Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

Новелла десятая

Алибек становится пустынницей; монах Рустико научает ее, как загонять

дьявола в ад; вернувшись оттуда, она становится женой Неербала.

Дионео, внимательно слушавший новеллу королевы, увидев, что она кончена

и ему одному осталось рассказывать, не ожидая приказания, начал, улыбаясь,

так: - Прелестные дамы, вы, вероятно, никогда не слышали, как загоняют черта

в ад; поэтому не слишком удаляясь от задачи, о которой вы рассуждали весь

этот день, я и хочу рассказать о том; может быть, вы тем еще и душу спасете

и познаете, что хотя Амур охотнее обитает в веселых дворцах и роскошных

покоях, тем не менее не оставляет проявлять порой свои силы и среди густых

лесов, суровых гор и пустынных пещер, из чего можно усмотреть, что все

подвержено его власти.

Итак, переходя к делу, скажу, что в городе Капсе в Барберии был

когда-то богатейший человек, у которого в числе нескольких других детей была

дочка, красивая и миловидная, по имени Алибек. Она, не будучи христианкой и

слыша, как многие бывшие в городе христиане очень хвалят христианскую веру и

служение богу, спросила однажды одного из них, каким образом с меньшей

помехой можно служить богу. Тот отвечал, что те лучше служат богу, кто бежит

от мирских дел, как то делают те, кто удалился в пустыни Фиваиды. Девушка,

будучи простушкой, лет, быть может, четырнадцати, не по разумному

побуждению, а по какой-то детской прихоти, не сказав никому ничего, на

следующее утро совсем одна тихонько пустилась в путь, направляясь к пустыне

Фиваиды, и с большим трудом, пока не прошла еще охота, добралась через

несколько дней до тех пустынь. Увидев издали хижинку, направилась к ней и

нашла на пороге святого мужа, который, удивившись, что зрит ее здесь,

спросил ее, чего она ищет. Та отвечала, что, вдохновенная богом, идет

искать, как послужить ему, и кого-нибудь, кто бы наставил ее, как подобает

ему служить. Почтенный муж, видя, что она молода и очень красива, боясь,

чтобы дьявол не соблазнил его, если он оставит ее у себя, похвалил ее доброе

намерение и, дав ей немного поесть корней от злаков, диких яблонь, фиников и

напоив водою, сказал ей: "Дочь моя, недалеко отсюда живет святой муж,

лучший, чем я, наставник в том, что ты желаешь обрести; к нему отправься". И

он вывел ее на дорогу. Дойдя до него и получив от него ту же отповедь, она

пошла далее и добралась до кельи одного молодого отшельника, человека очень

набожного и доброго, по имени Рустико, и к нему обратилась с тем же

вопросом, какой предлагала и другим. Он, для того чтобы подвергнуть большому

испытанию свою стойкость, не отослал ее, как другие, а оставил с собою в

своей келье и, когда настала ночь, устроил ей постель из пальмовых ветвей и

сказал, чтобы она на ней отдохнула. Когда он это сделал, искушение не

замедлило обрушиться на его крепость; познав, что сильно в ней обманулся, он

без особых нападений показал тыл, сдался побежденным и, оставив в стороне

святые помыслы, молитвы и бичевания, начал вызывать в памяти молодость и

красоту девушки, а кроме того, размышлять, какого способа и средства ему с

нею держаться для того, чтобы она не догадалась, что он, как человек

распущенный, стремится к тому, чего от нее желает. Испытав ее наперед

некоторыми вопросами, он убедился, что она никогда не знала мужчины и так

проста, как казалось; потому он решил, каким образом, под видом служения

богу, он может склонить ее к своим желаниям. Сначала он в пространной речи

показал ей, насколько дьявол враждебен господу богу, затем дал ей понять,

что нет более приятного богу служения, как загнать дьявола в ад, на который

господь бог осудил его. Девушка спросила его, как это делается. Рустико

отвечал ей: "Ты вскоре это узнаешь и потому делай то, что, увидишь, стану

делать я". И он начал скидывать немногие одежды, какие на нем были, и

остался совсем нагим; так сделала и девушка; он стал на колени, как будто

хотел молиться, а ей велел стать насупротив себя. Когда он стоял таким

образом и при виде ее красот его вожделение разгорелось пуще прежнего,

совершилось восстание плоти, увидев которую Алибек, изумленная, сказала:

