Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

образом"? Бельколоре, засмеявшись, спросила: "Что же я-то вам делаю?"

Священник отвечал: "Ты-то мне ничего не делаешь, но не даешь мне сделать,

чего я хочу и что сам бог повелел". Говорит Бельколоре: "Убирайтесь,

убирайтесь! Да разве священники такие вещи делают?" Священник отвечал: "Да,

и мы делаем это лучше, чем другие мужчины, а почему бы и нет? И я даже тебе

больше скажу - мы работаем лучше. А знаешь почему - потому что мелем при

водяном скопе. И тебе, наверно, хорошо будет, если ты будешь молчать, а мне

предоставишь делать". - "А какая такая польза может от этого быть мне, когда

все вы неподатливее черта?" - спросила Бельколоре. Священник говорит: "Я не

знаю, спрашивай ты: хочешь ли пару башмаков, или бант, или кусок материи,

или чего желаешь". Бельколоре сказала: "Ладно, брат, все это у меня есть, но

коли вы так меня любите, почему не окажете мне услуги, а я сделаю, что вы

захотите". - "Говори, что хочешь, я сделаю это охотно", - отвечал священник.

Тогда Бельколоре сказала; "Мне надо в субботу пойти во Флоренцию сдать

спряденную мною шерсть и дать починить мою прялку, и если вы ссудите мне

пять лир, - а я знаю, что они у вас есть, - я выкуплю у закладчика мое

темносинее платье и праздничный пояс, который я принесла в приданое мужу,

потому что, видите ли, мне нельзя показаться ни в церковь, ни в другом

приличном месте, так как у меня его нет; а там я всегда стану делать все,

что вы ни пожелаете". Священник отвечал: " Пошли мне господь благовременье!

Нет со мной таких денег, но поверь, что еще до субботы я очень охотно так

устрою, что они у тебя будут". - "Да, - говорит Бельколоре, - все вы большие

сулители, а затем никому не держите слова; не думаете ли и со мной сделать,

как с Бильуццою, которая так и осталась при пустых словах? Клянусь богом,

этому не бывать, потому что из-за этого она и пошла по рукам; коли денег нет

при вас, сходите за ними". - "Эх, - сказал священник, - не отсылай меня

теперь домой, потому, видишь ли, случай теперь такой подошел, что никого

нет, а когда вернусь, того гляди - кто-нибудь подвернется, кто нам помешает;

а я не знаю, когда-то мне будет такая удача, как теперь". А она говорит:

"Ладно; коли хотите пойти, ступайте; коли нет, погодите".

Священник, видя, что она не желает сделать приятное ему, если не на

условии: "Сохрани меня (salvum me fac), тогда как ему хотелось было устроить

это "Без охраны" (sine custodia), сказал: "Вот ты не веришь мне, что я их

тебе принесу; для того чтобы ты поверила мне, я оставлю тебе в залог этот

синий плащ". Бельколоре, подняв лицо, сказала: "Этот-то плащ? А что он

стоит?" - "Как что стоит? - сказал священник, - узнай, что он из двойного и

почти тройного сукна, а иные из наших почитают его за четверное, и не будет

еще двух недель, как он обошелся мне у тряпичника Лотто целых семь лир, и я

выгадал еще пять сольдов, как сказал мне Бульетто, а ты знаешь, что он

хороший знаток синих сукон". - "Так разве? - сказала Бельколоре. - Ей-богу,

я никогда бы тому не поверила; только дайте мне его наперед".

Отец священник, у которого лук был напряжен, снял плащ и отдал ей;

убрав его, она сказала: "Батюшка, пойдем в эту хату, туда никто не заходит

никогда". Так и сделали. Здесь священник долго забавлялся с ней, угощая ее

самыми сладкими в свете поцелуями; затем, уйдя в одном исподнем платье,

точно отбывал службу на свадьбе, вернулся в церковь. Здесь он размыслил, что

сколько бы огарков он ни собрал за целый год приношений, они не составили бы

и половины пяти лир, и ему показалось, что он поступил дурно, и он

раскаялся, что оставил плащ, и начал соображать, каким бы способом

заполучить его, не тратясь. А так как он был не без хитрости, он отлично

измыслил, как его снова добыть, что и удалось ему, потому что на следующий

день, - а был праздник, - он послал мальчика одного из своих соседей к той

монне Бельколоре попросить, не согласится ли она ссудить ему свою каменную

ступку, потому что в то утро у него обедают Бингуччьо дель Поджио и Нути

Бульетти и он хочет сделать подливку. Бельколоре послала ее ему. Когда

настало время обеда, священник приноровил, когда обедают Бентивенья дель

Маццо и Бельколоре, и, позвав своего клирика, сказал ему: "Возьми эту

ступку, отнеси ее Бельколоре и скажи: "Батюшка говорит, что очень

благодарен, и просит прислать ему плащ, который мальчик оставил у вас в

залоге". Клирик пошел с этой ступкой в дом Бельколоре и нашел ее вместе с

Бентивенья за столом; они обедали. Здесь, поставив ступку, он передал

поручение священника. Услышав, что у нее требуют плащ, Бельколоре хотела

было отвечать, но Бентивенья сказал с сердитым видом: "Так ты берешь залоги

у батюшки? Клянусь Христом, мне так и хочется накласть тебе под подбородок;

ступай отдай его ему тотчас же, пострел тебя возьми! Да смотри, если б он

чего-нибудь пожелал, говорю тебе, если б он попросил даже нашего осла, не то

что чего другого, ему нет отказа".

