотя, как отметила философ, в подобной позиции действительно «чаще все го оказываются именно женщины», и именно для женщин «наиболее ти пично» мышление в данных терминах. Несмотря на всю свою философскую привлекательность, на мой взгляд, «Другое в частности» вряд ли смогло бы стать выходом из данного лингвистико-эпистемологического тупика. Именно поэтому здесь и далее при переводе я использовал «Другого в частности», понимая всю условность его мужского рода. — Прим. автора.

143

ституция» личностей⁷⁵, отношения между которыми исходят из моральных принципов дружбы, любви, заботы, симпатии и солидарности. «Другой» воспринимается здесь не только как равный субъект, но прежде всего как личность, обладающая индивидуальными качествами.

Шейла Бенхабиб, безусловно, не одинока в своем достаточно утопическом стремлении воспринимать взаимоотношениям между людьми с точки зрения принципов дружбы, любви, заботы, и т. п. — подобный подход характерен для многих феминистских исследований. Отличительной чертой теоретических построений Бенхабиб, однако, является попытка продемонстрировать логическое несоответствие «правового формализма», альтернативой которому и может служить этика заботы.

Два момента существенны для понимания политической значимости выводов Бенхабиб. Первый из них связан с закономерным вопросом о логических пределах индивидуализации. Действительно, если суть отношений строится по принципу учета многообразных конституирующих отличий, превращающих внешне схожие ситуации в фактически несопоставимые, если, иными словами, суть отношений состоит в сознательном возрастающем воспроизводстве разнообразных «конкретных других», то что может объединить эти разрозненные группы, что может стать хотя бы временной основой их политической солидарности? Политическая подоплека проблемы очевидна — она отражает структурный кризис, с которым столкнулось феминистское движение в конце 1980-х гг., распавшееся на многочисленные «группы по интересам», лишенные объединяющей философии. Бенхабиб удается избежать логического тупика при помощи испытанного приема. Как замечает философ, конкретизация другого не должна скрывать из виду его — другого — всеобщий характер. Цель своей философской интервенции она видит не в том, чтобы сформулировать принципиальноиные этические принципы, но в том, чтобы дополнить формализм абстрактного права жизненностью межличностных отношений. Или, словами самой Бенхабиб:

То первостепенное значение, которое отводит современная философия морали в целом и универсалистская мораль справедливости в частности таким качествам моральной личности,

⁷⁵ S. Benhabib, «The generalized and the concrete other ...», p. 159.

144

как чувство достоинства и собственной ценности, во многом обусловлено забвением и даже подавлением таких качеств телесной личности, как уязвимость и зависимость. Те нити зависимости и те сети человеческих взаимоотношений, в которых мы все пребываем, нельзя уподоблять одежде, из которой мы вырастаем со временем... Мы связаны этими нитями, нитями, которые формируют нашу моральную идентичность, наши потребности и наши взгляды на достойную жизнь. Автономная личность — это личность, имеющая плоть и кровь, и универсалистским теориям морали необходимо признать всю важность роли, которую играет в процессе формирования этой личности и опыт заботы, и опыт справедливости.⁷⁶

«Другой», иными словами, обречен выступать в двух ипостасях одновременно — т. е. быть другим «вообще», не переставая быть другим «в частности». И каждая из этих ипостасей накладывает существенный отпечаток и на процесс принятия морального суждения, и на его результат.

Второй существенный момент в схеме Бенхабиб связан с ее попыткой конкретизировать образ потенциального представителя этики заботы и ответственности. Ссылаясь на название книги Гиллиган(Другим голосом...), Бенхабиб замечает:

Можем ли мы назвать этот «другой» голос женским голосом? Можно ли говорить о существовании «женского голоса» вне зависимости от расовых и классовых различий, вне зависимости от социального и исторического контекста? И каково происхождение различий в моральных суждениях мужчин и женщин, о которых пишет Гиллиган?⁷⁷

Неудивительно, что ответы на свои вопросы Бенхабиб в значительной степени находит в тех теориях психосексуального развития, которые подчеркивают именно различия в формировании мужской и женской личностей. Опираясь на работы Гиллиган и Нэнси Чодоров,⁷⁸Бенхабиб рисует ситуацию, в которой

⁷⁶ S. Benhabib, «The debate over women and moral theory revisited», in S. Benhabib, Situating the self..., p. 189.

