Файл: Беккер И. М. Школа молодого психиатра Содержание.docx

7 простыней, 11 наволочек, 10 рубах, 12 кальсон, 5 полотенец, 28 пар носков, пару халатов, 5 пар обуви, шапку меховую, щетку головную, фуражку (!). На фоне изобилия личных вещей пациента конца XIX в., высочайшей степени уважения общества, государственной власти, родственников к душевнобольным как же по­рой убого выглядят наши «казенные дома», наши формальные записи, наши дур­ные требования к перечню личных вещей больных, к больничному образу их жизни. А.У. Фрезе умер от злокачественной опухоли (саркома) в расцвете своих творческих сил. Недавно коллеги-психиатры установили на центральном входе в Казанскую республиканскую клиническую больницу памятную доску как дань глубокого уважения своему выдающемуся первому директору лечебницы.

Кроме А.У. Фрезе, одним из первых и самых выдающихся приверженцев сис­темы «не стеснения» в России был Сергей Сергеевич Корсаков, который с 1881 г. на­чал работать в лечебнице супругов Беккер. Здесь ему удалось впервые полностью осуществить свои реформаторские идеи о «не стеснении» больных, здесь он был учителем, воспитавшим целую группу выдающихся психиатров, принадлежащих к школе, получившей название корсаковской. «Все до крайних мелочей было предус­мотрено, чтобы внешне лечебное заведение походило на пансион, на санаторий. Не было на окнах решеток, цветы украшали комнаты, окраска стен, обои, ласкающие глаза, успокоительного цвета, а полы устланы мягкой тканью. Тишина улицы, сад, бе­седки, широкая терраса и балкон, увитые диким виноградом, дополняли обстановку». В конце XIX в. губернские земства начинают проводить реорганизацию психиат­рической помощи. В провинциальных психиатрических учреждениях искореняют­ся смирительные рубахи, в больницах организуются мастерские и работы больных на открытом воздухе, создается патронаж как в городе, так и в деревне. С 1887 г. С.С. Корсаков начал заведовать клиникой Московского университета.

Через поколения, через столетия люди приходят к одним и тем же способам сохранения и лечения больной души, ибо меняются десятилетия, появляются но­вые и новейшие лекарства, но неизменным остается боль этой души, неизменны­ми остаются теплые руки и щедрые сердца настоящих целителей. Корсаков сле­дил за тем, чтобы всевозможные желания больных исполнялись, если это не про­тиворечило чисто врачебным показаниям. Ставя важным условием успешности лечения привязанность больных к учреждению и персоналу, Корсаков настаивал на необходимости для врачей входить в личную жизнь больных и быть для них не только врачами, но и друзьями. Сам он всегда был первым примером этому, не жалея времени, часто по вечерам и даже ночью появляясь у постели тех больных, которых могло успокоить или утешить его присутствие. Он сам вводил зонд, сам кормил из рук, сам катетеризировал, сам извлекал пальцами каловые массы из прямой кишки, если того требовала польза больного. Среди больных для него не существовало интересных и неинтересных: ко всем без различия относился с оди­наковым вниманием и любовью. Забота о больных, о том, как бы сделать пребы­вание их в клинике приятным, побуждала Корсакова устраивать различного рода спектакли,

---

музыкальные и увеселительные вечера, как самостоятельные, так и с привлечением профессиональных артистов. Обычно эти вечера приурочены были к каким-нибудь праздникам. В журнале «Русская жизнь» в 1893 г. некто Ядринцев писал: «2 января в Москве в клинике душевнобольных был танцевальный вечер. На этом вечере участвовало и до 20 выздоравливающих душевнобольных, кроме того, много гостей; в числе их были выдающиеся артисты и артистки Мос­ковского театрального мира... Вечер отличался простотою, живым весельем и се­мейным характером». Подобные вечера соединяли профессоров, врачей и быв­ших пациентов, а также лиц, близких к этому учреждению. В этой семье и общес­тве больные сознательно чувствовали свое прикосновение к остальному миру. Корсаков понимал, как никто больше, больную человеческую душу, он был так полон гуманного отношения к людям, что каждый человек, не желавший никому другому открывать своего «я», с охотой и готовностью открывал все ему, уверенный в том, что тот все поймет, поможет разобраться в самом себе, поддер­жит в горе, укажет путь к выходу.