Бельколоре поднялась, ворча, и, отправившись к сундуку, вытащила из

него плащ и, отдавая клирику, сказала: "Скажи так от меня батюшке:

"Бельколоре говорит и богом клянется, что вы никогда более не будете тереть

подливку в ее ступке, так хорошо вы учествовали ее с этой!" Клирик пошел с

плащом и передал поручение батюшке; на что священник сказал, смеясь: "Скажи

ей, когда увидишь ее, что коли она не будет ссужать мне ступку, я не стану

ссужать ее ничем другим".

Бентивенья думал, что жена его говорит эти слова потому, что он

выбранил ее, и не обратил на них внимания, но Бельколоре поссорилась с

батюшкой и препиралась с ним о том до виноградного сбора, но впоследствии,

когда священник пригрозил ей, что отправит ее в пасть набольшего Люцифера,

она от великого страха помирилась с ним на молодом вине и горячих каштанах,

и они еще часто утешались друг с другом. А в возмездие пяти лир священник

велел обтянуть новой бумагой ее цимбалы и приделать к ним колокольчик, и она

осталась довольна.

Новелла третья

Каландрино, Бруно и Буффальмакко идут вниз по Муньоне искать

гелиотропию. Каландрино воображает, что нашел ее, и возвращается домой,

нагруженный камнями; жена бранит его; разгневанный, он ее колотит, а своим

товарищам рассказывает о том, что они сами лучше его знают.

Когда кончилась новелла Памфило, над которой дамы так смеялись, что

смеются еще и теперь, королева велела продолжать Елизе, которая и начала,

еще смеясь: - Не знаю, прелестные дамы, удастся ли мне моей новеллой, не

менее правдивой, чем потешной, так рассмешить вас, как заставил Памфило

своею; но я постараюсь.

В нашем городе, где всегда были в изобилии и различные обычаи и

странные люди, жил еще недавно живописец, по имени Каландрино, человек

недалекий и необычных нравов, водившийся большую часть времени с двумя

другими живописцами, из которых одного звали Бруно, другого Буффальмакко,

большими потешниками, впрочем, людьми рассудительными и умными, общавшимися

с Каландрино потому, что его обычаи и придурковатость часто доставляли им

великую забаву. Был также о ту пору во Флоренции молодой человек,

удивительный забавник во всем, за что бы ни принялся, находчивый и приятный,

по имени Мазо дель Саджио, который, прослышав кое-что о глупости Каландрино,

вознамерился потешиться над ним, проделав с ним какую-либо штуку, либо

уверив его в чем-нибудь небывалом. Встретив его однажды случайно в церкви

Сан Джьованни и увидев, что он внимательно рассматривает живопись и резьбу

на доске, которую незадолго перед тем поставили над алтарем названной

церкви, он нашел место и время удобными для своей цели, предупредив одного

своего товарища относительно того, что затевал сделать, и оба, подойдя к

тому месту, где Каландрино сидел один, притворяясь, что не видят его, стали

рассуждать о свойствах различных камней, о которых Мазо говорил так

основательно, как будто он был известный и большой знаток камней. Каландрино

насторожил уши на эту беседу и, встав по некотором времени, видя, что

разговор не тайный, подошел к ним. Мазо, очень довольный этим, продолжал

свой разговор, когда Каландрино спросил его, где находятся столь чудесные

камни, Мазо ответил, что большею частью они встречаются в Берлинцоне, в

стране басков, в области, называемой Живи-лакомо, где виноградные лозы

подвязывают сосисками, гусь идет за копейку, да еще с гусенком впридачу;

есть там гора вся из тертого пармезана, на которой живут люди и ничем другим

не занимаются, как только готовят макароны и клецки, варят их в отваре из

каплунов и бросают вниз; кто больше поймает, у того больше и бывает; а

поблизости течет поток из Верначчьо, лучшего вина еще никто не пивал, и нет

в нем ни капли воды. "О! - сказал Каландрино. - Вот так славный край! Но

скажите мне, куда идут каплуны, которых те отваривают?" Мазо отвечал: "Всех

съедают баски". Тогда Каландрино спросил: "Был ты там когда-нибудь?" На это

Мазо ответил: "Ты говоришь, был ли я? Да, я был там раз, все одно, что

тысячу". - "А сколько туда миль?" - спросил тогда Каландрино. Мазо отвечал:

"Да будет тысячу и более, ночь пропеть, не долее". Говорит Каландрино: "Так,

это будет подальше Абруцц?" - "Разумеется, - ответил Мазо, - и еще

подальше".

Простак Каландрино, видя, что Мазо говорит это с спокойным лицом и не

смеясь, поверил тому, как верят самой наглядной истине, и, считая это за

действительное, сказал: "Для меня это слишком далеко, а если бы поближе

было, я, наверно, побывал бы там разок с тобою, хотя бы для того, чтобы

посмотреть, как варятся те макароны, и наесться всласть. Но скажи мне, - да

пошлет тебе господь бог радости! - не встречается ли в наших странах

какого-нибудь из этих столь чудесных камней?" На это Мазо отвечал: "Да,

встречаются два рода камней удивительной силы: один - это гранитные камни

Сеттиньяно и Монтиши, силой которых, когда их обратить в жернова, делается

мука; почему и говорится в тех краях, что от бога милости, а из Монтиши

жернова, а этих жерновов такое количество, что у нас их мало ценят, как у

них изумруды, из которых там горы выше горы Морелло, и так они светятся в

полночь, что, боже упаси. И знай: если бы кто обил кольцами готовые жернова,

прежде чем их пробуравить, и понес их султану, получил бы от него все, что

ни пожелает. Другой есть камень, который мы, знатоки, зовем гелиотропией,

камень великой силы, ибо кто носит его на себе, пока он при нем, никому не

бывает видим - там, где его нет". Тогда Каландрино сказал: "Великие это

силы; а этот другой камень где встречается?" На это Мазо ответил, что его

находят в Муньоне. Говорит Каландрино: "Какой величины этот камень? И каков