Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

быть? - спросил тогда Бруно. - Я еще вчера видел ее здесь. Не хочешь ли ты

уверить меня, что она украдена?" Каландрино отвечал: "Как я тебе говорю, так

и есть". - "Может ли это быть?" - спросил Бруно. "Поистине так, - говорит

Каландрино, - оттого я, несчастный человек, не знаю, как и домой вернусь,

жена моя мне не поверит, а если и поверит, то у меня весь год не будет с нею

лада". Тогда Бруно сказал: "Господи упаси, скверно это дело, коли так! Но

знаешь ли что, Каландрино, я еще вчера научил тебя так причитать, и я не

желал бы, чтобы ты заодно наглумился и над своей женой и над нами".

Каландрино принялся кричать и причитать: "Зачем заставляете вы меня выходить

из себя, хулить бога и святых, и все что ни на есть? Говорю вам, что свинью

у меня украли сегодня ночью". Тогда Буффальмакко сказал: "Если так, то надо

найти, какое сумеем, средство, чтобы достать ее". - "А какое средство нам

найти?" - спрашивает Каландрино. Тогда Буффальмакко отвечал: "Разумеется, не

из Индии же пришел кто-нибудь стянуть у тебя свинью, должно быть, кто-нибудь

из твоих соседей; если бы тебе удалось созвать всех, я умею испытывать на

хлебе и сыре, и мы наверно тотчас бы увидели, кто ее похитил". - "Ну, -

говорит Бруно, - много ты поделаешь хлебом и сыром с некоторыми молодчиками

из соседей, ибо, я уверен, кто-нибудь из них стащил ее; они догадались бы, в

чем дело, и не захотели бы явиться". - "Как же быть?" - спросил

Буффальмакко. Бруно отвечал: "Следовало бы это сделать пилюлями из имбиря и

хорошей верначчьей и пригласить их выпить; они не догадались бы и пришли, а

имбирные пилюли можно так же освятить, как хлеб и сыр". - "Поистине, ты

прав, - говорит Буффальмакко, - а ты что скажешь, Каландрино? Сделать это,

что ли?" Каландрино отвечал: "Разумеется, я и прошу вас о том, ради бога;

мне бы только узнать, кто ее украл, я был бы наполовину утешен". - "Коли

так, - говорит Бруно, - для тебя я готов отправиться во Флоренцию за этими

снадобьями, если ты дашь мне денег".

У Каландрино было сольдов до сорока, которые он ему и отдал.

Отправившись во Флоренцию к одному аптекарю, своему приятелю, Бруно купил у

него фунт хороших имбирных пилюль и велел изготовить еще две из сабура,

сваренного с свежим алоэ; затем приказал покрыть их сахаром, как и другие, а

чтобы не смешать их или не перепутать, сделать на них известный значок, по

которому он мог легко их отличить; купив бутыль хорошей верначчьи, он

вернулся в деревню к Каландрино и сказал ему: "Завтра утром позаботься

пригласить к себе выпить тех, кого ты подозреваешь; день праздничный, всякий

придет охотно, а ночью я с Буффальмакко произнесу над пилюлями заклинание и

завтра принесу их тебе на дом; по дружбе к тебе я сам буду их раздавать и

стану делать и говорить, что следует говорить и делать".

Каландрино так и поступил. Когда на следующее утро под ольхой перед

церковью собралась порядочная толпа, частью молодых флорентийцев, бывших в

деревне, частью крестьян, Бруно и Буффальмакко явились с коробкой пилюль и

бутылью вина; поместив всех кругом, Бруно сказал: "Господа, мне надо

объяснить вам причину, почему вы здесь, дабы, если бы случилось что-нибудь

вам неприятное, вы не жаловались на меня. У Каландрино, который здесь

налицо, вчера ночью похитили чудесную свинью, и он не может разыскать, у

кого она, а так как никто не мог украсть ее у него, кроме кого-нибудь из

нас, здесь присутствующих, он с целью узнать, кто ее стянул, предлагает вам

съесть по одной пилюле на человека и выпить. Знайте теперь же, что у кого

окажется свинья, тот не в состоянии будет проглотить пилюлю, напротив, она

покажется ему горше яда, и он ее выплюнет; потому, прежде чем такой срам

учинен будет кому-либо в присутствии такого множества народа, лучше будет,

если похититель покается в том батюшке; а я это дело оставлю".

