Файл: ИСТОРИЯ БАЛЕТА.doc

Вернувшись в ресторан, месье Жак застаёт веселье в разгаре. Чувствуя себя хозяином момента, нэпманы торопятся удовлетворить свою алчную потребность в «красивой жизни». «Знойные» красотки в невероятных одеяниях, с боа и шляпами, отделанными страусовыми перьями, и прилизанные, словно сошедшие на время с рекламных вывесок, галантерейные «шармеры» в упоении от причастности к ресторанным образцам западной культуры и, конечно же, от самих себя. Интересно, что в этих сценах балетмейстер и художник не только обличают, но и создают некий стилизованный и эстетизированный мир претенциозной красоты, обладающей некоей притягательной силой. Кроме оценки социальной здесь присутствует ещё одна – личностная, и оценивается не столько суть, сколько внешняя декоративность. Это, пожалуй, специфический мир, увиденный глазами самой Риты, домысленный, дофантазированный ею, - своеобразный театрализованный образ нэпа. Тем самым граница между эстрадой, лицедейством и всем остальным ресторанным бытом перестаёт существовать: всё – игра, имеющая свои условности, представление, у которого есть начало и конец. Так проявляется в спектакле множественность оценок, она-то и придаёт повествованию характерную для современного искусства глубину и объективность. И как это не похоже на примитивизм первоначального сценария и однозначность содержащихся там характеристик!

Рита и Борис поглощены тем, что, наконец, вместе, и ресторанный загул не затрагивает их. Они танцуют – в стороне от остальных, и этот танец-свидание, и эта погруженность в свой мир выражают значительность происходящего, внутренние токи зарождающейся любви.

Зоркий месье Жак замечает происшедшую перемену, озабочен ею. Эта чужая любовь не входит в его планы. Разрушить её месье решает в приёмах своего второго, бандитского «я» и провоцирует драку с Борисом. Но разлучить его с Ритой месье-бандиту не удаётся: ретироваться приходится шпане. Да и Рита оказывается не робкого десятка – она смело вмешивается и останавливает готовую разогреться потасовку.

Затаив злобу, дружки месье Жака снова исчезают, растворяются в темноте. Рита и Борис остаются одни, признаются в своём чувстве. Счастьем, торжеством любви пронизан их поэтичный дуэт. Лирическое начало спектакля достигает здесь одной из своих кульминаций.

Во втором акте развивается, прежде всего, детективная интрига. Именно она движет действие. Бандиты во главе со своим предводителем затевают очередное «дельце». И оно им удаётся. Нагруженные богатой добычей, члены шайки отправляются прятать награбленное.

А у рыбаков трудовые будни. Однако хореограф претворяет эти будни в своеобразный театрализованный рассказ о труде как о празднике. Созданный пластический образ органично вписывается в повествование, перекликаясь с праздником, действие открывавшим. Цепь рыбаков, в определённом порядке то приседающих, то поднимающихся, изображает море, размеренно бегущую волну. По этому схематично обозначенному «морю» плывут столь же схематичные рыбачьи «шхуны» - девушки, которых проносят, высоко подняв, рыбаки. Поза девушек на воздушной поддержке с подогнутой углом одной и вытянутой в арабеске другой ногой контуры лодки, действительно, напоминают.

Рита напугана назойливым интересом к ней месье Жака явно намеренного подчинить себе девушку, и кидается на поиски Бориса. И вот она – на берегу моря, вместе с любимым и его друзьями. Её здесь все встречают приветливо – как близкого Борису человека. И Рите легко и радостно среди этих сильных, уверенных людей: от страхов её не осталось и следа. Влюблённых оставляют одних. Но неожиданно на них натыкаются грабители со своими воровскими трофеями. Им не нужны лишние свидетели. Да и счёты можно, наконец, свести со строптивым рабочим парнем. Шпана, памятуя о предшествующей встрече в ресторане, опасливо подступает к юноше и, в конце концов, набрасывает на него рыбацкую сеть. Теперь он не может защищаться. Рита в ужасе бежит за помощью к рыбакам. И друзья выручают товарища из беды.

