Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

позвал их обоих к обеду и после обеда спросил, что ему предпринять, чтобы

явиться в общество. На это Буффальмакко сказал: "Видите ли, маэстро, вам

следует быть очень мужественным, потому что, если вы не будете таковым, у

вас явятся препятствия, а нам вы учините большой вред; причину, почему вам

необходимо большое мужество, вы сейчас узнаете. Вы должны устроить так,

чтобы сегодня вечером, в пору первого сна, быть на одной из тех высоких

гробниц, что недавно устроены позади Санта Мария Новелла; будьте в лучшем из

ваших платьев, чтобы на первый раз явиться в приличном виде перед обществом,

и потому еще (так нам сказали, ибо после того мы там не были), что графиня

желает вас как человека хорошего рода поставить рыцарем, искупав на свой

собственный счет. Там дождитесь, пока не придет посланный нами. А для того

чтобы осведомить вас обо всем, знайте, что явится черный, рогатый зверь

небольшого роста и будет сильно пыхтеть и скакать на площади перед вами,

дабы устрашить вас, но увидев, что вы не пугаетесь, тихо подойдет к вам, а

как подойдет, вы безо всякого страха спускайтесь с могилы и, не поминая бога

и его святых, оседлайте его; когда сядете, сложите на груди руки

крест-накрест, не касаясь более зверя. Тогда он тихо двинется и доставит вас

к нам; но говорю вам теперь же, если вы упомянете бога и святых, либо

ощутите страх, он может вас сбросить и свалить в место не особенно

благовонное; потому, если вы полагаете, что мужества у вас не хватит, не

ходите, ибо вы сделаете вред себе без всякой пользы нам".

Тогда врач ответил: "Вы меня еще не знаете. Вы глядите на то, что я

ношу перчатки и на мне платье длинное; если б вы знали, что я по ночам делал

в Болонье, когда хаживал с товарищами к женщинам, вы диву бы дались. Клянусь

богом, раз ночью случилось так, что одна из них не захотела пойти с нами

(дрянненькая она была, хуже того, ростом с кулак), я прежде всего поколотил

ее хорошенько, а затем, схватив ее на отвес, понес ее на расстояние,

пожалуй, полета стрелы и добился-таки того, что пришлось ей пойти с нами.

Помню в другой раз, со мной не было никого, кроме моего слуги, вскоре после

Ave Maria я проходил там мимо кладбища миноритов, где в тот день похоронили

одну женщину, и не ощутил никакого страха. Поэтому не смущайтесь этим,

потому что смел и храбр я очень. И скажу вам еще: чтобы явиться туда

прилично, я надену мое пурпурное платье, в котором меня поставили в доктора;

погляжу я, как-то обрадуется общество, увидев меня, а там со временем меня

сделают и начальником. Увидите, как пойдет дело, лишь бы мне попасть туда,

ибо, еще не видав меня, графиня так в меня влюбилась, что хочет уготовить

мне рыцарскую баню; может быть, рыцарство мне не пристанет и я плохо буду

блюсти его, а может быть и хорошо; дайте только мне все устроить". - "Вы

очень хорошо говорите, - сказал Буффальмакко, - но смотрите, не подшутите

над нами, - вы, пожалуй, не придете или вас не найдут, когда мы пошлем за

вами; говорю это, потому что теперь холод, а вы, господа врачи, больно его

бережетесь". - "Не попусти того господь! - отвечал врач. - Я не из

ознобышей, холод мне нипочем; редко случается мне, чтобы, поднявшись ночью

за телесной нуждой, как то приходится порой делать, я надевал поверх куртки

что-либо кроме шубы. Потому я буду там наверно".

