Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

своему сыну к тем обязана тебе навеки".

Когда Федериго услышал, о чем просила его дама, и понял, что он не

может услужить ей, потому что подал ей сокола за обедом, принялся в ее

присутствии плакать, прежде чем был в состоянии что-либо ответить. Дама на

первых порах вообразила, что происходит это скорее от горя, что ему придется

расстаться с дорогим соколом, чем от какой-либо другой причины, и чуть не

сказала, что отказывается от него, но, воздержавшись, обождала, чтобы за

плачем последовал ответ Федериго, который начал так: "Мадонна, с тех пор как

по милости божией я обратил на вас свою любовь, судьба представлялась мне во

многих случаях враждебной, и я сетовал на нее, но все это было легко в

сравнении с тем, что она учинила мне теперь, почему я никогда не примирюсь с

ней, когда подумаю, что вы явились в мою бедную хижину, куда, пока она была

богатой, вы не удостаивали входить; что вы просите у меня небольшого дара, а

судьба так устроила, что я не могу предложить вам его; почему, об этом я

скажу вам вкратце. Когда я услыхал, что вы снизошли прийти пообедать со

мною, я, принимая во внимание ваши высокие достоинства и доблесть, счел

приличным и подобающим учествовать вас, по возможности, более дорогим

блюдом, чем какими вообще чествуют других; потому я вспомнил о соколе,

которого вы у меня просите, о его качествах, и счел его достойной для вас

пищей, и сегодня утром он был подан вам изжаренным на блюде; я полагал, что

достойно им распорядился; узнав теперь, что вы желали его иметь в другом

виде, я так печалюсь невозможностью услужить вам, что, кажется мне, никогда

не буду иметь покоя". Так сказав, он велел в доказательство всего этого

бросить перед ней перья и ноги и клюв сокола.

Когда дама увидела и услыхала это, на первых порах упрекнула его за то,

что он заколол такого сокола, чтобы угостить им женщину, а затем стала

восхвалять про себя его великодушие, которое не в силах была умалить

бедность. Затем, утратив надежду получить сокола, а вследствие этого полная

сомнений относительно здоровья ребенка, она, печально простившись, вернулась

к сыну, который, вследствие ли горя, что не мог получить сокола, или привела

его к тому болезнь, по прошествии немногих дней скончался к величайшей

скорби матери. Пробыв некоторое время в слезах и горести, она, оставшаяся

богачихой и еще молодой, несколько раз была побуждаема братьями снова выйти

замуж. Хотя она того и не желала, но видя, что к ней пристают, вспомнила о

доблести Федериго и о его последней щедрости, когда он заколол, чтобы

учествовать ее, такого сокола, и сказала братьям: "Если б вы на то

согласились, я охотно осталась бы так, как есть: но если уж вам угодно,

чтобы я вышла замуж, я по чести не изберу никого другого, кроме Федериго

дельи Альбериги". На это братья ответили, глумясь над ней: "Глупая, что ты

говоришь, как хочешь ты выйти за человека, у которого нет ничего на свете?"

А она на это им в ответ: "Братцы мои, я отлично знаю, что все так, как вы

говорите, но я предпочитаю мужчину, нуждающегося в богатстве, богатству,

нуждающемуся в мужчине". Братья, узнав об ее решении и зная доблести

Федериго, хотя он был и беден, выдали ее за него со всем ее богатством, как

она того желала. Получив в жены такую женщину, которую он любил, став, кроме

того, богачом и лучшим, чем прежде, хозяином, он в радости и веселии провел

с ней остаток своих дней.

Новелла десятая

Пьетро ди Винчьоло идет ужинать вне лома, его жена приглашает к себе

молодого человека, Пьетро возвращается, а она прячет любовника под корзину

из-под цыплят. Пьетро рассказывает, что в ломе Эрколано, с которым он

ужинал, нашли молодого человека, спрятанного там его женою; жена Пьетро

порицает жену Эрколано; на беду осел наступает на пальцы того, кто находится

под корзиной; он кричит. Пьетро бежит туда, видит его и узнает обман жены, с

которой под конец, по своей низости, мирится.

Повесть королевы уже пришла к концу, и все славили бога, достойно

вознаградившего Федериго, когда Дионео, никогда не ожидавший приказаний,

начал: - Я не умею решить, по случайной ли порочности, или вследствие дурных

нравов, водворившихся среди смертных, или по естественной греховности люди

скорее радуются дурным, чем хорошим поступкам, особенно когда первые их не

касаются. А так как труд, который я прежде взял и теперь готов взять на

себя, не имеет иной цели, как отогнать от вас печаль, вызвав у вас смех и

веселье, я расскажу вам, влюбленные дамы, следующую новеллу, хотя содержание

ее отчасти менее чем прилично, расскажу потому, что она может доставить вам

удовольствие; а вы, слушая ее, поступите с ней, как обыкновенно делаете,

входя в сад, где, протянув нежную ручку, срываете розу, оставляя шипы; что

вы и сделаете, предоставив дрянного человека, в недобрый час, его бесчестью,

весело смеясь над любовными шашнями его жены, а где надо ощущая сострадание

к чужому горю.

Жил в Перуджии не много времени тому назад богатый человек, по имени

Пьетро ди Винчьоло, который, быть может, скорее с целью обмануть других и

устранить общее мнение о себе всех перуджинцев, чем по своему желанию, взял

за себя жену, и судьба так ответила его вкусам, что избранная им жена

оказалась девушкой плотной, рыжей и горячей, которая предпочла бы двух мужей

одному, тогда как она попала на человека, более помышлявшего о другом, чем о

ней. Убедившись в этом с течением времени, видя, что она красива и свежа,

чувствуя себя бодрой и сильной, она стала сначала предаваться сильному

гневу, порой доходя с мужем до бранных слов и всегда живя с ним не в ладу.