⁷⁷ Ibid., p. 191.

⁷⁸ N. Chodorow, Feminism and psychoanalytic theory (New Haven: Yale University Press, 1989); N. Chodorow, The reproduction of mothering: psychoanalysis and the sociology of gender (Berkeley: University of California Press, 1978);

145

половая идентичность мужчины строится на принципе отрицания, отделения, отдаления от изначальной идентификационной модели матери. Возникающая «негативная» мужская идентичность, таким образом, имеет четко очерченные границы между «я» и «не-я», четкое стремление к автономии и, соответственно, к формализму в межличностных отношениях. В свою очередь, женская идентичность носит менее прерывный характер, материнская модель для подражания так и остается исходной моделью, ее параметры могут подвергнуться изменениям, но вряд ли будут полностью отвергнуты. Именно этот неполный разрыв, эта взаимосвязь исходной, базовой модели и последующих идентич-ностей дает Бенхабиб основания для того, чтобы говорить о более «проницаемых» границах женского «я» с такими типичными для него/нее характеристиками как способность со-чувство-вать и со-переживать.⁷⁹

Отвечая на шквал упреков, вызванных подобным морально-анатомическим фундаментализмом,⁸⁰Бенхабиб заметила, что, безусловно, ее утопическая картина далека от совершенства. И все же, спрашивала своих критиков философ, способны ли они предложить иные этические постулаты взамен сформулированного ею «синтеза» принципов автономного морального суждения и со-чувствующей заботы? Способны ли они, продолжала Бенхабиб, выработать такой нормативный идеал личности, который бы разительно отличался от предложенной ею модели автономного индивидуума, чье «я» открыто внешним воздействиям и не впадает в панику при столкновении с чужеродным и незнакомым? И наконец, в качестве образа феминистской политики, способны ли эти критики, — заключала Бенхабиб, — предложить нечто принципиально отличное от выдвинутой ею

С. Gilligan, In a different voice: Psychological theory and women's development. (Cambridge: Harvard University Press, 1982). Часть русского перевода (Гил-лиган К. Иным голосом: психологическая теория и развитие женщив. М.: Республика, 1992.) доступна по адресу: http://www.nsu.ru/psych/ internet/bits/gilligan.htm

⁷⁹ S. Benhabib, «The debate over women and mora] theory revisited», p. 194.

⁸⁰ См., например: I. Young, «The ideal of community and the politics of difference», Social Theory and Practice, 1986, 12.1; W. Brown, States of injury: power and freedom in late modernity (Princeton: Princeton University Press, 1995).

146

идеи демократического полиса, построенного на принципах экологии, людской солидарности и отсутствия милитаризма?⁸¹

6. Заключение: итоги и перспективы развития политической теории феминизма на современном этапе

Три феминистских теоретических подхода, рассмотренных в этом разделе, предлагают не только три различных способа феминистского философского осмысления политических проблем, но и три различных модели женской политической практики. Несовпадаемость этих подходов и моделей, их непрекращающееся взаимное, диалогическое сосуществование, пожалуй, является одним из наиболее ярких и продуктивных примеров феминистской интервенции в области философии, теории и практики современной власти. Утопическая концепция всеобщей справедливости привела Нэнси Фрейжер ко вполне практическому анализу не только конкретных принципов производства и воспроизводства дискурсивного неравенства, но и к анализу иерархии институциональных форм, в которых это неравенство находит свое выражение. Исходная теоретическая предпосылка Джудит Батлер об относительной природе любой социальной категории, в свою очередь, отразилась в ее категорическом отказе строить политические движения на скользкой основе мифологизированных идентичностей. И наконец, моральный универсализм Шейлы Бенхабиб нашел свое конкретизированное выражение в этике межличностных отношений. Поляризация философии и теории власти, предпринятая этими авторами, их постоянные попытки обозначить, подчеркнуть, акцентировать взаимосвязь проблематики пола и политики, в конечном итоге, преследует одну, вполне простую идею: политическое общение есть общение конкретных, осязаемых людей. И именно с этой простой мыслью связаны дальнейшие перспективы развития современной феминистской политической теории.

