Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

Новелла шестая

Андреола любит Габриотто; она рассказывает ему виденный ею сон, он ей -

другой и внезапно умирает в ее объятиях. Когда она со своей служанкой несет

его к его дому, стража забирает их, и Андреола показывает, как было дело.

Подеста хочет учинить ей насилие, она противится тому; слышит о том ее отец

и освобождает ее, как невинную, но она, не желая более жить в миру, идет в

монахини.

Новелла, рассказанная Филоменой, была очень приятна дамам, ибо они

много раз слышали ту канцону и сколько ни спрашивали, никогда не могли

узнать повода, по которому она была сложена. Когда король дослушал конец

новеллы, повелел, чтобы Памфило продолжал по заведенному порядку. Тогда

Памфило начал: - Сон, рассказанный в предыдущей новелле, дает мне повод

рассказать другую, где встречаются два сна, касавшиеся того, что имело

произойти, точно все это уже случилось, и едва лишь рассказали их те, кому

они привиделись, как оба сна сбылись. Ибо мы должны знать, любезные дамы,

что все живущие подвержены тому, что видят во сне разные вещи, которые хотя

и представляются спящему, пока он спит, вполне действительными, а

проснувшемуся иные правдивыми, другие вероятными, а некоторые он считает

выходящими из всякой правдоподобности, тем не менее многие из них, как

оказывается, сбывались. Почему многие питают к сновидению такую веру, какую

питали бы к вещам, виденным ими наяву, и из-за своих снов печалятся и

радуются, смотря по тому, побуждают ли они их бояться, или надеяться.

Наоборот, есть и такие, которые не верят никакому сну, пока не попадут

в предсказанную им опасность. Я не поощряю ни того, ни другого, ибо сны не

всегда правдивы и не всегда лживы Что они не всегда правдивы, то каждый из

нас, вероятно, не раз испытал; что они не всегда обманчивы, то доказано было

раньше новеллой Филомены, и я намерен доказать это, как уже сказал, моей

собственной. Вследствие этого, я полагаю, что, живя и поступая

добродетельно, нечего бояться какого бы то ни было противоречивого сна, ни

покидать из-за него добрых намерений; а относительно преступных и дурных

деяний, если бы сновидения и благоприятствовали им и, повторяясь, ободряли к

ним видевшего их, им не следует верить, ни, в обратном случае, всецело

доверяться им. Но обратимся к новелле.

В городе Брешии жил когда-то дворянин, по имени мессер Негро из Понте

Карраро; у него в числе других детей была дочь, по имени Андреола, девушка

очень красивая и незамужняя, влюбившаяся ненароком в своего соседа, по имени

Габриотто, человека низкого происхождения, но исполненного добрых нравов,

красивого собою и приятного; при помощи служанки дома девушка сумела так

устроить, что не только Габриотто узнал о любви к нему Андреолы, но его и

приводили не раз в прекрасный сад ее отца к удовольствию той и другой

стороны. И для того, чтобы никакая причина, кроме смерти, не могла

разъединить эту счастливую любовь, они тайно стали мужем и женой.

Когда таким образом они, скрываясь, продолжали сходиться друг с другом,

случилось однажды ночью, что девушке представилось во сне, будто она в своем

саду с Габриотто и держит его, к обоюдному наслаждению, в своих объятиях; и

что пока они так пребывали, нечто мрачное и ужасное вышло из его тела, образ

чего она не могла познать, и ей казалось, что это нечто схватило Габриотто и

против ее желания с изумительной силой вырвало из ее объятий и ушло с ним

под землю, и она не видела более ни того, ни другого. Вследствие этого она

чрезвычайно опечалилась и потому проснулась; и хотя, проснувшись,

обрадовалась, усмотрев, что не так было, как ей снилось, тем не менее у нее

явился страх от бывшего ей сна. Поэтому, когда Габриотто собирался прийти к

ней на следующую ночь, она старалась, насколько возможно, устроить так,

чтобы вечером он не явился, но, увидя, что он того желает и дабы не

возбудить в нем подозрения, приняла его на следующую ночь в своем саду;

нарвав много белых и алых роз, ибо им было время, она пошла с ним посидеть у

находившегося в саду прекрасного прозрачного фонтана. Здесь, когда они долго

побыли друг с другом в великом веселии, Габриотто спросил ее, по какой

причине она перед тем отказала ему в свидании. Девушка, сообщив ему о своем

сне, виденном прошлую ночь, и об опасении, им внушенном, все ему рассказала.