Когда те удалились и наступила ночь, маэстро придумал для жены

кое-какие предлоги, стащил у нее тайком свое торжественное платье, надел

его, и когда ему показалось, что пора, отправился на одну из указанных

гробниц; скорчившись на одном из мраморных памятников, ибо холод был

сильный, он стал поджидать зверя. Буффальмакко, высокий и здоровый, добыл

одну из тех личин, которые употреблялись в известных играх, ныне уже не

совершающихся, и, напялив на себя черный мех наизнанку, так уладился в нем,

что походил на медведя, только у маски была дьявольская харя и была она

рогатая. Так наряженный, он вместе с Бруно, шедшим за ним посмотреть, как

будет дело, отправился на новую площадь у Санта Мария Новелла. Лишь только

он завидел, что маэстро там, начал скакать и страшно метаться по площади,

пыхтя, рыча и крича, точно исступленный. Как услышал это и увидел маэстро,

волосы у него стали дыбом, он принялся дрожать, потому что был боязливее

женщины, и было мгновение, когда он предпочел бы скорее быть дома, чем

здесь. Тем не менее, раз отправившись туда, он сделал усилие, чтобы

ободриться, так велико было в нем желание увидеть чудеса, о которых те ему

наговорили.

Побесновавшись перед ним некоторое время, как было сказано,

Буффальмакко сделал вид, будто присмирел, подошел к гробнице, на которой

находился маэстро, и остановился. Тот, весь дрожа от страха, не знал, что

ему делать, сойти или остаться. Наконец, убоявшись, как бы зверь не учинил

чего худого, если он не вскочит на него, вторым страхом изгнал первый;

спустясь с гробницы и тихо говоря спаси господи, он взобрался на него,

крепко уселся и, все еще дрожа, сложил руки крестом на груди, как было ему

сказано. Тогда Буффальмакко тихо направился к Санта Мария делла Скалла и на

четвереньках довез его до монахинь Риполи. Были тогда в той стране ямы, куда

тамошние крестьяне опрастывали графиню Отхожую для унаваживания своих полей.

Когда Буффальмакко приблизился к ним, подойдя к краю одной и улучив время,

подставил руку под ногу врача и, сдернув его со спины, сбросил прямо вниз

головою; страшно ворча, скача и беснуясь, он направился вдоль Санта Мария

делла Скала к лугу Оньисанти, где нашел Бруно, убежавшего, ибо он не в силах

был удержаться от смеха. Сильно потешаясь, они издали принялись наблюдать,

что будет делать испачканный врач.

Господин врач, увидев себя в том поганом месте, силился подняться,

пытаясь вылезть, и снова падая туда и сюда; весь замаравшись с головы до

ног, опечаленный и жалкий, проглотил несколько драхм грязи, но все-таки

выкарабкался, покинув там плащ. Отершись, насколько было возможно, руками,

не зная, что иное ему предпринять, он вернулся домой и стал стучаться, пока

ему не отперли.

Когда он вошел весь провонялый, не успели затворить за ним двери, как

явились Бруно и Буффальмакко, чтобы узнать, как примет маэстро его жена.

Навострив уши, они услышали, что жена осыпала его большею бранью, чем какая

доставалась какому-либо негодяю, говоря: "Поделом тебе! Ты ходил к

какой-нибудь другой женщине и желал явиться красивым в своем пурпурном

платье. Меня тебе не было достаточно? Меня бы, братец, хватило на целый

полк, не то что на тебя. Желала бы я, чтобы они утопили тебя, а не то что

бросили, куда тебя и следовало бросить. Вот так почтенный медик, у него своя

жена, а он ночью за чужими бегает!" Такими и многими другими речами жена не

переставала мучить его до полуночи, пока врача, по его желанию, всего

омывали.

