Файл: Беккер И. М. Школа молодого психиатра Содержание.docx

«Итак, она звалась Татьяной». Первые семь лет ее жизни прошли в маленьком воен­ном городке, состоящем из двух десятков пятиэтажных домов, огороженных бетонной стеной от учебных полигонов. С раннего детства приходилось быть самостоятельной. Родители уделяли больше времени воспитанию старшей сестры. Отца помнит добрым, веселым, когда был трезвым. Мама — преподаватель, но работать по специальности не смогла. Жизнь в маленьком городке была для нее нормальной, так как ничего другого тогда в жизни не видела. Сестра была общительная, затейница, ни минуты не могла просидеть в покое. Они часто дрались друг с другом, один раз старшая сестра даже разбила Тане го­лову. И никогда не общались ни как сестры, ни как подруги. Таня иногда причиняла гадо­сти старшей сестре, так как держала внутреннюю обиду на то, что родители любят ее больше, что у сестры много друзей, а она всегда одна. Одиночество было само собой разу­меющимся. Принимала его как должное и даже радовалась ему. Уходила в себя настолько, что забывала о проблемах в семье. В пять лет стала свидетелем финала ужасного собы­тия. Кто-то ночью позвонил в дверь. Отец услышал «знакомые» голоса. Открыл дверь, и «знакомые голоса», решив ограбить их квартиру, проломили отцу голову. Утром, проснувшись, Таня увидела, что вся мебель в крови, вещи перевернуты. Родители попали в больницу. Несмотря ни на что, очень любила отца, пусть он и пил, пусть он и не самый лучший отец, но был единственным, с кем она могла пообниматься, посидеть на коленках, посмеяться. В сравнении с ним даже просто разговоры с матерью проходили очень сдер­жанно и холодно. Дворовые ребята ее не любили, издевались, обзывали. Они не понимали ее: вроде обычная девочка, а всегда одна, ни с кем не разговаривает. Она и не хотела ни с кем из них общаться. Хотела только, чтоб они оставили ее в покое. После семи лет при­выкла к одиночеству, была замкнута в себе, с родственниками общалась с трудом. Много времени проводила за уроками, училась на одни пятерки. Чувство отчуждения в ней было постоянным. Делала то, что ей нравилось. Бегала по сугробам, возилась с собаками на улице, часами могла сидеть в обнимку с кошками. Но не помнит, где в это время были родные. Никогда не помнит их рядом с собою. Через год переехали в Уфу. Уфа — отдельная часть ее жизни, самый любимый город. Несмотря на то что и там была одна, не имея ни друзей, ни подруг, этот город для нее стал настолько родным, близким и любимым, что любила просто гулять по улицам. Нигде так не билось сердце от радости. Возвращалась в этот город снова и снова, там обретала покой, восстанавливала свои моральные силы. Ей никто не нужен, у нее есть Уфа, лучше любой подруги. Стоит только пройти по ули­цам Уфы, они все понимают. После выхода отца на пенсию перешла в новую школу, в 9-й класс. Поняла глобальную для себя вещь — здесь ее никто не знает, значит, она смо­жет стать в глазах знакомых такой, какой захочет. Стала веселой, общительной, заве­ла «подружек» — просто, чтобы не ходить одной на переменках. Преподаватели любили ее за «откровенность» — они так думали. Поняла, что может и умеет быть милой и оча­ровательной. Она видела, что многие считали ее другом. Когда узнавали ее ближе, пони­мали, что ее душа для них — потемки. Хотела доказать, что может быть нужной людям. И стала нужной, но ей никто не был нужен. Чувствовала свою силу над людьми — их зави­симость от нее и свое безразличие к ним. В душе была несчастна. Тогда в ней начинало ки­петь отчаяние. Столько всего накопилось. Казалось, что уже многое видела и так устала от всего. В 16лет начала обращать внимание на парней. Ее кумир был высокий, красивый, крепкий парень. Встречались в колледже на переменах, гуляли после занятий. Но чем больше он узнавал ее, тем чаще говорил: «А ты уверена, что я тебе нужен Ь> Он прекратил общение с ней, так как пришел к выводу, что она — слишком сложная. Было больно и обид­но. В 18 лет устроилась оператором ЭВМ в детскую поликлинику, поняла, что может сама зарабатывать. Стала вскоре хорошим специалистом, ее повысили в должности. Появился любимый человек.

