Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

День девятый

Кончен восьмой день Декамерона, начинается девятки, в котором, под

председательством Емилии, всякий рассказывает о чем угодно и кто более ему

нравится.

Уже рассвет, от сияния которого бежит ночь, сменил цвет восьмого неба

из голубого в синий и цветки на лугах стали поднимать свои головки, когда

Емилия, поднявшись, велела позвать своих товарок, а также и молодых людей.

Когда они пришли, следуя за тихо шествовавшей королевой, направились к

рощице неподалеку от дворца; вступив в нее, увидели зверей, как то: козулей,

оленей и других, которые, почти безопасные от охотников, по причине

продолжавшейся смертности, поджидали их как бы без страха, точно

прирученные; подходя то к тому, то к другому, как бы желая их догнать, они

побуждали их бегать и скакать, чем забавлялись некоторое время. Когда солнце

поднялось, все решили, что пора вернуться. Они увенчали себя дубовыми

листьями, руки были полны пахучих трав и цветов; кто повстречался бы с ними,

не сказал бы ничего иного, как только то, что смерть их не победит, либо

сразит веселыми. Так, ступая шаг за шагом, среди песен, болтовни и шуток,

они добрались до дворца, где нашли все прибранным как следует, а своих слуг

веселых и радостных. Отдохнув здесь немного, сели за стол, после того как

молодые люди и дамы пропели шесть песенок, одна игривее другой. Когда они

были пропеты и подали воды для омовения рук, сенешаль, по благоусмотрению

королевы, усадил всех за стол, явились кушанья, и они весело трапезовали.

Встав из-за стола, предались некоторое время пляске и музыке, а затем, по

приказанию королевы, кому была охота, тот пошел спать. Но когда настал

урочный час, все сошлись для беседы в обычное место. Взглянув на Филомену.

королева сказала ей, чтобы она дала почин рассказам настоящего дня.

Улыбаясь, Филомена начала так.

Новелла первая

Мадонну Франческу любит некий Ринуччьо и некий Алессандро, оба нелюбимы

ею; одному она велит лечь в гробницу, будто он мертвый, другому извлечь

оттуда мнимого мертвеца, когда ни тот, ни другой не добиваются цели, она

хитро отделывается от них.

Мадонна, так как вашему величеству благоугодно было вывесть нас на

чистое и свободное поле повествования, мне очень приятно, что я первая

явилась на состязание; если это мне удастся, я не сомневаюсь, что те, кто

явится после меня, сделают то столь же хорошо или еще лучше. Уже не раз

показано было в наших беседах, прелестные дамы, сколь велики и каковы силы

любви, но я не думаю, чтобы все о них было уже сказано или будет, если бы в

течение всего года мы о том лишь толковали, а так как она не только приводит

любящих в опасные, грозящие смертью, положения, но и увлекает их, будто

мертвых, в жилище мертвых, мне хочется рассказать вам вдобавок к уже

рассказанным новеллу, из которой вы не только уразумеете могущество любви,

но познаете и мудрость, с какой одна достойная женщина сумела избавиться от

двух мужчин, любивших ее против ее желания.

Итак, скажу вам, что в городе Пистойе жила когда-то красавица вдова, в

которую, случайно увлекшись и не зная друг про друга, влюбились два наших

флорентийца, изгнанные из Флоренции и там жившие, один по имени Ринуччьо

Палермини, другой Алессандро Кьярмонтези, и каждый из них искусно пускал в

ход все, что мог, лишь бы привлечь ее любовь. Эту благородную даму, которой

имя было мадонна Франческа деи Ладзари, каждый из них часто осаждал

посланиями и мольбами, а так как она несколько раз вняла им без особой

осторожности и не сумела отступить во-время, как того разумно желала, у ней

явилась мысль отделаться от их приставаний, а именно, попросив у них одной

услуги, которую, полагала она, никто из них не исполнит, хотя это было и

возможно, и если бы они ее не исполнили, получить приличный и видимый повод

не обращать более внимания на их послания. Мысль была такова: в тот самый

день, когда она у ней явилась, умер в Пистойе один человек, которого, хотя

предки его были и хорошего рода, все считали самым худым человеком не только

в Пистойе, но и во всем свете; к тому же при жизнь он был так уродлив и у

него лицо было столь безобразно, что, кто его не знал, увидев его в первый

раз, непременно бы устрашился, был он похоронен в гробнице при церкви

миноритов, что показалось даме в известной мере удобным для ее намерения.

