Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

она? Не сделать того, ей-ей, тем молодым бахвалам, что шляются взад и

вперед, а в тысячу лет не сумели бы сосчитать трех пригоршней орехов.

Хочется мне, чтобы ты поглядел немного, каков я буду с гитарой: вот так

будет штука! Пойми хорошенько, ведь я еще не так стар, как тебе кажусь, она

это отлично заприметила, но я ей еще лучше докажу это, когда запущу в нее

коготь; клянусь Христовым телом, я сыграю с ней такую игру, что она забегает

за мной, как дурочка за ребенком". - "О да, - ответил Бруно, - ты ее

заковыряешь, мне так и видится, что ты начнешь кусать своими зубами, об твои

скрипичные колки, ее алый ротик, ее щечки, похожие на розы, а затем и всю ее

проглотишь". Слушая эти слова, Каландрино словно испытывал все это наяву и

ходил, подпевая и подпрыгивая, такой веселый, что вот-вот его выпрет из

кожи.

На следующий день, принеся гитару, он, к великому удовольствию всего

общества, спел под ее звуки несколько канцон. В короткое время он дошел до

такого вожделения частых с ней свиданий, что вовсе не работал и тысячу раз в

день подходил то к окну, то к двери или выбегал на двор, чтобы повидать ее,

а та, действуя по научению Бруно, очень ловко давала к тому повод. С своей

стороны, Бруно отвечал на его послания, а иногда приносил таковые же и от

нее; когда ее там не было, как то случалось по большей части, он доставлял

ему письма, будто от все, в которых подавал ему большие надежды на

исполнение его желаний, рассказывая, что она теперь дома у своих родителей,

где им нельзя видеться.

Таким-то образом Бруно и Буффальмакко, руководившие всем делом,

извлекли из деяний Каландрино величайшую для себя потеху, иногда заставляя

его дарить себе, будто по просьбе милой, то гребень из слоновой кости, то

кошелек или ножичек и другие подобные мелочи, и, наоборот, приносили ему

фальшивые дешевые колечки, что доставляло Каландрино великую радость. Кроме

того, они получали от него хорошие закуски и другие угощения, с тем, чтобы

они ратовали за его дело.

Когда таким путем они продержали его месяцев около двух, ничего более

не сделав, Каландрино, заметив, что работа подходит к концу, и рассчитав,

что, если до ее окончания он не достигнет цели своей любви, ему это никогда

более не удастся, стал сильно приставать и торопить Бруно. Вследствие этого,

когда девушка явилась, Бруно, наперед уговорившись с ней и с Филиппе, что

следует предпринять, сказал Каландрино: "Видишь ли, товарищ, эта женщина

тысячу раз обещала мне непременно исполнить то, о чем ты просишь, а ничего

не делает; кажется мне, она водит тебя за нос, потому, так как она не

исполняет обещания, мы, коли желаешь, принудим ее к тому, хочет она или не

хочет". Каландрино отвечал: "Сделай милость, бога ради, лишь бы поскорее".

Бруно говорит: "Хватит ли у тебя мужества прикоснуться к ней ладонкой,

которую я тебе дам?" - "Разумеется", - ответил Каландрино. "В таком случае,

- сказал Бруно, - принеси мне немного пергамента из кожи недоношенного

ягненка, живую летучую мышь, три зерна ладана и благословенную свечу и дай

мне все устроить".

Весь следующий вечер Каландриио простоял с своей ловушкой, чтобы

поймать летучую мышь, и, словив ее, наконец, вместе с другими вещами отнес

ее к Бруно. Уйдя в свою комнату, Бруно написал на том пергаменте какие-то

небылицы каракулями и, отнеся его к Каландрино, сказал: "Знай, Каландрино,

коли ты коснешься ее этим писанием, она тотчас же пойдет за тобою я сделает

все, что ты хочешь. Потому, если Филиппе отправится сегодня куда-нибудь,

приступи к ней и, дотронувшись до нее, пойди в сарай с соломой, что здесь

рядом, это место лучше других, туда никто никогда не заходит; увидишь, она

туда явится, а как придет, сам знаешь, что тебе делать". Каландрино

обрадовался, как никто на свете, и, взяв рукописание, сказал: "Теперь,

товарищ, дело за мной".