На следующее утро Бруно и Буффальмакко, расписав себе под платьем все

тело в синий цвет, как бывает от побоев, явились к врачу, которого нашли уже

вставшим. Войдя к нему, они почувствовали, что от всего воняет, потому что

не все еще было так вычищено, чтоб не несло. Когда врач услышал об их

приходе, вышел к ним навстречу и пожелал им во имя божие доброго дня. На это

Бруно и Буффальмакко по уговору ответили ему с гневным видом: "Ну, этого мы

вам не пожелаем, напротив, молим господа послать вам всего худого, умереть

бы вам злою смертью, как человеку неверному и наибольшему предателю из всех

живущих, ибо не за вами стало, чтобы мы, старавшиеся доставить вам честь и

удовольствие, не были убиты, как псы. Из-за вашего обмана нам перепало в эту

ночь столько ударов, что при меньшем количестве осел дошел бы до Рима, не

говоря уже о том, что мы были в опасности быть изгнанными из общества, куда

намеревались провести вас. Если вы нам не верите, поглядите на наше тело, на

что оно похоже". И, распахнув перед ним в полусвете одежды, они показали ему

свои намалеванные груди и тотчас же закрылись. Врач хотел было извиниться и

рассказать о своих бедствиях, как и куда его бросили. На это Буффальмакко

сказал: "Я желал бы, чтобы он вас бросил с моста в Арно. Зачем поминали вы

бога и святых? Разве мы вам о том наперед не говорили?" Врач отвечал:

"Ей-богу, не поминал". - "Как не поминали? - говорит Буффальмакко. -

Поминали и очень; наш посланный сказал нам, что вы дрожали, как ветка, и не

понимали, где вы находитесь. Хорошо вы с нами поступили, более никто с нами

того не учинит, а вам мы воздадим ту честь, какая вам подобает".

Врач стал просить прощения и молить, ради бога, не позорить его,

стараясь умиротворить их словами, какие только приходили ему на ум. Из

боязни, чтобы они не объявили ему позора, он, если прежде их чествовал, то

теперь зачествовал и заухаживал еще более, угощая их обедами и всем другим.

Таким-то образом, как вы слышали, наставляют уму-разуму тех, кто не

вынес его из Болоньи.

Новелла десятая

Некая сицилианка ловко похищает у одного купца все, привезенное им в

Палермо; притворившись, что вернулся еще с большим, чем прежде, товаром, и

заняв у ней денег, он оставляет ей воду и вычески.

Какой смех вызывала порою у дам новелла королевы, нечего и спрашивать:

не было ни одной, у которой от чрезмерного смеха раз до двенадцати не

являлись бы слезы на глазах. Но когда новелла кончилась, Дионео, знавший,

что очередь за ним, сказал: - Прелестные дамы, известно, что проделка тем

более нравится, чем над более тонким искусником ловко подшутили. Потому,

хотя все мы говорили здесь много прекрасного, я намерен рассказать новеллу,

которая тем более понравится вам в сравнении с другими рассказанными, чем

более та, над которой подшутили, превосходила всех и каждого из обманутых, о

которых шла речь, в искусстве проводить других.

Существовал прежде, а может быть, и теперь еще существует такой обычай

в приморских городах, где есть порт, что все купцы, являющиеся туда с

товарами, выгрузив их, складывают их в один магазин, кое-где называющийся

доганой, который содержит коммуна или владетель города. Здесь, сдав тем, кто

над этим поставлен, весь товар по расписке с показанием его цены, купец

получает от них склад, куда и помещает свой товар, заперев его на ключ, а

доганьеры вписывают его в книгу доганы за счет купца, заставляя его

впоследствии платить себе пошлину за весь товар или за часть его, которую он

выберет из доганы. Из этой книги доганы маклера часто узнают о качестве и

количестве находящихся там товаров, а также каких он купцов, с которыми они

впоследствии, когда им понадобится, толкуют о мене и размене, продаже и

другом сбыте.

Обычай этот существовал как во многих других местах, так и в Палермо в

Сицилии, где также водилось и еще водится много женщин, красивых собой, но

живших не в ладах с честью; те же, которые их не знают, приняли бы их за

знатных и достойных дам. Всецело преданные тому, чтобы не то что брить

мужчин, а сдирать с них кожу, они, едва увидят приезжего купца, тотчас же

справляются в книге доганы, что у него там есть и насколько он состоятелен,

а затем своим приветливым и любовным обращением и милыми речами стараются

подманить и завлечь таких купцов в свои любовные сети; многих они увлекли