Потому она сказала своей служанке: "Ты знаешь, какую досаду и докуку

причиняют мне ежедневно своими посланиями те двое флорентийцев, Ринуччьо и

Алессандро. Я вовсе не расположена отдаться им в любви, а для того, чтобы

избавиться от них, я решила, так как они многое мне сулят, испытать их в

одном деле, которое, я уверена, они не исполнят, а я таким образом отделаюсь

от их приставаний. Послушай, в чем дело ты знаешь, что сегодня утром

похоронили при монастыре миноритов Сканнадио (так звали того негодного

человека, о котором мы говорили выше), увидев которого живого, не то что

мертвого, самые храбрые люди нашего города ощущали страх. Потому, пойди

тайком, во-первых, к Алессандро, и так скажи ему: "Мадонна Франческа велит

передать тебе, что теперь настало время, когда ты можешь получить ее любовь,

которой так добивался, и сойтись с ней, коли угодно, таким образом. По

причине, о которой ты впоследствии узнаешь, один из ее родственников

принесет ей этой ночью тело Сканнадио, похороненного сегодня утром, но она,

боящаяся его мертвого, того не желает, и потому просит тебя, как большой

услуги, чтобы сегодня вечером, в пору первого сна, ты отправился туда и,

войдя в гробницу, где похоронен Сканнадио, надел на себя его платье и

остался бы там, как будто бы это был он, пока за тобой не придут, не говоря

ни слова, не испуская звука, дай себя отнести в ее дом, где она тебя примет,

и ты с ней останешься и уйдешь, когда надо, предоставив ей устроить все

остальное". Если он скажет, что согласен, то хорошо, если скажет, что не

желает того сделать, объяви ему от меня, что пусть он не является туда, где

буду я, и остережется, если жизнь ему дорога, направлять ко мне послов и

послания. Затем ты отправишься к Ринуччьо Палермини и скажешь ему так:

"Мадонна Франческа говорит, что готова исполнить всякое твое желание, если

ты окажешь ей большую услугу, то есть, чтобы сегодня около полуночи ты пошел

к гробнице, где утром похоронили Сканнадио, и, не говоря ни слова, что бы ты

ни слышал и ни видел, тихо извлек его тело и принес к ней в дом. Там ты

узнаешь, почему она того желает, и она удовлетворит твое желание; если же ты

не хочешь этого сделать, то она отныне приказывает тебе не направлять к ней

никогда более ни посла, ни послания".

Служанка отправилась к обоим и каждому рассказала по порядку, как ей

было приказано. Оба ответили, что, коли ей угодно, они отправятся не то что

в гробницу, но и в ад. Служанка принесла ответ даме, а она стала поджидать,

действительно ли они окажутся настолько безрассудными, что то исполнят.

Когда настала ночь, в пору первого сна, Алессандро Кьярмонтези,

оставшись в одной куртке, вышел из дома, чтобы пойти лечь в гробницу на

место Сканнадио. Когда он шел, у него явилась в душе очень трусливая мысль,

и он стал говорить себе: "Что за дурак, куда это я иду, почем я знаю, что ее

родные, может быть, догадавшиеся, что я ее люблю, и поверившие тому, чего

нет, не заставили ее сделать это, дабы убить меня в гробнице? Если бы это

случилось, урон был бы на моей стороне, и никто в свете не узнал бы ничего,

что могло бы повредить им. Почем я знаю, пожалуй, какой-нибудь мой недруг

устроил мне это, а она, быть может, из любви к нему хочет таким образом

услужить ему". Затем он говорил себе: "Положим, что ничего этого нет, что ее

родные должны отнести меня в ее дом; полагаю, они не понесут тело Сканнадио,

чтобы обнимать его или поручить ее объятиям; наоборот, следует думать, что

они хотят его изувечить как человека, который, быть может, досадил им

чем-нибудь. Она велит мне молчать, что бы я ни видел. А что если они

принялись бы вытыкать мне глаза, вырвали бы мне зубы, отрубили бы руки или

сыграли бы со мной другую подобную штуку? Что было бы мне делать? Как мне

молчать? А если я заговорю, они либо узнают меня и, может быть, учинят со

мной дурное, либо ничего не учинят, а я все же останусь ни при чем: ведь не

оставят же они меня с ней, а она скажет потом, что я нарушил ее приказание,

и затем не сделает ничего, что было бы мне по желанию".