Нелло, которого Каландрино сторожился, потешался над ним, как и другие,

и сам помогал сыграть над ним шутку; потому, по распоряжению Бруно, он

отправился во Флоренцию к жене Каландрино и сказал ей: "Тесса, ты помнишь,

как без всякой причины побил тебя Калаидрино в тот день, когда вернулся с

камнями с Муньоне, потому мне хочется, чтобы ты отомстила за себя; коли ты

того не сделаешь, не считай меня более ни родственником, ни другом. Он

влюбился в одну тамошнюю женщину, а она, негодная, часто запирается с ним, и

они еще недавно сговорились вскоре сойтись; я и хочу, чтобы ты пришла туда,

увидала бы его и хорошенько пожурила".

Как услышала это жена, дело показалось ей не шуточным;

вскочив, она принялась кричать: "Ах ты уличный разбойник, так вот ты

что со мной делаешь! Клянусь богом, тому не бывать, чтобы я тебе за то не

отплатила". Схватив свою накидку, в сопровождении служанки она скорым шагом

отправилась туда вместе с Нелло. Когда Бруно увидел издали, что она идет,

сказал Филиппе: "Вот и наш союзник". Поэтому Филиппе, зайдя туда, где

работал Каландрино и другие мастера, сказал: "Господа, мне надо тотчас ехать

во Флоренцию, работайте прилежно". Оставив их, он спрятался в одном месте,

откуда, не будучи видим, мог наблюдать, что творит Каландрино.

Тот, как только рассчитал, что Филиппе несколько отъехал, тотчас же

спустился во двор, где встретил Някколозу одну; он вступил с ней в беседу, а

она, хорошо зная, что ей делать, подойдя к нему, была с ним несколько

нелюбезнее обыкновенного. Тогда Каландрино коснулся ее ладонкой и лишь

только сделал это, тотчас же направился в сарай, а Никколоза за ним; когда

они вошли, она заперла дверь и, обняв Каландрнно, бросила его на бывшую там

на полу солому, вскочила на него верхом и, положив ему руки на плечи, чтобы

не дать ему возможности приблизить к ней свое лицо, стала на него глядеть

как бы со страстным желанием, говоря: "Дорогой мой Каландрино, сердце ты

мое, душа моя, мое благо и покой, сколько времени желала я обладать тобою и

обнять тебя вволю! Ты своею приветливостью свил из меня веревку, иссушил мое

сердце звуками твоей гитары. Неужели то правда, что ты со мной". А

Каландрино, едва будучи в состоянии двинуться, говорил: "Сладость души моей,

дай мне тебя поцеловать". - "Как, однако, ты спешишь! - отвечала Никколоза.

- Дай мне прежде вволю наглядеться на тебя, дай моим глазам насытиться милым

видом твоего лица".

Бруно и Буффальмакко пошли между тем к Филиппе и все втроем видели и

слышали, как было дело. Уже Каландрино готовился было поцеловать Никколозу,

как явился Нелло с донной Тессой. Придя, он сказал: "Клянусь богом, они

теперь вдвоем". Когда добрались они до входной двери, жена, взбешенная,

схватившись за нее руками, высадила ее и, войдя, увидела Никколозу верхом на

Каландрино. Лишь только та заметила ее, тотчас же поднялась и побежала туда,

где находился Филиппе. А монна Тесса запустила ногти в лицо Каландрино, еще

не успевшего подняться, исцарапала его и, схватив за волосы, таская взад и

вперед, принялась говорить: "Поганый ты, гадкий пес, так ты вот что со мной

чинишь? Старый дурак, будь я проклята, что любила тебя. Так тебе кажется,

что тебе дома мало дела, что ты влюбляешься в других? Что за прелестный

любовник! Разве не знаешь ты себя, жалкий ты человек, разве не знаешь,

бедняк, что если выжать тебя, не выйдет соку даже на подливку! Клянусь

богом, теперь не Тесса объезжала тебя, а другая, да накажет ее бог, кто бы

она ни была, потому что, наверное, это, должно быть, большая дрянь, если

влюбилась в такое сокровище, как ты".