Все там бывшие сказали, что готовы съесть; потому, разместив их, и

между ними и Каландрино, Бруно, начав с одного конца, принялся давать

каждому по пилюле; когда он был против Каландрино, взяв одну из горьких

пилюль, сунул ему в руку, Каландрино тотчас же положил ее в рот и стал

жевать, но лишь только его язык ощутил алоэ, он, не будучи в состоянии

вынести горечи, выплюнул пилюлю. Каждый смотрел другому в лицо, чтобы

увидеть, кто выплюнет свою; не успел еще Бруно все раздать, притворяясь,

будто ничего не замечает, услышал, как кто-то сказал сзади: "Э! Каландрино,

что это значит?" Потому, быстро обернувшись и увидев, что Каландрино

выплюнул свою пилюлю, он сказал: "Подожди, быть может, что другое заставило

его выплюнуть, возьми-ка другую"; и, взяв вторую, положил ему в рот, а сам

кончил раздавать другие, какие еще оставались.

Если первая пилюля показалась Каландркно горькой, то вторая горчайшей;

несмотря на то, он, стыдясь выплюнуть ее, некоторое время держал ее во рту,

разжевывая, и, пока держал, стал испускать слезы, точно орехи, такие

крупные; под конец, не вытерпев, выплюнул и ее, как сделал с первой.

Буффальмакко и Бруно поили всех; увидев это вместе с другими, все сказали,

что, наверно, сам Каландрино стащил свинью; были и такие, которые жестоко

его выбранили.

Когда они ушли и Бруно и Буффальмакко остались с Каландрино,

Буффальмакко стал ему говорить: "Я всегда был уверен, что ты сам ее

присвоил, а нас хотел уверить, что у тебя ее украли, чтобы не дать нам

выпить на деньги, которые взял за нее". Каландрино, еще не успевший

выплюнуть горечь алоэ, начал божиться, что свиньи у него нет. Буффальмакко

говорит: "А что тебе дали за нее, братец, по правде? Флоринов шесть?"

Услышав это, Каландрино готов был выйти из себя. Тогда Бруно сказал:

"Послушай толком, Каландрнио, один из тех, что с нами ели и пили, сказал

мне, что у тебя здесь девочка, которую ты держишь про себя и которой даешь,

что можешь скопить; он уверен, что ей ты и послал эту свинью. Ты научился

издевкам: раз ты повел нас всех по Муньоне собирать черные камни и, оставив

нас на судне без сухарей, покинул нас, а потом хотел нас же убедить, что

нашел тот камень; так и теперь ты точно так же хочешь клятвенно уверить нас,

что свинью, которую ты подарил либо продал, у тебя украли. Мы к твоим

проделкам привычны и знаем их, больше тебе нас не провести; но так как мы

положили много труда на то художество, мы и порешили, что ты дашь нам двух

каплунов, иначе мы обо всем расскажем монне Тессе". Увидев, что ему не

верят, полагая, что у него достаточно горя и без того, и не желая, чтоб еще

и жена погорячилась, Каландрино дал им пару каплунов. А они, посолив свинью,

повезли ее во Флоренцию, оставив Каландрино при уроне и осмеянным.

Новелла седьмая

Школяр любит вдову; влюбленная в другого, она заставляет его в зимнюю

ночь пробыть на снегу в ожидании ее, впоследствии, по его совету, она в

половине июля принуждена простоять целый день ни башне, обнаженная,

предоставленная мухам, слепням и солнечным лучам.

Много смеялись дамы над бедняком Каландрино и посмеялись бы и более,

если бы им не жаль было, что те же, которые отняли у него свинью, отобрали у

него еще и каплунов. Когда кончилась новелла, королева приказала Пампинее

сказать свою. Она тотчас же начала: - Дражайшие дамы, часто бывает, что

хитрость побеждается хитростью, почему и неразумно забавляться, глумясь над

другими. При многих бывших рассказах мы много смеялись над учиненными

проделками, но еще не рассказано было ни об одной отместке за таковую. И вот

я хочу возбудить в вас некоторое сожаление к достойному возмездию,

полученному одной нашей согражданкой, которой ее проделка, возвращенная ей,

пала на голову, чуть не причинив смерти. Послушать это будет вам не

бесполезно, ибо вы тем более остережетесь глумиться над другими и поступите

разумно.

