Файл: Экономика культуры Учебник.doc

Ничего не добавляет в этом отношении и модель Талера и Шефрина, постулирующая «раздвоение личности» человека - одновременное исполнение им ролей безвольной жертвы искусителя (я - исполнитель) и ее рационального антипода и «гордости создателя» (я - программатор). Если «исполнитель» ориентируется на эгоистические и близорукие действия, то «программатор» стремится к реализации долгосрочных и просвещенных интересов. Названные авторы предполагают, что «я-программатор» может согласиться на мериторные действия государства, ограничивающие «я-исполнителя». Общая же позиция сформулирована в виде «самопатернализма» индивидуума — как его желание создавать институты, которые нужным образом, в соответствии с предпочтениями «программатора», корректируют поведение «исполнителя».

Отсюда и множество растиражированных в литературе заживших самостоятельной жизнью примеров: это мотоциклист, который не хочет надевать шлем, но согласный на установление правил, предписывающих обязательное ношение шлема; это и все тот же молодой человек, которому кажутся более эффективными сиюминутные расходы, но соглашающийся, чтобы государство за счет его средств инвестировало в его же обеспечение по старости; наконец, это уже упоминавшийся случай с наркоманом, который поддается своей пагубной страсти, но мечтает освободиться от нее. Все примеры направлены на одно — на обоснование того, что мериторное вмешательство и в случае «слабоволия Одиссея» можно оправдать исключительно индивидуальными мотивами.

Несколько с иных позиций случай «слабоволия» и возникающую в связи с ним проблему самоуправления рассматривает Хед. Этот тип мериторного вмешательства он сводит к уже проанализированному «патологическому случаю», когда дефицит информации порождает нерациональность поведения индивидуума. Поэтому и вмешательство государства Хед обосновывает необходимостью повышения информированности индивидуума. Оправдание мериторных потребностей по Хеду следует искать в «стимулировании информационного выбора и пресечении потока ложной или вводящей в заблуждение информации». Тактические предпочтения слабовольного «исполнителя» Хед рассматривает лишь в контексте его незнания или непонимания истинных последствий потребительского выбора. Ясно, что трактовка Хеда тоже связана с индивидуалистической схемой. Всякий человек в ней может иметь ложные и истинные предпочтения, а роль государства сводится исключительно к созданию условий, при которых индивидуум пожелает или вынужден будет отказаться от ошибочных решений и выбрать верные.

И даже в этом случае, когда речь идет об ограничениях и запретах (так представляет коррекцию проявлений «слабоволия» Масгрейв), особое внимание Титцеля и Мюллера занимает сам характер мериторного вмешательства. Причем отстаивание принципа минимального принуждения заставляет этих авторов вновь подвергать сомнению фактически любые действия государства. Они пишут, в частности, что «и в этом случае, чтобы излечить слабоволие, видимо, следовало бы предпочесть информационное или даже негосударственное решение, а не мериторное принуждение к использованию ремней безопасности или мотоциклетных шлемов. Если какой-либо мотоциклист не поддается уговорам своих друзей и родственников и не надевает защитный шлем, то, видимо, у него для этого есть свои причины, которые следует уважать с индивидуалистической точки зрения».

Таким образом, даже признавая обоснованность мериторного вмешательства государства, эти авторы стремятся сделать его таким «незаметным», что согласны и на утрату исходной мотивации интервенций. Никак не оспаривая требования «уважать» личные предпочтения, следует все же заметить, что если вмешательство признано необходимым, то оно должно быть и эффективным. В этом смысле принцип минимального принуждения следует трактовать и как принцип разумной достаточности. Иначе говоря, если действия государства не являются достаточными Для реализации целей, ради которых они осуществляются, тo даже самое безупречное с позиций индивидуализма вмешательство должно быть отвергнуто как неадекватное. Рассмотрим в этой связи пример, который приводят критики мериторики.