"Рустико, что это за вещь, которую я у тебя вижу, что выдается наружу, а у

меня ее нет". - "Дочь моя, - говорит Рустико, - это и есть дьявол, о котором

я говорил тебе, видишь ли, теперь именно он причиняет мне такое мучение, что

я едва могу вынести". Тогда девушка сказала: "Хвала тебе, ибо я вижу, что

мне лучше, чем тебе, потому что втого дьявола у меня нет". Сказал Рустико:

"Ты правду говоришь, но у тебя другая вещь, которой у меня нет, в замену

этой". - "Что ты это говоришь?" - спросила Алибек. На это Рустико сказал: "У

тебя ад; и скажу тебе, я думаю, что ты послана сюда для спасения моей души,

ибо если этот дьявол будет досаждать мне, а ты захочешь настолько сжалиться

надо мной, что допустишь, чтобы я снова загнал его в ад, ты доставишь мне

величайшее утешение, а небу великое удовольствие и услугу, коли ты пришла в

эти области с тою целью, о которой говорила". Девушка простодушно отвечала:

"Отец мой, коли ад у меня, то пусть это будет, когда вам угодно". Тогда

Рустико сказал: "Дочь моя, да будешь ты благословенна; пойдем же и загоним

его туда так, чтобы потом он оставил меня в покое". Так сказав и поведя

девушку на одну из их постелей, он показал ей, как ей следует быть, чтобы

можно было заточить этого проклятого.

Девушка, никогда до того не загонявшая никакого дьявола в ад, в первый

раз ощутила некое неудобство, почему и сказала Рустико: "Правда, отец мой,

нехорошая вещь, должно быть, этот дьявол - настоящий враг божий, потому что

и аду, не то что другому, больно, когда его туда загоняют". Сказал Рустико:

"Дочь моя, так не всегда будет". И дабы этого не случалось, они, прежде чем

сойти с постели, загнали его туда раз шесть, так что на этот раз так выбили

ему гордыню из головы, что он охотно остался спокойным. Когда же

впоследствии она часто возвращалась к нему, - а девушка всегда оказывалась

готовой сбить ее, - вышло так, что эта игра стала ей нравиться и она начала

говорить Рустико: "Вижу я хорошо, правду сказывали те почтенные люди в

Капсе, что подвижничество такая сладостная вещь; и в самом деле, я не помню,

чтобы я делала что-либо иное, что было бы мне таким удовольствием и утехой,

как загонять дьявола в ад; потому я считаю скотом всякого, кто занимается

чем иным". Потому она часто ходила к Рустико и говорила ему: "Отец мой, я

пришла сюда, чтобы подвизаться, а не тунеядствовать; пойдем загонять дьявола

в ад". И совершая это, она иногда говорила: "Рустико, я не понимаю, почему

дьявол бежит из ада, потому что если бы он был там так охотно, как принимает

и держит его ад, он никогда бы не вышел оттуда".

Когда таким образом девушка часто приглашала Рустико, поощряя его к

подвижничеству, она так ощипала его, что порой его пробирал холод, когда

другой бы вспотел; потому он стал говорить девушке, что дьявола следует

наказывать и загонять в ад лишь тогда, когда он от гордыни поднимает голову;

а мы так его уличили, что он молит оставить его в покое. Таким образом он

заставил девушку несколько умолкнуть. Увидев, что Рустико не обращается к

ней, чтобы загнать дьявола в ад, она однажды сказала ему: "Рустико, твой

дьявол наказан и более тебе не надоедает, но мой ад не даст мне покоя,

потому ты хорошо сделаешь, если при помощи твоего дьявола утишишь бешенство

моего ада, как я моим адом помогла сбить гордыню с твоего дьявола". Рустико,

питавшийся корнями злаков и водою, плохо мог отвечать ставкам и сказал, что

слишком много понадобилось бы чертей, чтобы можно было утишить ад, но что он

сделает, что в его силах; так он иной раз удовлетворял ее, но это было так

редко, что было не чем иным, как метаньем боба в львиную пасть, вследствие

чего девушка, которой казалось, что она не настолько служит, насколько бы

желала, начала роптать.