Услышав это, Габриотто посмеялся тому, говоря, что придавать какую-либо веру

снам - большая глупость, ибо они происходят от избытка или недостатка пищи,

и можно ежедневно убедиться в их обманчивости. Затем он сказал: "Если б я

захотел последовать снам, я бы не пришел сюда, не столько из-за твоего,

сколько из за того, который я и сам видел этой ночью и в котором мне

чудилось, будто я нахожусь в одном прекрасном, восхитительном лесу и в нем

охочусь и поймал лань такую красивую и хорошенькую, что другой такой и не

видать; и казалось мне, что она белее снега и в короткое время так

приручилась ко мне, что совсем от меня не отходила; тем не менее,

представлялось мне, я так ею дорожил, что надел на нее, дабы она от меня не

ушла, золотой ошейник, а ее держал на золотой цепочке. После того мне

виделось, что, когда однажды эта лань покоилась, положив голову ко мне на

колени, невесть откуда вышла сука, черная, как уголь, голодная и очень

страшная с виду, и направилась ко мне. Мне казалось, что я не оказываю ей

никакого сопротивления, а она схватила меня за грудь у левого бока и так

долго его грызла, что добралась до сердца, которое она будто вырвала и

унесла. От того я ощутил такую боль, что сон прервался, и, проснувшись, я

тотчас же поспешил ощупать рукою бок, нет ли там чего; не найдя ничего

болезненного, я насмеялся над самим собою, что там чего-то искал. И что же

все это значит? Такие и более страшные сны я часто видел, но от того со мною

ничего не случалось ни более, ни менее; потому бросим их и давай

веселиться".

Девушка, очень устрашенная своим сновидением, выслушав это, испугалась

еще более, но дабы как-нибудь не причинить Габриотто беспокойства, насколько

могла скрыла свой страх. Но хотя она веселилась с ним, то обнимая и целуя

его, то встречая его объятия и поцелуи, она, опасаясь сама не зная чего,

чаще обыкновенного вглядывалась в его лицо, а порой осматривалась и по саду,

не увидит ли где-нибудь приближающегося черного предмета. Когда они

пребывали таким образом, Габриотто, испустив глубокий вздох, обнял ее и

сказал: "Увы мне, душа моя, помоги мне, ибо я умираю". Проговоря это, он

упал на траву луга. Когда девушка это увидела, положила голову упавшего к

себе на грудь и сказала, чуть не плача: "Милый мой повелитель, что с тобою?"

Габриотто не отвечал, но, сильно стоная и обливаясь потом, не по долгом

времени расстался с этой жизнью.

Насколько это было тяжко и печально для девушки, любившей его более

самой себя, всякая из нас может себе представить Она сильно плакала и много

раз тщетно звала его, но когда убедилась, что он действительно умер, повсюду

ощупав его тело и найдя его всего холодным, она, не зная, что делать и что

сказать, как была в слезах и полная тоски, пошла позвать свою служанку,

посвященную в эту любовь, и рассказала ей о своем несчастии и горе. После

того как они вместе оросили жалостными слезами лицо мертвого Габриотто,

девушка сказала служанке: "Так как господь взял его у меня, я не хочу более

жить; но прежде чем убить себя, я желала бы, чтобы мы изыскали приличное

средство, дабы охранить мою честь и тайну бывшей между нами любви и

похоронить тело, из которого удалилась милая душа". На это служанка сказала:

"Дочь моя, не говори, что хочешь убить себя, ибо если ты его утратила, то,

убив себя, утратишь и на том свете, ибо пойдешь в ад, куда, я уверена, не

пошла его душа, потому что он был юноша хороший; гораздо лучше утешить себя

и подумать, как молитвами и другими благими делами помочь его душе, если,

быть может, вследствие какого-нибудь совершенного греха она в том нуждается.