Пружина детективной интриги в третьем действии разворачивается в полную силу, стремительно движет события к развязке. В воровской «малине» отчаянно гуляют бандиты. И хотя их праздник, казалось бы, в корне отличен от того, эстетского, что был в ресторане, - чем-то оба разительно схожи. Их роднит не внешность, но суть: лихорадочная спешка отгулять своё, урвать побольше от жизни, предощущение близкого конца. Роли расписаны и здесь, каждому уготовано определённое – как в стае хищников – место. Участники веселья поочерёдно выкидывают «номера». И кажется, что происходящее – тоже призрачная игра в «красивую жизнь», хотя и по другим, чем ресторанные, канонам.

Пьяную гульбу прерывает внезапное появление Бориса с друзьями, напавшими на след бандитов. Вся шпана схвачена, и лишь одной Люське удаётся скрыться.

А ресторанное веселье идёт своим чередом. Теперь Рита иначе относится к тому, что её здесь окружает, и мечтает вырваться из этой чуждой ей жизни. Однако осуществить решение не так-то просто. И когда Рита собирается покинуть нэпманский рай навсегда, месье Жак преграждает ей путь. Он требует любви, готов добиться её силой. Эту сцену видит подоспевшая Люська. Ревность застит ей глаза, и в бешенстве Люська с ножом бросается на предавшего её любовника. Но тот успевает опередить её, и девушка падает замертво.

Вбегают Борис и его товарищи. Месье Жак заносит нож над Ритой и, прикрываясь ею, пытается скрыться. Однако его маневр не удаётся: бандит наконец схвачен и обезоружен. Рита и Борис снова вместе, теперь – навсегда. Их лирический дуэт здесь – свободная песнь любви, полная надежды и счастья.

Финал балета подхватывает и продолжает тему народного празднества, начинавшего спектакль. Реют алые стяги, знамёна. Вымпелы, уверенны стремительные пролёты спортсменов. Массовый танец разгорается, в нём всё сильнее ликующие победные интонации. Вместе со всеми, на равных здесь и Рита, и Борис. Молодёжь словно бы прокладывает пути в будущее.

«Золотой век» Григоровича поражает естественностью соединения в единое полотно разнообразнейших пластических красок. Здесь и спортивные движения, и бытовые танцы, и гротесковая пластика – и всё это образует с классическим танцем, остающимся основой, систему выразительных средств удивительно органичную и гибкую. Впечатляет и другое – достигнутое при этом многообразии стилистическое единство и даже строгость. Лаконично и мудро изобразительное решение спектакля. Словно несутся навстречу, сшибаются в лоб вертикальные плоскости со срезанным углом или отвесными краями – вот и все декорации. Зато какое многообразие ассоциаций они вызывают: это и паруса, и нагромождение скал, и массивы домов современного города с лабиринтом узких улочек. Несколько деталей – и сцена преображается: конкретизируется место действия и атмосфера. Очень эффектны и выразительны костюмы: они не только помогают актёру, но и сами живут своей жизнью, внося во время движения акценты в пластику, придавая танцу особое очарование. Заслуга С. Вирсаладзе в успехе спектакля, как всегда, весьма велика.

В балете «Золотой век» занята в основном молодёжь труппы. Оказанное доверие молодёжь оправдала сполна. Танец И. Мухамедова (Борис) убеждает виртуозностью, спортивностью, напором. Другой исполнитель роли Бориса – Ю. Васюченко более мягок и лиричен. Обаяние юности и женственности – главные достоинства исполнения А. Михальченко (Рита). Она танцевала эту роль в очередь с опытным мастером Н. Бессмертновой, танец которой, как обычно, одухотворён и поэтичен. Обе исполнительницы роли Люськи – Т. Голикова и М. Былова – привлекают лукавым обаянием, дерзким кокетством, азартом. Открытием спектакля стал Г. Таранда – месье Жак. Его танец темпераментен, а в игровых моментах молодой актёр достигает большой выразительности и пластической точности. Интересен и другой исполнитель этой роли – А. Лазарев.

В том, что музыка Шостаковича прозвучала так убедительно и ярко, большая заслуга всего коллектива оркестра Большого театра и в первую очередь музыкального руководителя и дирижёра спектакля Ю. Симонова.

«Золотой век» Григоровича стал заметным вкладом в освоение современной темы советским балетом.

