Файл: Экономика культуры Учебник.doc

Схема 4.4 позволяет определить родовые признаки коммунальных и социальных благ и сформулировать то общее и особенное, что есть у этих благ. Так, в результате выполненного анализа нетрудно заметить, что и те и другие блага имеют прямое отношение к уже упоминавшимся свойствам неисключаемости и несоперничества. Однако коммунальные товары и услуги демонстрируют указанные свойства в процессе потребления и присвоения результатов потребления этих благ индивидуумами, а в отношении социальных благ, не предназначенных для индивидуального потребления, можно констатировать лишь то, что указанными свойствами обладает только социальный эффект, присваиваемый обществом в целом. В этом свете становится понятной природа неоправданного отождествления коммунальных и социальных благ. В его основе лежит исходная неразделенность условий потребления и его результатов, индивидуального и социального эффектов.

Следует обратить внимание еще на один примечательный факт. Делимые и коммунальные блага представлены в приведенной схеме дважды: в ее левой и правой частях. Данное обстоятельство указывает на существование двух автономных групп делимых благ и стольких же не определенных пока подвидов коммунальных товаров. Причем обнаруженная корреляция этих подвидов public goods со способностью благ порождать вторичный эффект потребления скорее подсказка, чем ясный критерий их дифференциации. Поэтому сформулируем пока лишь общий вывод. Разбиение всей совокупности товаров и услуг только на три подмножества - частные блага, т. е. обычные делимые товары, коммунальные блага, проявляющие свойства неисключаемости и несоперничества в потреблении, а также социальные блага, вообще не предназначенные для потребления индивидуумов, но обладающие социальной полезностью, - явно недостаточно. Необходимы иное решение и более детальная классификация товаров и услуг, учитывающая кроме всего прочего и обнаруженные особенности в характере потребления и присвоения результатов потребления благ. К этому сюжету мы еще вернемся в шестой главе.

Подводя итоги обсуждения сюжета с общественными товарами, можно ответить на главный вопрос о взаимоотношении общественных товаров и культурных благ. Он сводится к следующему. Несмотря на конвенциональную безграничность семейства public goods, все продукты культурной деятельности невозможно «втиснуть» в эту специфическую группу товаров и услуг. Культурные блага и общественные товары суть пересекающиеся, но не совпадающие множества. В подтверждение данного вывода достаточно привести пример с услугами театров или цирков, которые при ограниченной их доступности и очевидном соперничестве между потребителями никак нельзя отнести к общественным благам. Точно так же, скажем, и результаты деятельности по сохранению культурного наследия, направленные на реализацию интересов общества как такового, следует включить в группу социальных благ, а не общественных.

Использование же расширительной версии общественных благ для обоснования необходимости государственной поддержки культуры бессмысленно по своей сути. Ибо само определение этой, вообще говоря, неопределенной совокупности товаров и услуг, производимых в «общественном секторе экономики», существует, как упоминалось выше, лишь в связи с тем, что «затраты на их производство полностью или частично осуществляются за счет бюджетных средств». Понятно, что обоснование необходимости бюджетных расходов невозможно найти в самом факте этих затрат общества.

Кроме того, главная проблема общественных товаров, связанная с выявлением существующего в латентной форме персонального отношения индивидуумов к этим благам, не очень монтируется в тематику культурной деятельности. В данной сфере, как правило, потребители культурных благ выражают свои интересы явно, в том числе голосуя принадлежащими им денежными средствами. На это указывают приобретение билетов в театры и цирки, платное посещение концертов, музеев и выставок, а также других мероприятий, каждодневно проводимых организациями культуры. Ну а там, где обстоятельства культурной деятельности, вызванные неисключаемостью и несоперничеством потребителей, стимулируют индивидуумов «подавать ложный сигнал об отсутствии спроса» на продукты культуры, там действительно эти блага можно зачислить в группу общественных товаров. Повторим еще раз, культурные блага и общественные товары суть пересекающиеся, а не совпадающие множества.

В целом же, нетрудно убедиться, что очень многие продукты культурной деятельности являются делимыми и никакого отношения не имеют к общественным товарам. При этом в большинстве своем культурные блага страдают «болезнью цен», а их производители нуждаются в поддержке государства. Потребность в подобной поддержке организаций культуры, производящих в общественном секторе экономики «необщественные блага», лишь подчеркивает невозможность решения проблемы легитимации вмешательства государства в культурную деятельность на основе парадигмы общественных товаров. Поиски оправданий поддержки культурной деятельности в серой зоне родственных связей с общественными товарами - путь явно ограниченный. В связи с этим имеет смысл расширить область анализа и поискать «родственников» продуктов культурной деятельности среди представителей еще одной группы благ, требующих общественной поддержки. Но это тема уже следующей главы.