---

История психиатрии. Вклад в развитие

С.С. Корсаков уделял большое внимание воспитанию и поощрению труда надзирателей и прислуги: «Если трудно найти хорошую надзирательницу, то еще труднее иметь хорошего надзирателя. Это настолько трудно, что, сделав продол­жительный опыт и переменив в течение 10 лет 5 надзирателей в отделении для по­койных больных, я должен был поручить исполнение обязанности надзирателя сверх­штатному ординатору, согласившемуся взять на себя обязанность жить и прово­дить целый день среди больных. Из этого уже видно, как высоко нужно ценить то, что надзиратель Кузьмин в течение 10 лет безупречно и вполне успешно исполнял обязанность надзирателя, притом в отделении, где преимущественно находятся бес­покойные и наиболее опасные больные. Поэтому нельзя не оценивать по заслугам тех из числа прислуги, которые настолько привязываются к учреждению, что не остав­ляют его даже при более выгодных предложениях».

Очень интересное высказывание мы находим в биографии Корсакова о плат­ности и бесплатности психиатрической помощи: «Простите, если я огорчу Вас, возвращая Вам Ваш подарок. Но я думаю, что Вы поймете, что я не могу отсту­пать от принципов, которых я всегда держался, да и Вы сами на моем месте сдела­ли бы то же самое. Если бы я позволил себе хоть один раз принять от больных, на­ходящихся в клинике, или от родных ценный подарок, то я дал бы повод думать, что в клинике может быть какое-нибудь различие для состоятельных и для несос­тоятельных людей» [4]. Щадя индивидуальность врача, он оберегал интересы больных для их же пользы.

В книге А. Г. Комиссарова «Забытый врач» автор приводит полный текст от­чета доктора Стельмаховича, который 100 лет назад, в эпоху деятельности Корса­кова, в Елабужском психиатрическом отделении организовал лечение, уход и за­нятость своих больных: «Больные занимались физическим трудом: работали на больничном дворе, в саду, сельскохозяйственными работниками на арендованном участке земли, а при отсутствии работ в летнее время, в хорошую погоду проводили по нескольку часов на открытом воздухе на больничном дворе. День начинался в лет­нее время с 6ч утра, кончался около 8ч вечера; в зимнее время день начинался часом позднее и оканчивался часом раньше. Вслед за утренним чаем способные к труду отп­равлялись во двор, некоторые же прибирались в палатах, женщины чинили белье, вя­зали чулки, одна занималась вязанием салфеток, делала цветы. Домашние работы — носка дров, топка печей, уборка двора, сада, улицы, укладка дров, катание белья и прочие домашние работы производились больными. Некоторым больным дозволя­лось посещение церкви. Развлечение больных состояло в игре в карты, шашки, гармо­нику, пение, некоторым больным давались популярные и удобопонятные книги и газе­ты. В некоторые большие праздники бывали угощения больным: чай с молоком, белым хлебом, сухарями, конфетами, пряники, орехи, яблоки, арбузы».

---

Доктор Стельмахович в своем отчете уделяет внимание и обслуживающему персоналу: «Ближайший надзор за больными лежит как в отделении, так и на рабо­тах на прислуге — сторожах, сиделках, затем на надзирательнице и смотрителе. Кроме того, отделение ежедневно посещается врачом, за весьма редким исключени­ем некоторых дней. Прислуга то и дело меняется. Да и нельзя требовать многого от того, кто должен работать чуть не целые сутки, получая гроши за тяжкую работу. При этом же и отдельных помещений для служительского персонала не имеется,

а отводятся таковые здесь же в палатах вместе с больными. Между тем нигде ин­тересы больных не стоят в такой зависимости от низшего служебного персонала, как именно в заведениях для душевнобольных. В Казанской окружной лечебнице при­нята серьезная мера в этом отношении — введен утвержденный Министром Внут­ренних Дел пенсионный устав, по которому за 10лет беспорочной службы полагает­ся полная пенсия в размере жалования, получаемого за последний год, за 5лет — поло­вина пенсии, или единовременное пособие» [39].

