Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

остальном; выступают не как голуби, а гордо, словно петухи, подняв гребень и

выпятив грудь; не станем говорить о том, что их кельи полны баночек с

разными мазями и притираниями, коробок с разными сластями, склянок и

пузырьков с пахучими водами и маслами, кувшинов, переполненных мальвазией,

греческими и другими дорогими винами; так что, глядя, кажется, что это не

монашеские кельи, а москательные и парфюмерные лавки; хуже того: им не в

стыд, если другие знают, что у них подагра, и кажется, будто другие не

ведают и не понимают, что великие посты, простая в небольшом количестве

употребляемая пища и умеренная жизнь делают людей худыми, тощими и большею

частью здоровыми, а если и заставляют их заболевать, то по крайней мере они

болеют не подагрой, против которой советуют обыкновенно как средство

целомудрие и все другое, пристойное жизни скромного монаха. И они думают

еще, будто другие не знают, что, кроме воздержанной жизни, долгие бдения, и

молитвы, и бичевания, по необходимости, делают людей бледными и жалкими, и

что ни св. Доминик, ни св. Франциск не имели по четыре рясы на человека и

одевались не в цветные и другие тонкие сукна, а в рясы из грубой шерсти и

естественного цвета, чтобы укрываться от холода, а не красоваться. Обо всем

этом да промыслил господь, согласно с духовными нуждами тех простецов,

которые их кормят.

Когда таким образом брат Ринальдо вернулся к своим прежним вожделениям,

он начал очень часто посещать куму, и так как отважности в нем прибыло, с

большею настоятельностью, чем прежде, стал приставать к ней с тем, чего от

нее желал. Добрая женщина, видя, что он сильно упрашивает и что брат

Ринальдо, на ее взгляд, стал чуть ли не красивее прежнего, прибегла однажды,

когда он уже очень к ней пристал, к тому, что делают все, желающие уступить

в том, о чем их просят, и сказала: "Как, брат Ринальдо, да разве монахи

такими делами занимаются?" На это брат Ринальдо ответил: "Мадонна, когда я

скину с плеч эту рясу, а я снимаю ее очень легко, я покажусь вам таким же

мужчиной, как и все другие, а не монахом". Дама, осклабившись, сказала:

"Бедная я! Ведь вы мне кум, как же это возможно? Это было бы очень нехорошо,

и я часто слышала, что это очень большой грех; не будь того, я наверно

сделала бы, что вы желаете". На это брат Ринальдо сказал: "Глупая вы, если

отказываетесь по такой причине. Я не говорю, чтоб это не был грех, но

господь прощает покаявшемуся и большие. Но скажите мне, кто более родной

вашему сыну: я ли, крестивший его, или ваш муж, его произведший?" Дама

отвечала: "Муж мой ему больше сродни". - "И вы правду говорите, - сказал

монах, - а разве ваш муж не спит с вами?" - "Разумеется", - отвечала дама.

"Коли так, - сказал монах, - и я менее родной вашему сыну, чем ваш муж, так

и могу спать с вами, как и ваш муж". Дама, не знавшая логики и нуждавшаяся

лишь в небольшом побуждении, поверила этому, либо притворилась поверившею,

что монах говорит правду, и отвечала: "Кто сумел бы возразить на ваши мудрые

речи?" Затем она решилась, несмотря на кумовство, отдаться желаниям монаха,

и они не только начали это с первого раза, но, находя, под прикрытием

кумовства, более удобства, ибо подозрения было менее, много и много раз

сходились вкупе.