Глава 5 Дискуссия вокруг мериторики

Заканчивая предыдущую тему, повторим главный для нас вывод: все продукты культурной деятельности абсолютно невозможно «втиснуть» в группу общественных товаров. Это относится и к театрам, и к циркам, услуги которых при их ограниченной доступности и очевидном соперничестве между потребителями никак нельзя отнести к «public goods». В предварительном порядке заметим также, что эти виды культурной деятельности наряду с услугами образования, социального обеспечения и рядом других представителей социальной сферы часто приводят в качестве примера еще одной специфической группы благ, нуждающихся в поддержке государства. Мы имеем в виду мериторные товары (merit goods), способные удовлетворять потребности отдельных индивидуумов и специфические потребности (merit wants) их совокупности в целом.

Этот особый вид товаров и услуг, собственно, и побудил нас расширить поиск обоснования поддержки культурной деятельности, добавив в число кандидатов на роль «мирового судьи» еще одну теоретическую концепцию. Речь идет о «мериторике» Ричарда Масгрейва, которая не вписывается ни в общую теорию благосостояния, ни в концепции общественных товаров и конституционной экономики. Находясь в стороне от мейнстрима и будучи предметом полувековой дискуссии, эта концепция сохранила свою актуальность и является весьма существенным теоретическим достижением, имеющим свои очевидные достоинства и не менее явные недостатки.

Представляя основные сюжеты и главных участников этой дискуссии, наряду с трудами самого Масгрейва мы будем пользоваться материалами, которые содержатся по преимуществу в немецких журналах — «Zeitschrift fur Wirtschafts - und Sozialwissenschaften» и «Finanzarchiv», -а также некоторыми специальными публикациями, появившимися в Тюбингене. Причем, отдавая должное старым и новым работам Масгрейва (1957-1994), Шмидта (1964, 1988), Хеда (1966, 1988), Маклюра (1968), Анделя (1984), Приддата (1992) и ряда других известных специалистов, мы обратим особое внимание на обширное критическое исследование мериторики, представленное в Берлине Манфредом Титцелем и Кристианом Мюллером (1998). Именно эта работа вместе с анализом мериторики Р. Гринберга и А. Рубинштейна (2000) послужила основой для написания настоящей главы.

Говоря о мериторике, выделим ключевую дефиницию. Мериторными называются блага, спрос на которые со стороны частных лиц отстает от «желаемого обществом» и стимулируется государством, а демериторными являются товары и услуги, потребление которых государство стремится сократить. Таким образом, само понятие мериторики связано с интересами сообщества людей в целом, которые не выявляются обычным рыночным путем и не проявляются в индивидуальных предпочтениях. Причем сам Масгрейв выделяет четыре базовых типа этих специфических потребностей общества.

Во-первых, патологический случай, когда общество «желает» защитить недостаточно информированных людей от их возможных негативных решений. Во-вторых, заинтересованность в разрешении известной коллизии «слабоволия Одиссея», когда государство вынуждено препятствовать некоторым неверным решениям индивидуумов. В-третьих, потребность в натуральном перераспределении благ, направленном на предоставление помощи нуждающимся членам общества. Наконец, в-четвертых, коллективные потребности, присущие обществу как таковому.

В данной главе мы собираемся подробно проанализировать каждый из видов мериторных потребностей общества и соответствующие им ситуации мериторного вмешательства государства. На основе этого анализа мы попытаемся понять также, в какой мере мериторная аргументация может оказаться полезной для обоснования государственной поддержки культурной деятельности. Собственно, это и есть тот угол зрения, который позволяет увидеть мериторику в нужном для нас свете.

5.1

«Патологический случай». Рассматривая его в качестве первого типа потребностей общества, для удовлетворения которых необходимо государственное вмешательство, большинство авторов, как и сам Масгрейв, выделяют две основные ситуации — нерациональность поведения индивидуума и его неосведомленность о фактических свойствах блага. Типичным примером здесь является преференциальный статус умственно неполноценных людей или детей, за «верность» выбора которых отвечает общество. Не вдаваясь в иные причины иррационального поведения, отметим, что легитимность государства-опекуна в данном случае признается лишь тогда, когда хозяйствующий субъект даже при повторных ситуациях не сумел научиться рациональным действиям, направленным на рост собственного благосостояния. В этой, как и во всех подобных ситуациях, мериторика должна обеспечить корректировку индивидуальных предпочтений.

Допуская возможность нерационального поведения субъектов рынка, но пытаясь оправдать вмешательство государства не мериторными интересами общества, а чисто с индивидуалистических позиций, некоторые экономисты сводят рассматриваемый случай к договорному обоснованию и к уже упоминавшейся процедуре реализации единодушных решений индивидуумов под «вуалью неведения» Ролса. Учитывая это, имеет смысл подробнее рассмотреть данный методологический прием. Процитируем самого Ролса: «...мы должны свести на нет специфические случайности, которые ставят людей в невыгодное положение и искушают их использовать социальные и естественные обстоятельства во имя получения для себя преимуществ. Для того чтобы сделать это, я предположу, что стороны находятся за занавесом неведения... Никто не знает своего места в обществе, своего классового положения или социального статуса. Никто не знает своей удачи в распределении естественных дарований... своих умственных способностей и силы, и т. п.».