Но затем убедившись, что от всего этого скорее зачахнет она, чем исправится

негодность мужа, она сказала себе: "Этот жалкий человек пренебрегает мной,

чтобы в своем пороке ходить в деревянных башмаках посуху; постараюсь же я

повести кого-нибудь другого в корабле по морю. Я взяла его себе в мужья и

принесла ему большое, хорошее приданое, зная, что он - мужчина, и полагая,

что он охоч до того, до чего и должны быть охочи мужчины; если б я была

убеждена, что он не мужчина, то никогда н не вышла бы за него. Он знал, что

я - женщина, зачем же он брал меня в жены, если женщины ему противны? Это

невыносимо. Если б я не желала жить в миру, я пошла бы в монахини, но коли

желать жить в миру, как я живу и хочу жить, и ждать от него утехи и

удовольствия, я, пожалуй, состареюсь в напрасных ожиданиях, и когда буду

старухой, спохватившись, напрасно буду сетовать на даром потраченную юность;

а что ей надо дать утеху, то он мне отличный учитель, наставляющий меня

наслаждаться тем, чем наслаждается он сам; и это наслаждение будет во мне

похвально, тогда как в нем оно достойно великого порицания. Я нарушу лишь

законы, тогда как он нарушает и законы и природу".

Когда жене запала такая мысль, и, быть может, не один раз, она, дабы

тайно осуществить ее, сошлась с одной старухой, с виду походившей на св.

Вердиану, что кормит змей, всегда ходившей с четками в руках ко всякому

отпусту, ни о чем другом не говорившей, как о житии святых отцов и язвах св.

Франциска, и вообще всеми считавшейся за святую. Улучив время, она вполне

открыла ей свои желания; старуха сказала ей: "Дочь моя, господь знает, а он

ведает все, что ты очень хорошо сделаешь; если бы даже ты не совершила того

по какой другой причине, тебе, как и всякой молодой женщине, следовало бы

так поступить, дабы не потерять времени юности, потому что для человека с

разумением нет печали выше сознания, что он упустил время. И какому черту мы

годны, состарившись, как на то разве, чтобы сторожить золу в камельке? Если

есть кто-либо знающий о том и могущий это засвидетельствовать, то я одна из

таковых, потому что теперь, когда я стара, я сознаю не без великих и

горестных угрызений духа, хотя и без пользы, сколько времени я упустила; и

хотя я потеряла его не совсем (я не желала бы, чтобы ты сочла меня

простухой), я все же не сделала всего того, что могла бы сделать; и теперь,

когда я об этом поминаю и посмотрю, какой, ты видишь, я стала, что мне никто

и огня не подаст б труте, я ощущаю бог знает какую скорбь. С мужчинами того

не случается, они рождаются годными на тысячи дел, не только на это, и

большею частию старики годнее молодых; а женщины рождаются не на что иное,

как на это дело и чтобы рождать детей, потому только ими и дорожат. Если бы

ты не убедилась в этом на чем ином, должна убедиться на том, что мы всегда к

тому делу готовы, чего с мужчинами не бывает; к тому же женщина может

уходить многих мужчин, тогда как много мужчин не могут утомить одной

женщины, а так как мы на это и рождены, то снова говорю тебе, ты очень

хорошо поступишь, если отплатишь своему мужу хлебом да ватрушку, дабы в

старости твоей душе нечем было упрекать плоть. От этого мира всякий получает

постольку, сколько схватит, особливо женщины, которым гораздо более подобает

пользоваться временем, коли оно представится, чем мужчинам, потому что сама

ты можешь видеть, когда мы постареем, что ни муж и ни кто другой не хочет и

смотреть на нас, напротив, гонят нас на кухню мурлыкать с кошкой и

пересчитывать горшки и сковороды, хуже того, над нами издеваются и говорят

молодицам покормиться, а старухам подавиться; и много еще других вещей они

говорят. Не тратя более слов, скажу тебе теперь же, что ты ни к кому в свете

не могла обратиться, чтобы открыть свои мысли, кто был бы тебе полезнее

меня, ибо нет такого щеголя, которому я не решилась бы сказать, что нужно, и

ни одного столь грубого и неотесанного, которого бы я не умаслила хорошенько

и не привела к тому, что мне желательно. Ты только покажи мне того, кто тебе

нравится, и предоставь мне действовать, но об одном тебе напомню, дочь моя,

чтобы ты меня не забыла, ибо я - женщина бедная, а я желаю, чтобы ты отныне

же стала участницей всех моих индульгенций и всех молитв, которые я прочту,

дабы господь принял их вместо поминальных свеч по твоим покойникам".

Она кончила. И вот молодая женщина согласилась с старухой на том, что

если она увидит одного молодого человека, который часто проходит по той

улице и все приметы которого она ей сказала, то чтобы знала, что ей делать,

подав ей кусок солонины, она отправила ее с богом.

Не прошло нескольких дней, как старуха потихоньку провела к ней в

комнату того, о ком она ей говорила, а затем вскоре и других, кто

приглядывался молодой женщине, а она, постоянно сторожась мужа, не упускала

случая сделать в этом отношении все, что могла.

Случилось однажды, что мужу надо было пойти ужинать к одному его

приятелю, по имени Эрколано, а жена велела старухе послать ей одного