Пример 5.4

Акцизный налог против наркотиков. Хотя в своей верности принципу минимального принуждения ряд экономистов заходят так далеко, что вмешательство теряет необходимую достаточность (денежные трансферты неимущим с целью роста потребления одних товаров могут приводить к увеличению спроса на совершенно иные блага), они и сами приводят пример неадекватности либеральной схемы. Речь идет о борьбе с наркоманией с помощью акцизного налога. Вот что пишут Титцель и Мюллер: «такое вмешательство неизбежно не достигнет цели. Напротив, заядлые наркоманы в результате государственного вмешательства вряд ли откажутся от наркотиков. Для этой группы потребителей налоги или ожидаемые издержки, связанные со штрафом, всегда являются низкими... В качестве нежелательного побочного эффекта в результате может развиваться преступность, которая дорого обойдется обществу. Яркие примеры тому — наркопреступность и контрабанда алкоголя во время сухого закона в США». Комментируя это высказывание, заметим, что акцизный налог на демериторные товары, в сущности, ничем не отличается от трансфертов потребителям мериторных благ. И та и другая формы государственных интервенций оказываются часто абсолютно неэффективными.

Завершая описание случая «слабоволия Одиссея», подчеркнем, что немериторное обоснование вмешательства государства зависит исключительно от таланта интерпретатора. Владение же такими универсальными методологическими средствами, как «феномен безбилетника» или «вуаль неведения», позволяет строить безупречно изящные, но абсолютно нереальные конструкции возможного достижения единогласия. А главное, в пылу борьбы за свободу и суверенитет индивидуума можно легко оправдать даже диктатора, ибо для всякого его решения всегда найдется подходящая схема достижения гипотетического консенсуса. Под «вуалью неведения» все одинаковы. Тогда гипотетическое единогласие превращается в фактическое единомыслие и становится возможным то, что Эрроу посчитал абсолютно невозможным^.

5.3

Преодоление иррациональности неимущих. В качестве типичного примера мериторики Масгрейв приводит и третий случай, когда государство предоставляет материальную помощь неимущим гражданам. Однако и здесь он оправдывает подобные действия государства чисто с индивидуалистических позиций, связывая их с особыми интересами налогоплательщиков. По мнению самого Масгрейва и его соавторов, возможна ситуация, когда «отдельный жертвователь вместо денег дает материальную помощь, т. к. считает, что она нужна ее получателю. Возможно также, что налогоплательщики предпочтут социальные программы, по которым даются такие материальные пожертвования, как продовольствие, талоны на одежду или ордера на квартиры, и не захотят оказывать денежную помощь». Как известно, первичное распределение может быть модифицировано не только с помощью денежных налогов и трансфертов. Мировой опыт свидетельствует о практике предоставления жизненно необходимого минимума и в форме чисто материальной помощи. В этой связи нельзя не согласиться с Масгрейвом, который подчеркивает, что «товары, выделяемые для нерыночного распределения, можно рассматривать как мериторные». В подобной ситуации государство действительно предъявляет дополнительный спрос на указанные блага, отличный от «искаженных» индивидуальных предпочтений, для их последующего (бесплатного или льготного) распределения между неимущими гражданами. С позиций же критиков данной концепции мериторное вмешательство, корректируя предпочтения неимущих, реализует «страховые интересы» налогоплательщиков и поэтому не противоречит конституционной теории.

Обсуждая помощь нуждающимся и соглашаясь с возможностью вмешательства (почему нет, если оно может быть объяснено с позиций конституционной теории), некоторые экономисты оспаривают саму форму государственного участия в решении этого вопроса. Как и в «патологическом случае», когда речь шла о нерациональности или незнании индивидуумов, они ультимативно настаивают лишь на одной возможности, связанной с денежными трансфертами. Процитируем и здесь Титцеля и Мюллера: «Материальная помощь и денежная помощь не являются равнозначными альтернативами; лучшим «страхованием» от риска бедности при одинаковых издержках жертвователя была бы выплата денег.

Поэтому "мериторный" переход от социального страхования к материальной помощи вместо денежной помощи легитимировать нельзя». Таким образом, аргументом против служит все тот же принцип минимального вмешательства, допускающий помощь лишь в форме налогов и трансфертов. Приведем иллюстрирующий пример, который достаточно часто обсуждается в литературе.