В то время, как между дьяволом Рустико и адом Алибек, от чрезмерного

желания и недостаточной силы, шла эта распря, случилось, что произошел в

Капсе пожар, от которого сгорел в собственном доме отец Алибек со всеми

детьми и семьей, какая у него была, так что Алибек осталась наследницей

всего его имущества. Поэтому один юноша, по имени Неербал, расточивший на

широкое житье все свое состояние, услышав, что она жива, отправился ее

искать и, найдя ее, прежде чем суд завладел имуществом, бывшим ее отца, как

человека, умершего без наследника, к великому удовольствию Рустико и против

ее желания привезя ее обратно в Капсу, взял ее себе в жены и с нею

унаследовал большое состояние. Когда женщины спрашивали ее, прежде чем ей

сочетаться с Неербалом, чем она служила богу в пустыне, она ответила, что

служила тем, что загоняла дьявола в ад и что Неербал совершил великий грех,

отдалив ее от такого служения. Женщины спросили: как это она загоняла

дьявола в ад? Девушка то словами, то действием показала им это. Те начали

над этим так сильно смеяться, что и теперь еще смеются, и сказали: "Не

печалься, дочка, не печалься, потому что и здесь это прекрасно делают;

Неербал отлично послужит этим богу вместе с тобой". Когда одна рассказала о

том другой по городу, свели это к народной поговорке, что самая приятная

богу услуга, какую можно совершить, это - загонять дьявола в ад; и эта

поговорка, перешедшая сюда из-за моря, и теперь еще держится. Потому вы,

юные дамы, нуждающиеся в утешении, научитесь загонять дьявола в ад, ибо это

и богу очень угодно, и приятно для обеих сторон, и много добра может от того

произойти и последовать.

Новелла Дионео тысячу раз и более возбудила смех почтенных дам, такими

и столь потешными показались им его речи. Когда он пришел к заключению

новеллы, королева, зная, что настал конец ее правления, сняла с головы

лавровый венок, очень игриво возложила его на голову Филострато и сказала:

"Вскоре мы увидим, сумеет ли волк лучше вести овец, чем овцы вели волков".

Услышав это, Филострато сказал, смеясь: "Если б послушались меня, волки

научили бы овец загонять дьявола в ад не хуже, чем Рустико то сделал с

Алибек; потому не называйте нас волками, ибо и вы не овцы; тем не менее я,

насколько мне будет возможно, стану править вверенным мне царством". На это

Неифила ответила: "Послушай, Филострато, тебе, желающему поучать нас,

следовало бы научиться разуму, как научился у монахинь Мазетто из

Лампореккио, и снова приобресть дар речи лишь тогда, когда кости

заходили-запели бы у тебя без учителя". Познав, что встречных серпов не

менее, чем у него стрел, он, бросив шутки, стал заниматься отправлением

порученной ему власти. Велев позвать сенешаля, он пожелал узнать, в каком

положении дела, а кроме того разумно распорядился, на время, пока будет

длиться его правление, всем, что, по его мнению, было прилично и в угоду

обществу; затем, обратившись к дамам, сказал: "Исполненные любви дамы, на

мое несчастие, с тех пор как я стал различать добро от зла, я всегда был

красотою какой-нибудь из вас подвержен Амуру, и ни смирение, ни послушание и

старание следовать всему, что казалось мне отвечающим его обычаям, не

послужило мне к тому, чтобы вначале меня не отвергли ради другого, а

впоследствии мне не жилось чем далее, тем хуже; и так, думаю я, будет до

самой смерти. Потому я желаю, чтобы завтра рассуждали ни о чем другом, как о

том, что отвечает наиболее моим обстоятельствам, то есть о тех, чья любовь

имела несчастный исход, ибо и я, если так пойдет долго, ожидаю, что она

будет несчастнейшею; да и не по чему-либо другому имя, которым вы меня

называете, положено было мне человеком, понимавшим, что он имел в виду". Так

сказав и поднявшись, он до поры ужина отпустил всех. Сад был такой красивый

и прелестный, что никто не решался покинуть его, чтобы поискать большего

удовольствия в ином месте. Напротив, так как солнце, уже не палящее, не

мешало преследовать ланей, кроликов и других зверей, какие там были, и,