Файл: Экономика культуры Учебник.doc

Думая о «счастье человечества», Масгрейв понял, что общество должно дать возможность быть счастливыми всем: и тем, кто не имеет о счастье истинных представлений, и тем, у кого для этого нет средств или воли принимать верные решения, и наконец, будущим поколениям людей. Но пусть останется и предостережение: «не натвори чего-нибудь». Благие намерения мериторики недобросовестные политики действительно могут сделать дорогой в ад. Однако защиту надо искать не в опровержении теории, пытающейся объяснить наше общество, а в демократизации самого общества, в создании эффективных институтов, обеспечивающих выявление, актуализацию и достижение истинных интересов большинства его членов. В этом смысле индивидуалистический фундаментализм, в силу его достаточной удаленности от реальной жизни, еще никогда не препятствовал самым чудовищным нарушениям суверенитета и свободы людей.

В целом же анализ концепции Масгрейва убеждает, что в отличие от общественных товаров здесь действительно имеет место практически полное погружение культурной деятельности в среду мериторных интересов. И в этом смысле теоретическое обоснование экономической поддержки культурных благ, страдающих «болезнью Баумоля», следует искать именно в мериторных интересах государства. Это вытекает из следующих соображений.

Во-первых, налицо описанная выше ситуация неосведомленности населения — потенциальных потребителей культурных благ. Общий тезис о том, что «необразованные не могут оценить всех выгод образования» без каких-либо натяжек может быть распространен на всю культурную деятельность. И в этом смысле заинтересованность любого общества в расширении масштабов приобщения населения к ценностям культуры и искусства является очевидной.

Во-вторых, и случай «слабоволия Одиссея» весьма характерен для культурной ситуации в современном государстве. Речь идет не только о неготовности многих людей платить реальную цену за культурные услуги при одновременном согласии оплачивать эту же цену через механизм налогообложения их доходов. Типичной ситуацией стало и «раздвоение личности», когда даже понимание полезности культурных благ для индивидуума часто входит в противоречие с его нежеланием сделать соответствующие усилия, пренебречь привычным домашним комфортом и «оторваться от дивана». В этом же ряду находятся структурные сдвиги в потреблении культурных благ в пользу домашних форм и тех видов досуга, которые стали уже привычными. Очевидно, что в этом случае существует явный интерес общества, связанный с оптимизацией структуры культурной деятельности.

В-третьих, необходимость материальной помощи с традиционной целью адресной поддержки неимущих участников культурной деятельности также является вполне очевидной. При этом поддержка потребителей может быть обеспечена двояким образом: в результате установления доплат к личным доходам граждан и на основе социальных трансфертов, в форме так называемых «культурных ваучеров». Подчеркнем главное — оказание материальной помощи социально не защищенным группам населения в их культурной деятельности относится к числу приоритетных интересов любого демократического общества.

Наконец, в-четвертых, общие потребности. На проявление именно в культурной деятельности этого специфического мериторного интереса указывал сам Масгрейв. Речь идет о потребности общества как такового в сохранении культурного наследия. Причем, кроме чисто институциональных возможностей реализации этого интереса в результате введения соответствующих законов и других писаных правил, а также посредством формирования в обществе системы ценностей, ориентирующих «на заботу о сохранности исторических мест и почтение перед искусством», государственной поддержки требует и прямая деятельность по сохранению и восстановлению недвижимых памятников культуры, музейных и библиотечных фондов, всего культурного потенциала, созданного прошлыми поколениями.

Таким образом, необходимость и этого вида мериторного вмешательства государства в культурную деятельность является сегодня достаточно очевидной. Другой вопрос, насколько сама мериторика признается экономистами и в какой мере мериторная активность государства может считаться легитимной.

Не обсуждая проблему идеологического неприятия государственного вмешательства и суммируя все сказанное в настоящей главе, подчеркнем еще раз, что мериторика, как и концепция public goods, постулирует наличие двух систем предпочтений. Причем, если в случае общественных товаров рационально действующий субъект ведет себя как фрирайдер и сознательно скрывает свои предпочтения, то в мериторной среде искаженный сигнал о потребностях индивидуума возникает по причине нерациональности его поведения, о которой «знает» государство-меритор, а сам субъект часто и не догадывается. Подобная достаточно традиционная трактовка мериторики делает эту концепцию мало применимой к культурной деятельности и не открывает никаких дополнительных возможностей для решения основного вопроса экономики культуры.

Повторим и другой принципиальный вывод выполненного анализа. Пессимистическая оценка применимости мериторики к решению проблем экономической поддержки производства культурных благ относится не к самой концепции, а к ее интерпретации, к попыткам индивидуалистического «оправдания» данной теории. Изменение взглядов на базовую норму этой концепции — единственным основанием для мериторизации любых товаров и услуг, на наш взгляд, является стремление общества реализовать собственные, автономные интересы — изменяет и отношение к самой мериторике.

Говоря об автономных интересах общества, мы имеем в виду его специфические потребности, не сводимые к частным интересам индивидуумов, т. е. потребности общества как такового, которые не выявляются посредством рыночного механизма. Но в отличие от Масгрейва, рассматривавшего такие потребности лишь в качестве специального случая, мы считаем, что все ситуации мериторного вмешательства связаны исключительно с эгоистическими интересами государства. И в «патологическом» варианте, и в случае «слабоволия Одиссея», и тем более при «оказании материальной помощи» - всегда речь идет о некоторых иных, отличных от мнения индивидуума, представлениях о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Такая позиция и признание возможности существования несводимых интересов общества потребовали пересмотра одного из базовых положений теории. Собственно, так и возникла «Экономическая социодинамика».