Случилось однажды, что брат Ринальдо пришел в дом дамы и, увидев, что

там никого не было, кроме ее служанки, очень красивой и миловидной, послал с

нею своего товарища на голубятню, чтобы тот научил ее покаянию, а сам с

дамой, у которой был ребенок на руках, вошел в ее комнату, где, запершись,

они сели на бывшую там кушетку и стали забавляться. Когда они пребывали

таким образом, вернулся невзначай кум и, никем не замеченный, подошел к

двери комнаты, постучался и позвал жену. Услышав это, мадонна Агнеса

сказала: "Я погибла, пришел мой муж, теперь он догадается, какова причина

нашей близости". Брат Ринальдо был раздет, то есть без рясы и наплечника, в

одном исподнем платье; как услышал он это, сказал: "Вы правду говорите; если

б я был одет, какое-нибудь средство нашлось бы; но если вы отворите ему и он

найдет меня в таком виде, никакое извинение не будет возможно". У дамы

быстро явилось на помощь одно соображение, и она сказала: "Одевайтесь-ка и,

как оденетесь, возьмите на руки своего крестника и внимательно слушайте, что

я стану говорить, так чтобы ваши слова согласовались с моими; а остальное

предоставьте мне". Почтенный человек продолжал еще стучаться, когда жена

ответила: "Иду"; встав и подойдя к двери комнаты с веселым лицом, она

отперла ее и сказала: "Муженек мой, скажу тебе, что брат Ринальдо, кум наш,

здесь; господь послал его к нам, потому что, не приди он, мы наверно

потеряли бы сегодня нашего сынка". Как услышал это простак святоша, чуть не

сомлел и говорит: "Как так?" - "Муж мой, - отвечала жена, - сначала он

внезапно обмер, я уже думала, что он скончался, и не знала, что начать и что

сказать, как на ту пору пришел брат Ринальдо, кум наш, и, взяв его на руки,

сказал: "Кума, это у него глисты в теле, подошли к сердцу и легко могут

причинить ему смерть; но не бойтесь, я их заговорю и всех уморю, и прежде

чем я уйду отсюда, вы увидите, ваш ребенок будет так здоров, каким вы не

видели его никогда". А так как ты был нам нужен, для того чтобы прочесть

некоторые молитвы, а служанка не знала, где тебя найти, он велел своему

товарищу прочитать их на самом высоком месте нашего дома, он же и я вошли

сюда. Но так как при таком деле никому не следует быть, кроме матери

ребенка, мы и заперлись здесь, дабы никто нам не помешал, и теперь еще он у

него на руках, и я думаю, он того только и дожидается, чтоб его товарищ

кончил молитвы, и, должно быть, все уже сделано, потому что ребенок пришел в

себя". Святоша поверил всему этому, так разобрала его любовь к сыну, что он

не понял обмана, устроенного ему женою, и с глубоким вздохом сказал. "Я хочу

пойти посмотреть на него". - "Не ходи, - говорит жена, - ты, пожалуй,

испортишь, что уже сделано; подожди, я пойду посмотрю, можешь ли ты пойти

туда, и позову тебя".

Брат Ринальдо, который все слышал, успел спокойно одеться, взял ребенка

на руки и, когда все устроил, как ему было надобно, крикнул: "Эй, кума, не

кума ли я там слышу?" - "Да, мессере", - ответил святоша. "Так пожалуйте

сюда", - сказал брат Ринальдо. Святоша пошел туда, а брат Ринальдо говорит

ему: "Вот ваш сынок, он, по милости божией, здоров, а я был убежден, что вам

не увидеть его вечером в живых; велите поставить восковую фигуру его роста,

во славу божию, перед статуей мессера св. Амвросия, по заслугам которого

господь оказал вам эту милость". Ребенок, увидев отца, подбежал к нему,

ласкаясь, как то делают малые дети; а тот взял его на руки, плача, точно

вырвал его из могилы, стал целовать его и благодарить кума за то, что

излечил его ему.

Товарищ брата Ринальдо научил между тем служанку не одному, может быть,

покаянию, подарил ей белый нитяный кошелек, поднесенный ему одной монахиней,

и сделал ее своей духовной дочерью, когда он услышал, что святоша кличет у

комнаты жены, он тихонько слез и стал так, что мог видеть и слышать все, что

там делалось. Увидев, что все обстоит благополучно, он спустился вниз и,

войдя в комнату, сказал: "Брат Ринальдо, те четыре молитвы, которые вы мне

заказали, я все прочел". - "У тебя, братец, славная грудь и ты отлично

сделал свое дело, - ответил брат Ринальдо, - что до меня, то я сказал всего

две, когда пришел кум; но мы сподобились как за твой, так и за мой труд

такой милости, что ребенок выздоровел".

Святоша велел подать хороших вин и сластей и учествовал кума и товарища

тем, в чем они нуждались более, чем в чем либо ином. Затем, выйдя с ними

вместе из дому, отпустил их с богом; а восковую фигуру заказал сделать

немедленно и послал повесить ее, в числе других, перед статуей св. Амвросия,

только не того, что в Милане.

Новелла четвертая

Однажды ночью Тофано запирается дома от жены, когда, несмотря на ее

просьбы, ее не впускают, она представляется, будто бросилась в колодезь, а

бросает туда большой камень, Тофано выбегает не дома и спешит туда, а она,

войдя в дом, запирается, оставив его снаружи, и, браня, позорит его.

Когда король увидел, что новелла Елизы кончена, немедля обратившись к

Лауретте, выразил ей свое желание, чтобы она что-нибудь рассказала; потому,

не дожидаясь, она так начала: - О Амур! Каковы и сколь велики твои силы!

Каковы твои советы и измышления! Какой философ, какой художник был

когда-либо в состоянии или может изобрести те похватки, те выдумки, те

сноровки, которые ты внезапно являешь идущим по следам твоим? Поистине,

всякая другая наука тяжеловесна в сравнении с твоею, как то очень легко

уразуметь изо всех доселе рассказанных случаев. К ним я присоединяю,

любезные дамы, хитрость, употребленную одной простой женщиной, - такую, что

я и не знаю, кто бы иной мог научить ее ей, кроме Амура.

Итак, жил в Ареццо богатый человек, по имени Тофано; дали ему в жены

красавицу, по имени монну Гиту, к которой он, сам не зная почему, вскоре

начал ревновать. Когда жена это заметила, пришла в негодование и несколько

раз допрашивала его о причине его ревности; но когда он не мог указать ни

одной, кроме самых общих и ничего не стоящих, у нее явилась идея уморить его

тем же недугом, которого он беспричинно боялся. Заметив, что один юноша, по

ее мнению очень порядочный, ухаживает за нею, она очень осторожно начала

стакиватся с ним, и когда между им и ею зашло так далеко, что ничего иного

не оставалось, как завершить слова делом, она решила и на это также найти

способ. Зная, что в числе дурных привычек ее мужа была и та, что он любил

выпить, она не только стала поощрять его к тому, но искусным обратом очень

часто и побуждать. И он так к тому приучился, что почти всякий раз, как то

ей было угодно, она доводила его питьем до опьянения; увидев его пьяным и

уложив спать, она впервые сошлась с своим любовником, а затем продолжала

видеться с ним часто и без опасения. Такую она возымела уверенность в

пьянстве мужа, что не только отваживалась водить любовника к себе домой, но

и иногда на большую часть ночи уходила к нему в дом, бывший неподалеку