Не много еще прошло лет, как во Флоренции жила молодая женщина,

красивая собою, гордая духом, очень хорошего рода, довольно богатая благами

мира сего, по имени Елена; оставшись вдовой по смерти мужа, она не желала

более выходить замуж, ибо была влюблена, по своему выбору, в одного

красивого и милого юношу и, оставив в стороне всякую иную заботу, при помощи

своей служанки, которой очень доверяла, нередко проводила с ним время в

великой утехе. Случилось в ту пору, что один молодой человек, по имени

Риньери, из родовитых людей нашего города, долго учившийся в Париже, не для

того чтобы продавать потом свою науку по мелочам, как то делают многие, но

дабы знать основания и причины сущего, что очень пристало благородному

человеку, - вернулся из Парижа во Флоренцию, где и устроился на житье,

будучи очень уважаем как за свое благородство, так и за свои знания. Но, как

часто бывает, что в ком более разумения глубоких вещей, того скорее

обуздывает любовь, так было и с этим Риньери. Когда однажды он отправился

повеселиться на одно празднество, его глазам предстала эта Елена, одетая в

черное, как одеваются наши вдовы, исполненная, по его мнению, такой красоты

и прелести, каких, казалось ему, он никогда не видел в другой женщине; и он

решил, что тот может назвать себя счастливым, кто сподобится держать ее в

объятиях. Раз и два он осторожно окинул ее взглядом, а так как он понимал,

что ничто великое и дорогое не может быть приобретено без труда, он решил

положить всякое старание и заботу, чтобы понравиться ей, дабы, понравившись,

приобресть ее любовь, а с нею и возможность обладать ею. Молодая женщина, у

которой глаза вовсе не были потуплены в преисподнюю, которая, напротив, зная

себе цену и ценя себя даже более, чем следовало, искусно водила ими вокруг,

быстро догадываясь, кто смотрит на нее с удовольствием, заметила Риньери и

сказала про себя, смеясь: "Сегодня я недаром сюда пришла, ибо, коли не

ошибаюсь, поймала простака за нос". И она начала иной раз поглядывать на

него искоса, стараясь по возможности показать ему, что она им занята; с

другой стороны, она полагала, что, чем более она подманит и поймает мужчин,

суля им удовольствие, в тем большей цене будет ее красота, особливо в глазах

того, кому она отдала ее вместе с своею любовью.

Ученый школяр, оставив в стороне всякие философские мысли, отдался ей

всею душою и, надеясь ей понравиться, узнал, в каком доме она живет, и стал

ходить мимо, прикрывая свои прогулки разными предлогами. Дама, тщеславясь

этим по сказанной причине, представлялась, что видеть его ей очень приятно,

вследствие чего школяр, найдя случаи, стакнулся с ее служанкой, открыл ей

свою любовь и попросил так подействовать на свою госпожу, чтобы он мог войти

к ней в милость. Служанка была щедра на обещания и все рассказала своей

госпоже, которая, выслушав это с величайшим в свете смехом, сказала:

"Посмотри-ка, куда явился этот человек, чтоб растерять мудрость, вывезенную

из Парижа? Хорошо же, мы дадим ему, чего он добивается. Скажи ему, если он

еще раз заговорит с тобою, что я люблю его гораздо более, чем он меня, но

что мне надлежит беречь мое честное имя, дабы мне можно было являться,

высоко держа голову, наряду с другими женщинами; если он так мудр, как

говорят, он должен тем более ценить меня". Бедняжка, бедняжка! Не знала она,

мои милые, что значит связаться с школярами. Когда служанка встретила его,

поступила, как приказано было ее госпожою. Обрадованный школяр перешел к

более горячим просьбам, стал писать письма и посылать подарки; все