---

Ничего никому не доказывала, просто любила. Это было су­масшедшее чувство. Ее не волновало,■ что этот человек был в два раза старше. Он стал первым мужчиной. Была счастлива с ним, пока не узнала, что он женат и у него двое де­тей. Это был ужасный удар. Но только первый. Она поняла, что беременна. Ее герой тут же заявил: «Извини, у меня жена, дети...разбирайся сама». Больше его не видела. Чувст­вовала себя тряпкой, о которую вытерли ноги. Никто ничего не узнал. До сих пор это ос­тается ее личной тайной. Ничего не оставалось, как сделать аборт. Врачи хором заявля­ли, что при ее отрицательном резус-факторе — это безумие, но деваться было некуда. Родители понятия не имели, что их дочь уже взрослая, а она и не хотела шокировать их. Да и зачем? У нее всегда была только своя жизнь. И здесь боролась в одиночку. Была спо­койной, жила обычной жизнью, работала, училась, и только внутри навеки поселилось: «Ненавижу»... Очень скоро появился новый парень. Он очень любил ее и был счастлив, а ей было все равно. Два месяца встречалась с ним. И не смотря на это с каждым днем поче­му-то копилась злость на весь мир. Начала уставать. Не видела смысла в этой жизни, ненавидела все живое. Две недели обдумывала мысль о самоубийстве. Все спланировала. День, место, время. Никто не заподозрил ее намерений. Выпила 6 пачек димедрола. Была намерена именно умереть — ни напугать, ни привлечь внимание. Утром выпила лекарст­во, а вечером пришла мама и вызвала «скорую помощь». Расчета, что она к этому времени все еще будет живой, не было. Раскаивалась только в том, что не смогла умереть. Нашла вторую работу, стала хорошим специалистом. На второй работе — курсах — ученики ее очень любят за строгость, за поддержку, за знания. Спорт и танцы — ее стихия. Здесь она «отрывается». Родители стали уделять ей больше внимания. Но уже поздно, они ос­таются для нее просто биологическими родителями. Парень бросил ее, считая ее психиче­ски больным человеком. Ему нужен нормальный человек. Что с ней после того, как она вы­жила ? Ничего. Пустота. Безысходность, истерики, сожаления, слезы. И тут же отчая­ние, равнодушие ко всему. Думает, что в этом мире ей нет места. Чувствует себя изгоем, хотя многие ее любят. Она хороший специалист. Но ей от этого ни жарко, ни хо­лодно. Иногда бывают моменты, когда ей хочется жить, творить, идти вперед. И у нее много чего получается, но не получается одного — получать от этого удовольствие. Ей очень тяжело, она не знает, как себе помочь. Умереть хотела бы, но покончить с собой не получается, надоели неудачные попытки. Как будто не судьба...Хочет

---

попытаться найти способ жить как все, стать нормальным человеком, радоваться жизни, но жить так, как она сейчас живет, — просто невозможно. Она больше не может...вся ее жизнь — полный бред.

Психическое состояние: В отделение пришла в назначенный день, терпеливо дождалась приглашения в кабинет врача, села на стул. Походка свободная, ровная. Больная одета со вкусом, одежда молодежного стиля. На лице нанесен легкий, подчеркивающий макияж, имеют место элементы пирсинга. На вопрос врача, с чем связано желание иметь такое большое количество серег в ухе, больная ответила... «Мне нравится, когда это на мне есть...» В словесный контакт с врачом вступает с некоторым недоверием и напряжением. О своем состоянии говорит неохотно... «мне кажется, что я на допросе и мне надо дока­зать возможность пребывания здесь... я вообще-то не напрашивалась... одно дело, когда врача 2 года знаешь, и совсем другое, когда первый раз беседуешь». При переводе темы на разговор о работе больная несколько успокоилась, стала отвечать более охотно и подробно. Сообщила, что переживает по поводу перевода на новое место работы, так как испыты­вает неприязнь людей, с которыми работает в одном отделе. Затрудняется объяснить и охарактеризовать свое состояние... «меня ничего не радует... смысла ни в чем не нахо­жу...». Входе беседы сообщает, что не испытывает никаких особо теплых чувств ни к се­стре, ни к родителям... «у меня с ней нет никаких отношений, я ее не понимаю абсолютно... родителей воспринимаю как обычных, банальных родителей..». Отмечает, что является одиноким человеком, но считает это чувство неотъемлемой частью своей жизни: «Одино­чество обыденное, нормальное привычное состояние...» Сообщает, что в последние два года стала модно одеваться и применять косметические средства, чтобы через одежду, пир­синг, косметику давать сигналы остальным людям о себе, сообщать через внешние атрибу­ты хоть какие-то сведения о своем внутреннем мире. Если раньше, наоборот, внешность, детали туалета и одежды служили для сокрытия своих переживаний и внутреннего мира, то сейчас полагает исчерпанной роль маски и превращает свое внешнее убранство в сиг­нальное устройство, опознавательные знаки, своеобразный словарь, по которому можно что-то прочитать о ней. Говорит о том, что не собирается выходить замуж и тем более заводить детей... «я их всегда не любила

---

, даже на руки не брала», при этом больная пренеб­режительно поморщилась. Фон настроения снижен. Выражение лица напряженное, взгляд усталый, безрадостный. Входе беседы сообщает, что в свободное время охотно занимается спортом (легкой атлетикой, гимнастикой)... «физические нагрузки изматывают и можно сбросить лишний негатив., все раздражает — и погода, и то, что утро, зима и т.д.». Гру­бых нарушений со стороны интеллектуально-мнестической сферы не выявляется. Острой психопродуктивной симптоматики не отмечено. На лечение и обследование в условиях дневного стационара согласилась.