Глава 6 Экономическая социодинамика

Продолжая обсуждение основного вопроса экономики культуры, повторим вывод предыдущих глав: продукты культуры никак не вписываются даже в размытые границы общественных товаров, и единственным мотивом погружения культурных благ в мериторную среду является стремление общества реализовать собственные интересы. Говоря об этих автономных интересах, мы имеем в виду общественные потребности, не сводимые к предпочтениям индивидуумов, т. е. не выявляемые рыночным путем потребности общества как такового. И в отличие от Масгрейва, который подобные интересы рассматривает лишь в качестве особого случая, мы считаем, что все мериторные интервенции, как, впрочем, и государственное вмешательство в производство общественных товаров, связаны исключительно с несводимыми интересами общества. С позиций признания таких интересов, именно с этой новой «точки обзора» продолжим и в данной главе поиск теоретического обоснования государственной поддержки культурной деятельности.

6.1

Принципы экономической социодинамики. Назовем сначала конкретные причины, подтолкнувшие к смене теоретической модели. Во-первых, общество постоянно сталкивается с ситуациями, когда рынок обнаруживает свою несостоятельность, и эти ошибки вынуждено исправлять государство. Анализ активности государства приводит почти к крамольной мысли о том, что в априорной мотивации государственного вмешательства совсем не часто отслеживаются интересы индивидуумов. Существуют другие резоны, побуждающие власть к тем или иным мерам независимо или даже вопреки потребностям отдельных людей. Собственно, именно эти резоны, находящиеся вне области индивидуальных предпочтений, и привлекают наше внимание, стимулируя дальнейший поиск.

Во-вторых, наблюдая расширение сферы участия государства, мы не нашли и достаточно внятных апостериорных объяснений того, каким образом указанные действия удается согласовывать с предпочтениями частных лиц. При этом все известные попытки индивидуалистического оправдания государственных интервенций, несмотря на изощренность приемов анализа («феномен безбилетника», «дилемма арестанта», «вуаль неведения» и т. п.), проблему так и не решили. И без всякой натяжки можно констатировать наличие «парадокса государства» — фундаментального противоречия между доминирующей установкой экономической теории на минимизацию действий государства и его фактической ролью в хозяйственной жизни рыночных стран. Мы подозреваем, что за этим парадоксом также скрывается специфический интерес общества, отличающийся от любого агрегата индивидуальных функций полезности.

В-третьих, еще одним аргументом в пользу изменения угла зрения стала концепция мериторных благ. Продолжающаяся почти полвека дискуссия о товарах и услугах, заслуживающих государственной поддержки, выявила два регулярно воспроизводящихся сюжета. С одной стороны, предметом анализа являются особые потребности общества, принципиально несовпадающие с интересами индивидуумов. С другой стороны, наблюдаются нескончаемые попытки нивелировать эту особость с помощью индивидуалистического обоснования общественных потребностей. Анализ критики мериторики укрепил нашу уверенность в невозможности разрешить это противоречие и найти для мериторных благ место в зоне «сводимости всех потребностей». И здесь смена точки обзора кажется необходимой.

Мы имеем в виду новую теоретическую концепцию, ключевое понятие которой — несводимостъ — как раз и связано с заменой постулата всеобщности методологического индивидуализма на принцип комплементарности (взаимодополняемости) индивидуальных предпочтений и социальных интересов. Представляя концепцию экономической социодинамики, выделим ее основные положения.

Как и раньше, начнем с дефиниций. Способность блага удовлетворять несводимые потребности социума названа его социальной полезностью. В соответствии с главным сюжетом данной концепции любое благо может удовлетворять потребности качественно разных участников экономических отношений, в том числе и несводимые потребности общества в целом. Именно данное предположение получило название принципа социальной полезности. Приведем несколько примеров, иллюстрирующих способность блага удовлетворять несводимые потребности общества^.

Пример 6.1

Первые искусственные спутники Земли. 4 октября 1957 г. в СССР был запущен первый искусственный спутник Земли. Позднее подобный запуск был совершен и в США. Это экстраординарное событие в истории человечества является одновременно едва ли не самым наглядным свидетельством существования несводимой потребности общества и примером блага, способного удовлетворить указанную потребность, т. е. обладающего социальной полезностью. Комментируя данный факт, подчеркнем, что мечту людей о звездах ни в коей мере нельзя отождествлять с потребностями индивидуальных участников рынка, воздействующих на их рациональное поведение. Даже в конце XX в., когда запуски космических аппаратов превратились в сугубо утилитарные акции, обеспечивающие и экономические выгоды, «тяга к звездам» по-прежнему не входит в индивидуальные функции полезности. В 1950-е же годы подобного рода возможности использования космоса просто не существовали. Поэтому не могло быть и никаких индивидуальных потребностей в запусках искусственных спутников. Что же касается общественной потребности в создании и запуске космических аппаратов, то и в середине века соответствующий интерес общества был столь велик, что СССР и США тратили гигантские бюджетные средства на его реализацию. Таким образом, рассматривая первые искусственные спутники, мы вправе видеть в них пример блага, имеющего социальную полезность, т. е. способного удовлетворять несводимую общественную потребность.