Что до погребения, то самое скорое средство - похоронить его в этом саду, о

чем никто никогда не узнает, ибо никому не известно, что он приходил сюда;

если же ты этого не желаешь, положим его за садом и оставим: завтра его

найдут и отнесут домой, и его родные похоронят его". Девушка, хотя полна

была горя и неустанно плакала, прислушалась, однако, к советам служанки и,

не согласись с первым, на второй ответила: "Не дай бог, чтобы я допустила

такого достойного юношу, столь мною любимого и моего мужа, похоронить, как

собаку, или выкинуть на улицу. Я пролила над ним мои слезы, и насколько я

смогу это устроить, над ним прольют слезы и его родные, и у меня уже на уме,

что нам следует сделать". Тотчас же она послала ее за куском шелковой ткани,

который был у нее в сундуке; когда та принесла его, они, разостлав его на

земле, положили на него тело Габриотто, а под голову подушку; закрыв ему при

великих слезах глаза и рот, сделав ему венок из роз и всего осыпав розами,

которые обе они нарвали, она сказала служанке: "Отсюда до дверей его дома не

далеко, потому ты и я отнесем его туда, так нами убранного, и положим перед

дверьми. Не много пройдет времени, как настанет день, и его подберут, и хотя

это вовсе не будет в утешение его ближним, но я, в чьих объятиях он умер,

буду довольна". Так сказав, она снова бросилась к нему на шею с обильными

слезами и долго плакала. Когда служанка стала сильно торопить ее, ибо день

уже занимался, она поднялась и, сняв с своего пальца то самое кольцо,

которым обручилась с Габриотто, надела ему на палец, говоря со слезами:

"Дорогой господин мой, если душа твоя зрит теперь мои слезы и после ее

удаления еще остается в теле какое-нибудь разумение и чувство, прими

благодушно последний дар той, которую ты при жизни так любил". Так сказав,

она без сознания упала на него; очнувшись и встав, она с служанкой взялись

за ткань, на которой лежало тело, вышли с ним из сада и направились к его

дому. Когда они шли таким образом, случилось, что стража подесты, ненароком

проходившая в то время по какому-то делу, встретила их и забрала с мертвым

телом. Андреола, жаждавшая более смерти, чем жизни, как увидела служителей

синьории, откровенно сказала: "Я знаю, кто вы, и что если б я и желала

бежать, то понапрасну; я готова пойти с вами перед синьорию и рассказать,

что все это значит, но да не осмелится никто прикоснуться ко мне, если я

буду послушной, ни снять что-либо с мертвого тела, коли не желает, чтоб я на

него пожаловалась". Вследствие этого, не тронутая никем, как была с телом

Габриотто, она пошла во дворец синьоров.

Когда узнал об этом подеста, встал и, будучи с нею один в своей

комнате, расспросил, как это произошло; он велел врачам досмотреть, от яда

ли, или чего другого последовала смерть того человека, но все отрицали это,

а лопнул у него нарыв около сердца, который и задушил его. Выслушав это и

уразумев, что ее проступок маловажный, подеста, желая дать ей понять, что

хочет даровать ей, чего не имел права продать, сказал, что отпустит ее, если

она согласится исполнить его желание; когда эти слова не помогли, он,

наперекор всякой пристойности, хотел употребить насилие. Но Андреола,

воспылав негодованием и ощутив силу, храбро защищалась, отталкивая его с

бранными, презрительными словами.

Когда настал день и обо всем этом рассказали мессеру Негро, смертельно

опечаленный, он отправился в сопровождении многих своих друзей во дворец и,

разузнав все от подсеты, расстроенный этим, потребовал, чтобы ему отдали

дочь. Подеста, желая сам себя обвинить в насилии, которое он готовился

учинить ей, прежде чем она обвинит его, стал, во-первых, хвалить девушку и

ее постоянство, в доказательство чего рассказал, что сделал; вследствие

этого он, увидя такую ее непоколебимость, ощутил к ней великую любовь, и

коли то угодно ему - ее отцу - и ей самой, он охотно женился бы на ней,

несмотря на то, что муж у нее был из худородных.