(С-1) Характерной чертой советского балетного театра является повышенный интерес к истории. И это естественно: желание постичь тенденции XX века заставляет обращаться к событиям веков минувших, к бесценному опыту истории. И не только ради знакомства с важными вехами исторического процесса, и, прежде всего с прошлым нашей родины. Экскурсы в прошлое помогают исследовать нравственную природу человека, тайники его души, поверяя поступки, важные деяния опытом последующих эпох, всего человечества.

(С-2) Интересную, во многом примечательную премьеру показал Ленинградский Малый театр оперы и балета: события эпоса «Слово о полку Игореве» стали основой балета «Ярославна» на музыку ленинградского композитора Б. Тищенко (1974). Постановку осуществил О. виноградов. Спектакль изобилует резкими контрастами. Броская простота уживается в спектакле с режиссёрскими приёмами, тяготеющими к сложной опоэтизированной метафоре, а холодноватая декоративность пластических «заставок» - с исступлённостью музыки. Спектакль явно полемичен и по отношению к нарядной праздничности балетного представления вообще, и по отношению к предшествующим работам хореографа.

Постановка «Ярославны» обозначила новый этап в творчестве Виноградова. Прежде, к какой бы теме он ни обращался, будь то сложные духовные коллизии горянки Асият, наивное простодушие «Тщетной предосторожности» или бесхитростность «Коппелии», его поиск тяготел к предельно виртуозным, изощрённым формам хореографии. Даже лучшим танцевальным композициям балетмейстера порой недоставало «воздуха», простора, простоты.

В работе над сценическим воплощением «Слова о полку Игореве» виноградов открыл, наконец, для себя высокую цену простоты в искусстве. И это так долго не дававшееся ему открытие, похоже, захватило его.

Определённую роль сыграли при этом поэтический лаконизм и глубокая мудрость древнего эпоса.

Жизнь и смерть, любовь и ненависть, раздор и единение, свобода и плен – в таких противопоставлениях воспринял хореограф содержание «Слова». Каждой из этих тем он дал самостоятельное пластическое решение, утверждая великую силу и значимость истин неколебимых и вечных.

О. Виноградов, охотно прибегая к приёмам усложнённой поэтики современной хореографии, добиваясь многозначности и метафоричности повествования, тем не менее, не отказался от намерения утвердить простоту основным принципом нового балета. Ей подчинены весь строй спектакля, его образная структура, хореографическое решение.

Нарочито скуп, например, пластический язык персонажей. Балетмейстер ограничил танцевальную палитру очень немногими движениями, отдавая предпочтение самым незамысловатым. Сгладив индивидуальные различия между героями, нивелировав их характеристики, он пытался подчеркнуть то общее, что роднит и объединяет людей перед лицом великой беды народной – нашествием половцев.

Предельно просто оформление, предложенное Виноградовым. Действие развёртывается на фоне воспроизведённого на холсте отрывка из рукописи «Слова». Столь же непритязательны сценические костюмы: посконные одежды русских помечены лишь отдельными литерами, выхваченными из приведённых на сукнах текстах. Господствуют нейтральные тона: суровое полотно, поблёкшая от времени рукопись. Кровавым отблеском вспыхивают лишь немногие слова, выделенные в тексте алым.

Значимость режиссуры в спектакле столь велика, что именно она да экспрессивная музыка нередко сообщают динамику действию. Так, крайне скупа и предельно впечатляюща сцена затмения. Мрак физически ощутимой тяжестью опускается на землю – будто само небо обрушилось на смельчаков, придавило их. Музыка усиливает впечатление нагнетаемого ужаса, приступов отчаяния, почти зримой боли людской. Затмение предстаёт поэтической метафорой затмения разума, растерянности и слабости человеческого духа. Слабости минутной, преходящей, тут же подавляемой. Скудость выразительных средств здесь оправдана, уместна, не лишает действие психологического смысла и многомерности.

Интересен и такой штрих. Затмение солнца как страшное предзнаменование беды невыносимым бременем придавливает к земле растерянных, напуганных дружинников Игоря. Но вот один из них внял ужасу другого, посочувствовал ему, собрался с силами, укрыл, успокоил товарища, и эта забота вселяет в человека силы, даёт возможность переступить через собственный страх.