Эмиль Крепелин родился 15.02.1856 г., закончил медицинский факультет Вюрбургского университета. Получив в 1886 г. звание профессора, он занимает пост за­ведующего кафедрой психиатрии Дерптского университета, называемого Тартус­ким. В.В. Вересаев, обучавшийся в свое время в том же университете, описывал Э. Крепелина как нестарого 35-летнего человека с окладистой бородой, умными внимательными глазами. Во время русификации университета он был вынужден уйти вместе со знаменитым хирургом Э. Бергманом и другими учеными. В 1891 г. Крепелин основал Гейдельбергскую психиатрическую школу, а в 1903 г. создал свою школу в древнейшем Мюнхенском университете (1472 г.). В своей научной работе он совершил, как и Ясперс, научный подвиг, проанализировав 10 тыс. исто­рий болезни, и разработал новый принцип классификации психических болезней, в основу которой положил не симптомологический принцип, а течение и исход за­болевания. Он автор одного из самых знаменитых учебников по психиатрии, вы­державшего восемь прижизненных изданий. Последнее 8-е издание (1915) содер­жало 3000 страниц — невиданное в истории психиатрии достижение одного челове­ка. В учебнике много места отведено нелепым поступкам шизофреников (больной хочет курить: он видит на земле окурок и прыгает за ним со второго этажа... На оче­редном приеме у зубного врача одна больная заявила, что

---

будет лечиться только у него, если врач наденет противогаз). Крепелин умер в 1926 г., не успев отредактировать 9-е издание своего учебника. Его последователь Освальд Бумке, сначала хвалив­ший Э. Крепелина и заявлявший, что вся современная психиатрия стоит на его плечах, после утверждения на кафедре профессором стал писать статьи о том, что из «догматиков крепелиновской школы не осталось почти никого» и что «школа Э. Крепелина достигла границ своих возможностей».

Карл Ясперс — один из гигантов психиатрии XX в., родился 3 февраля 1883 г. в Ольденбурге. Ясперс был с детства тяжелобольным мальчиком. Страдая врож­денным пороком сердца, он был вынужден строго дозировать двигательный ре­жим, ограничивать себя в играх, забавах и развлечениях юности. После оконча­ния классической гимназии в течение полутора лет изучал юриспруденцию, за­тем медицину и в 1908 г. сдал государственные экзамены. Работал научным сотрудником в психиатрической клинике Гейдельберга до 1915 г. В эти годы им был заложен фундамент учения по психопатологии. Его учителем был Ф. Ниссль — гистолог, изучающий функции мозга. Он исходил из принципа, что душевное заболевание есть заболевание мозга. «Ниссль хорошо относился к больным, был мягок в обращении, необыкновенно совестлив. От него веяло мягкостью и доброжелательностью. Но сам он глубоко страдал из-за человечес­кого несовершенства», — так писал о своем учителе сам Ясперс. Во времена рабо­ты Ясперса в Гейдельберге в Германии строились большие лечебницы для душевнобольных. Они становились благоустроенными. В автобиографии К. Яс­перс писал: «Жизнь несчастных, по существу, не изменившаяся, была организована.

Самым наилучшим было организовать эту жизнь как можно естественнее, благода­ря успешной трудотерапии, пока она оставалась разумной и человечной основой всего распорядка дня. Из-за скудного знания и умения духовно бедные психиатры отделы­вались скепсисом» [80]. В 1911 г. Вильманс и Шпрингер предложили Ясперсу на­писать книгу, посвященную всеобщей психопатологии. Собственные исследова­ния К. Ясперса привели его к совершенно иной психиатрии. Воспользовавшись феноменологическим методом другого великого мыслителя двадцатого столетия, Э. Гуссерля, он начал изучать психопатологические феномены, используя фено­менологическую редукцию, очищая шаг за шагом, пласт за пластом психиатрию от штампов, стереотипов, теоретических спекуляций. Как заглянуть в душу боль­ного, как познать то, что скрыто от непосредственного взора врача, каким крите­риям истины должны соответствовать описания психического состояния пациен­тов? Как важнейшее предостережение своим будущим коллегам звучат его слова: «...Врач-гуманист сохраняет необходимое уважение к человеку, даже если он душев­нобольной. Каждый отдельный человек будет спасен благодаря знаниям врача и уче­ного. Никогда не следует, вооружившись научными средствами, подводить равно­душно конечную черту под человеком. Любой больной человек, как и каждый человек вообще, неисчерпаем» [79]. Вместе с тем в сознании современных психиатров, к сожалению, этот выдающийся психиатр и философ еще не занял подобающего ему места.

---