⁸¹ S. Benhabib, Situating the self: Gender, community and postmodernism in contemporary ethics (Cambridge: Polity Press, 1992), p. 231.

Социология гендера

Елена Здравомыслова, Анна Темкина

1. Социальное конструирование гендера: феминистская теория¹

Задача данного раздела заключается в том, чтобы представить социологические основания одного из феминистских подходов, получившего название теории социального конструирования гендера и являющегося одним из ведущих в социологии гендерных отношений.

1. Социальное конструирование гендера как феминистская критика

В Энциклопедии феминизма, опубликованной в 1986 году, социальный конструктивизм определяется в самом общем виде как «представления, что статус женщины и кажущееся естественным различие между мужским и женским не имеют биологического происхождения, а, скорее, являются способом интерпретации биологического, легитимным в данном обществе».²

Положение о том, что отношения между полами социально сконструированы, основано на отрицании биологического детерминизма. Сторонники теории социального конструирования ген-

¹ Версии данной главы были опубликованы: Здравомыслова Е. А., Темкина А. А. Социальное конструирование тендера как феминистская теория // Женщина. Гендер. Культура / Под ред. Хоткиной 3. А., Пушкаревой Н. Л., Трофимовой Е. И. Москва, 1999. С. 46-65; Социальное конструирование тендера // Социологический журнал. N 3-4. С. 171-182.

² Lisa Tuttle, Encyclopedia of Feminism (London: Arrow Books, 1986), p. 305.

148

дера подвергают сомнению тот факт, что отношения, складывающиеся между полами в обществе, являются дериватами принадлежности к биологическому полу, что все социальное биологически фундировано и поэтому считается естественным инормальным. Тем самым они критикуют внеисторизм и эссенциа-лизм (сущностную неизменность) сложившихся отношений между полами и социальными группами, различающимися по биологическим признакам.

Феминистские сторонники социального конструктивизма развивают свой подход в оппозиции к нескольким группам взглядов. Они оппонируют, во-первых, так называемой позиции «здравого смысла», во-вторых, основному руслу социальной теории, в-третьих, тем направлениям феминистской мысли, которые мыслят гендер как культурные корреляты биологического пола. Феминистская критика представляет собой один из аспектов когнитивной практики женского движения второй волны, целью которой является объяснение несправедливости существующего гендерного порядка и выработка средств для его изменения.

Итак, социальный конструктивизм, во-первых, оппонирует здравому смыслу биологического детерминизма или фундаментализма. Природа человека, как известно доминирующему до сих пор здравому смыслу, носит двойственный характер, иными словами «все на свете делится на мужское и женское». В обыденных представлениях «анатомия — это судьба», следовательно, в основании культурной интерпретации пола, возраста, эт-ничности содержится некая биологическая сущность, аскриптив-ный (предписанный) статус.

В отличие от биологического детерминизма, социальный конструктивизм постулирует, что половые роли сконструированы, и отстаивает парадоксальный для эссенциал истов тезис: и мужчины, и женщины создаются, ими не рождаются. Утверждается, что не существует ни женской, ни мужской сущности: биология — не есть судьба ни для мужчины, ни для женщины (ни для всякогоиного — ребенка, старика), нет заданного изначально и навеки предопределенного женского/мужского — вопреки предположениям «здравого смысла». Все мужское и женское, молодое и старое создано в разных контекстах, имеет разные лица и наполнено различным содержанием опыта и смыслами.