Пример 5.5

Дотирование оперы. Рассмотрим известную ситуацию с государственным дотированием оперы и воспроизведем по этому поводу традиционную критику Титцеля и Мюллера. «Здесь несостоятельность оправдания государственного вмешательства, - пишут они, - еще очевиднее, поскольку это мериторное благо не отвечает даже договорно-теоретическому аспекту...». И далее: «Никто не захочет посещение оперы отнести к жизненно необходимым минимальным потребностям, которые могут быть легитимными лишь под "вуалью неведения". Но если бы мы захотели зайти так далеко, что предположили бы наличие у всех граждан конституционного интереса к операм, то дотирование музыкальных театров разбилось бы о принцип недопущения принуждения, поскольку есть альтернатива с большей степенью свободы: прямой перевод денег потенциальным посетителям оперы». Вердикт этих экономистов в отношении оперы прост и строг. Дотировать оперу не следует, но если уж тратить на это общественные средства, то надо давать их не производителям, а потребителям, выделяя денежные трансферты неимущим гражданам.

Что тут добавить? Только за каким-то особым «занавесом неведения» можно не знать или просто не желать знать того, что четыре пятых всех расходов родных для Титцеля и Мюллера музыкальных театров Германии покрывают бюджетные дотации. То же самое происходит во всем остальном мире. Лишь индивидуалистическая ортодоксия, генерирующая нигилизм в отношении всякого государственного вмешательства, не позволяет видеть истинного положения дел. Ничем другим сомнения в «состоятельности оправдания» финансовой поддержки оперы объяснить невозможно. Строго говоря, без бюджетных дотаций репертуарные театры, а тем более опера, выжить не могут^. Если теория данного факта не признает, то не может она рассчитывать и на достаточную адекватность реальному миру.

Что же касается альтернативных бюджетным ассигнованиям трансфертов для потенциальных посетителей театра, то еще со времен Древней Греции и Рима их применяют лишь в форме особых денег, и даже не денег, а лишь заменителей денег. Напомним, что в античные времена казна выдавала свободным гражданам специальные денежные знаки — «таболы», которые они могли потратить исключительно на приобретение билета в театр. Потом уже театры обменивали таболы на настоящие деньги. Этот явно мериторный метод применяется и сегодня, например, в виде продуктовых талонов. В сущности, и таболы, и продуктовые талоны представляют собой особый вид натуральной помощи неимущим.

При этом повторим еще раз, что данная форма поддержки бедных эффективна лишь в том случае, когда указанная маргинальная группа составляет незначительную часть населения. Выдавая же реальные денежные средства нуждающимся (трансферты), надо считаться с тем, как пишут Титцель и Мюллер - и с этим нельзя не согласиться, — что «свободный выбор, пойти в оперу или истратить деньги на другие развлечения, может не отвечать стремлениям патерналистского политика; между тем договорно-теоретический принцип минимального принуждения не допускает иного решения». Именно поэтому данная форма интервенционизма (трансферты) и вызывает у нас сомнение.

Отстаивая ту или иную форму государственного вмешательства, а мы не думаем, что можно всерьез говорить о каком-то одном единственном решении, следует сопоставить исходные цели и ожидаемые результаты. Идеологизированное стремление во что бы то ни стало сохранить свободу индивидуального выбора, даже в случае сознательного принятия решения о его ограничении, порождает лишь хорошо известные «сапоги всмятку». Вроде бы будем вмешиваться, но лучше так, будто бы и не вмешиваемся, будто бы индивидуумы сами все решили. Имея все отрицательные последствия такого вмешательства (альтернативные издержки индивидуумов), общество рискует взамен вообще ничего не получить.

Среди аргументов против легитимации дотирования оперы Титцель и Мюллер приводят и совсем простой тезис: «Однако, что будет, если любители изобразительного искусства посчитают дотирование музеев таким же жизненно необходимым, как любители оперы свои более дешевые билеты в театр? И что будет, если спортсмены подумают, что Дотирование оперы и искусства является несправедливым предпочтением и будут удовлетворены лишь тогда, когда их спортивные сооружения и клубы получат такие же дотации? А как быть с другими занятиями в свободное время — коллекционированием марок или разведением птиц?»^.