Анализируя данный случай, мы обращаем внимание прежде всего на почти художественное талантливое изложение своей автобиографии нашей подопеч­ной. На протяжении всей жизни, начиная с самых малых лет, сквозным состоя­нием проходит аутичный статус пациентки. При этом она не всегда оценивалась окружающими как аутистическая личность. Любопытен эпизод самостоятель­ного изменения внешней стороны общения, при котором сама пациентка конс­татирует исключительную внутреннюю закрытость. Внутри ее души, как в тех самых кречмеровских римских домах, разыгрываются богатейшие пиры, идет напряженная и, что немаловажно для дифференциальной диагностики патоса с нозосом, плодотворная интеллектуальная и эмоциональная жизнь. Личные, душевные привязанности больной носят парадоксальный, необычный харак­тер. Она обнимается с кошками и собаками, она необычной любовью, как живое существо, любит город детства, Уфу, она описывает свое чувство к городусловами лучших любовных романов XIX века. Это отражает сенситивные черты личности, поэтому характер нашей пациентки можно квалифицировать как сенситивно-шизоидный. Но при этом неизменно отмечает внутреннюю холод­ность и пустоту к близким людям. Она овладевает искусством «казаться» общи­тельной, «казаться» любящей, беспощадно отмечая отсутствие истинной пот­ребности к общению и сопереживанию. Интересно проанализировать «среду существования души» этой шизоидной личности. Описываемые в психическом состоянии демонстративность одежды, молодежный стиль, элементы пирсинга, яркость макияжа меняли свое предназначение на протяжении жизни. Во време­на отрочества и юности Татьяны это было маской, изобретенной талантливой натурой для сокрытия внутренней стены. Весь внешний вид и одежда пациент­ки как бы кричали: «Я — ваша», и кричали только затем, чтобы никто не дога­дался, насколько она чужая, иная, недоступная в своей душе постороннему про­никновению. И она сама, будучи натурой богатой, писательской, раскрывала эту

---

защитную функцию своего внешнего вида, своего поведения, способа воль­ного или невольного обмана окружающих людей. Вся среда обитания ее души вопила известными словами песни: «А чтоб никто не догадался, что эта песня о тебе». Если раньше ее внешность служила в качестве маски, закрывающей ис­тинное душевное нутро Татьяны, то в последние два года наша больная переназ­начила свое внешнее выражение, одежду, макияж, косметику на роль сигнала, на роль окошка, через которое, говоря словами Лейбница или Гуссерля, монада души нашей героини желает установить связь с внешним миром, вступить с ним в диалог. При шизоидной психопатии нередко отмечается состояние, описывае­мое термином «анахоретство», при котором больные обособляются от окружаю­щего мира, стремятся к безлюдным местам, избегают контактов с людьми. У на­шей пациентки во внешнем поведении все как раз наоборот. Она не только не избегает людей, она с девятого класса заставила себя «казаться иной», стала внешне общительной девушкой, «завела себе подружек, чтобы ходить с ними на переменках». Вот только ее внутренний мир, ее самосознание и ее душевная де­ятельность находятся в позиции анахоретства к внутреннему миру других людей и всего остального человечества. У Татьяны, прямо как по тексту П.Б. Ганнуш­кина, накапливаясь в течение многих лет, внутренние противоречия и напряже­ние разрешаются внезапным аффективным разрядом и совершением истинной попытки суицида, по случайности не завершившейся смертью. Отсутствие пе­релома в истории жизни, отсутствие новых, несвойственных данной личности изменений в течение жизни, если можно так выразиться, «гармоничное» плано­вое развитие этой дисгармоничной личности отличают ее характер от постпро- цессуального дефекта личности, исключают диагностирование болезненного процесса. Хотя это не делает переживания и само существование этой аномаль­ной личности менее страдающим. Само обращение к психиатрам, выворачива­ние наружу своих глубоко спрятанных внутренних душевных переживаний есть, по сути, крик о помощи, есть объективное подтверждение ее слов о появлении время от времени желания жить. Итак, мы изучили феноменологию пяти типов личности, наиболее часто имитируемых психопатоподобными нарушениями других психических заболеваний.

---