Так говоря, он чуть не вернулся домой, но сильная любовь побудила его

пойти вперед противоположными и столь сильными доводами, что они увлекли его

до гробницы. Открыв ее и войдя внутрь, он раздел Сканнадио, облекся в его

платье и, затворив за собою гробницу, лег на место Сканнадио; здесь ему

стало приходить на память, что то был за человек, и все, что, как он слышал,

бывало по ночам не только в гробницах умерших, но и в других местах; волосы

у него поднялись дыбом, и ему казалось, что вот-вот встанет Сканнадио и

задушит его; но побуждаемый пламенной любовью, он подавил эти и другие

трусливые мысли и лежа, словно мертвый, стал поджидать, что с ним будет.

С приближением полуночи Ринуччьо вышел из дома, чтобы исполнить то, что

послала ему сказать дама. По пути ему взбрели на ум многие и разные мысли

относительно того, что может с ним приключиться, например, что с телом

Сканнадио на плечах он может попасться в руки синьории и, как чаровник,

будет осужден на сожжение, либо, если о деле узнают, возбудит ненависть его

родственников; приходили и другие подобные сомнения, которые чуть было его

не остановили. Затем, одумавшись, он говорил себе: "Неужели я скажу: "нет" в

первом же деле, о котором попросила меня эта достойная дама, которую я так

любил и люблю, особенно когда я этим могу приобресть ее милость? Если мне

оттого и умереть, я не могу не сделать того, что ей обещал". Пустившись в

путь, он дошел до гробницы, которую легонько открыл. Услышав, что ее

отворяют, Алессандро, хотя и ощущал великий страх, остался, однако,

недвижим. Войдя туда и полагая, что берет тело Сканнадио, Ринуччьо взял

Алессандро за ноги и, вытащив его и взвалив на плечи, пустился в путь,

направляясь к дому дамы; так идя и не обращая на него особого внимания, он

часто стукал им там и сям об углы скамей, что были по сторонам улицы; а ночь

была такая темная и черная, что нельзя было различить, кто куда идет.

Когда Ринуччьо был уже внизу у лестницы дамы, стоявшей с своей

служанкой у окон, чтобы посмотреть, принесет ли Ринуччьо Алессандро, и

совершенно приготовившейся отделаться от них обоих, случилось, что стража

синьории, притаившаяся в той улице, в намерении словить одного высланного,

услышав шорох от шагов Ринуччьо и, внезапно вытащив фонарь, чтобы

посмотреть, что ей предпринять и куда направиться, схватив щиты и копья,

закричала: "Кто там?" Как увидел ее Ринуччьо, у которого не было времени на

долгое обсуждение, уронил Алессандро и пустился бежать, насколько могли

унести его ноги; Алессандро тотчас же вскочил и, хотя на нем было

покойницкое платье, очень длинное, также убежал. При свете фонаря,

вытащенного стражей, дама отлично разглядела Ринуччьо с Алессандро на

плечах, а также заметила и Алессандро, одетого в платье Сканнадио; она

сильно удивилась великой храбрости того и другого, но, несмотря на

удивление, сильно рассмеялась, увидев, как сбросили Алессандро и оба

пустились бежать. Очень обрадовавшись этому обстоятельству и благодаря бога,

что он освободил ее от их надоедливости, она, отойдя, вернулась к себе в

комнату, утверждая вместе с своей служанкой, что оба они, без сомнения,

сильно ее любят, потому что, как видно, исполнили то, что она им приказала.

Опечаленный Ринуччьо проклинал свою судьбу, но тем не менее вернулся не

домой, а по удалении стражи пошел туда, где сбросил Алессандро, и принялся