Как увидел жену Каландрино, стал ни жив ни мертв и не смел защититься

от нее; исцарапанный, оборванный, взъерошенный, он встал и, подняв свой

плащ, стал униженно просить жену, чтобы не кричала, если не желает, чтобы

его изрубили в куски, потому что женщина, с ним бывшая, жена хозяина дома.

"Ладно, - отвечала жена, - да пошлет ей господь всякого зла".

Бруно и Буффальмакко, вволю насмеявшиеся над этим делом вместе с

Филиппе и Никколозой, явились туда, будто на крик, и после многих уговоров,

усмирив жену, посоветовали Каландрино отправиться во Флоренцию и более сюда

не возвращаться, дабы Филиппе, неравно узнав о том, не сделал ему чего-либо

худого. Так Каландрино и пошел во Флоренцию, бедный и жалкий, весь

общипанный и исцарапанный, и, не осмеливаясь вернуться обратно, денно и

нощно мучимый и тревожимый упреками жены, принужден был положить конец своей

пылкой любви, дав повод посмеяться над собой товарищам, и Никколозе, и

Филиппе.

Новелла шестая

Двое молодых людей заночевали в гостинице; один из них идет спать с

дочерью хозяина, жена которого по ошибке улеглась с другим. Тот, что был с

дочерью, ложится затем с ее отцом и, приняв его за своего товарища,

рассказывает ему обо всем. Между ними начинается ссора. Жена, спохватившись,

идет в постель к дочери и затем улаживает все несколькими словами.

Каландрино, уже много раз смешивший всю компанию, рассмешил и на этот

раз, и когда, обсудив его деяния, дамы умолкли, королева поручила сказывать

Памфило. Тот начал так: - Достохвальные дамы, имя Никколозы, любимой

Каландрино, вызвало в моей памяти другую Никколозу, о которой мне хочется

рассказать вам новеллу, потому что из нее вы увидите, как быстрая

предусмотрительность доброй женщины устранила великий скандал. В долине

Муньоне жил немного времени тому назад некий человек, который за деньги

кормил и поил проезжавших; хотя он был беден и дом у него был не просторный,

он, в случае большой нужды, пускал к себе на ночлег, если не всех, то

знакомых людей. У него была жена, очень красивая женщина, с которой он

прижил двух детей: одну девушку, красивую и милую, пятнадцати или

шестнадцати лет, еще не выданную замуж, и маленького сына, которому не было

еще и года и которого мать кормила сама. Молодая девушка обратила на себя

взоры одного молодого человека, миловидного и приятного, из родовитых людей

нашего города, который, часто бывая там, полюбил ее горячо, а она, очень

гордясь любовью такого юноши и изо всех сил стараясь приковать его

приветливым обхождением, также влюбилась в него, и много раз, при обоюдном

их желании, их любовь увенчалась бы успехом, если бы Пинуччьо, так звали

юношу, не желал избегнуть бесчестья девушки и своего. Между тем страсть их

росла со дня на день, и у Пинуччьо явилось желание сойтись с нею как бы то

ни было, и он стал придумывать повод, чтобы заночевать у ее отца, рассчитав

как человек, знакомый с внутренним расположением дома девушки, что, если это

удастся, он пробудет у нее, никем не замеченный; лишь только эта мысль ему

запала, он немедля приступил к действию. Однажды вечером в довольно поздний

час он вместе с своим верным товарищем, по имени Адриано, знавшим о его

любви, взяли наемных лошадей, привязали к ним два чемодана, может быть