Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

День восьмой

Кончен седьмой день Декамерона и начинается восьмой, в котором, под

председательством Лауретты, рассказывают о шутках, которые ежедневно

проделывают друг над другом: женщина над мужчиной, или мужчина над женщиной,

либо мужчина над мужчиной

Уже лучи восходившего светила показались утром в воскресенье на

вершинах высочайших гор, мрак рассеялся и все стало видно кругом, когда

королева и ее общество, поднявшись и погуляв наперед по росистой траве, в

половине третьего часа посетили небольшую соседнюю церковь, где слушали

божественную службу; вернувшись домой и весело и приятно пообедав, попели и

поплясали немного, а затем, с позволения королевы, кто желал, мог пойти

отдохнуть. Но когда солнце уже перешло за полуденный круг, все уселись, по

благоусмотрению королевы, у прекрасного фонтана для обычных рассказов, и,

следуя приказу королевы, Неифила начала так.

Новелла первая

Гульфардо берет у Гаспарруоло деньги взаймы и, условившись с его женою,

что он проспит с нею за такую же сумму, вручает их ей и говорит Гаспарруоло

в ее присутствии, что возвратил их жене, а та подтверждает, что это правда.

Если уже так устроил господь, чтобы мне открыть этот день моей

новеллой, я согласна; а так как, любезные дамы, много говорено было о

проделках, устроенных мужчинам женщинами, мне желательно рассказать вам о

проделке, устроенной мужчиной одной женщине, не потому, чтобы я хотела

укорить ею совершенное мужчиной, либо сказать, что женщина получила не по

своим заслугам, напротив того, желая похвалить мужчину и укорить женщину и

показать, что и мужчины умеют провести доверяющихся им, как и их проводят

те, кому они верят. Хотя, говоря по-настоящему, то, о чем я хочу рассказать,

следовало бы назвать не шуткой, а должным воздаянием, ибо женщине подобает

особенно быть честной, соблюдая, как жизнь, свое целомудрие и ни за что не

допуская осквернить его; но так как, по нашей слабости, невозможно соблюсти

это в полноте, как бы следовало, я утверждаю, что та достойна костра, кто

увлекается к такому делу из-за денег, тогда как, кто доходит до того по

любви, могучие силы которой нам известны, заслуживает прощения в глазах не

слишком строгого судьи, как то несколько дней тому назад показал нам

Филострато на примере мадонны Филиппы в Прато.

Итак, жил когда-то в Милане один немец, наемник, по имени Гульфардо,

храбрый и очень верный тем, на чью службу он поступал, что редко бывает с

немцами; а так как при отдаче денег, которыми его ссуживали, он был

честнейший плательщик, нашлось бы много купцов, которые за малый барыш

ссудили бы его любой суммой денег. Живя в Милане, он влюбился в одну очень

красивую женщину, по имени Амбруоджию, жену богатого купца, по имени

Гаспарруоло Кагастраччьо, хорошего своего знакомого и приятеля; любя ее

очень осмотрительно, так что ни муж, ни другие того не замечали, он послал

однажды попросить ее быть к нему благосклонной в своей любви, а что он с

своей стороны готов сделать все, что она прикажет. После многих переговоров

дама пришла к тому заключению, что она готова сделать, что желает Гульфардо,

если от того воспоследует двоякое: во-первых, чтобы об этом деле он никогда

не сказывал кому бы то ни было, а затем, так как для некоторой надобности ей

необходимо иметь двести флоринов золотом, то она и желает, чтобы он, будучи

человеком богатым, дал их ей, а она будет потом всегда к его услугам.

Услышав о такой ее жадности и негодуя на подлость той, которую он

считал женщиной достойной, Гульфардо сменил горячую любовь чуть ли не в

ненависть и, затеяв подшутить над нею, послал ей сказать, что он охотно

исполнит это и все другое, что в состоянии сделать, а ей будет в угоду;

потому пусть только пошлет ему сказать, когда она желает, чтобы он пришел к

ней, он принесет ей требуемое, и никогда о том не узнает никто, кроме одного

товарища, которому он очень доверяет и который всегда с ним во всех его

делах. Дама, или скорее дрянная женщина, услышав это, была довольна и

послала сказать ему, что ее муж Гаспарруоло через несколько дней должен

отправиться по своим делам в Геную и что тогда она даст ему знать и пошлет

за ним.

Выбрав время, Гульфардо пошел к Гаспарруоло и сказал ему: "У меня есть

одно дело, для которого необходимо двести золотых флоринов; мне хочется,

чтобы ты дал их мне взаймы с тем ростом, с каким обыкновенно ссужаешь мне и

другие суммы". Гаспарруоло сказал, что охотно, и тотчас отсчитал ему деньги.

Спустя несколько дней Гаспарруоло отправился в Геную, как сказала дама,

почему она уведомила Гульфардо, чтобы он явился к ней и принес двести

золотых флоринов. Гульфардо, взяв с собой товарища, пошел в дом дамы,

встретил ее, поджидавшую его, и первое, что он сделал, было отдать ей в руки

при своем товарище те двести золотых флоринов, со словами: "Мадонна, вот

деньги, отдайте их вашему мужу, когда он вернется". Дама взяла их, не

догадываясь, почему так сказал Гульфардо; она полагала, что сделал он это,

дабы его товарищ не заметил, что он отдал их ей в вознаграждение. Потому она

сказала: "Я охотно это сделаю, но хочу посмотреть, сколько их тут", и,

высыпав их на стол и найдя, что их двести, спрятала их, очень довольная, и,

вернувшись к Гульфардо, повела его в свою комнату; и не только в эту ночь,

но и в многие другие, пока муж не вернулся из Генуи, она доставляла ему

удовлетворение своей особой.

Когда вернулся из Генуи Гаспарруоло, Гульфардо, улучив время, когда тот

был вместе с женою, тотчас же отправился к нему и сказал в ее присутствии:

"Гаспарруоло, деньги, то есть двести золотых флоринов, которые ты недавно

дал мне взаймы, мне не понадобились, ибо я не мог сделать того дела, для

которого взял их; вследствие этого я тотчас же принес их твоей жене и отдал

их ей; потому уничтожь мой счет". Гаспарруоло, обратившись к жене, спросил,

получила ли она их. Видя, что тут и свидетель, она не могла отречься и

сказала: "Да, я их получила, но еще не надумалась сказать тебе о том". Тогда

Гаспарруоло сказал: "Гульфардо, я удовлетворен; ступай с богом, а я устрою

твой расчет". Гульфардо ушел, а проведенная дама отдала мужу позорную плату

за свою низость. Так хитрый любовник, не расходуясь, воспользовался своей

корыстолюбивой милой.

Новелла вторая

Приходский священник ив Варлунго спит с мадонной Бельколоре, оставляет

у нее в залог свой плащ и, взяв у нее на время ступку, отсылает ей ее с

просьбой вернуть плащ, оставленный в закладе; та отдает его с бранными

словами.

И мужчины и дамы одинаково одобрили то, что учинил Гульфардо с жадной

миланкой, когда королева, обратившись к Памфило с улыбкой, приказала ему

продолжать. Потому Памфило начал: - Прелестные дамы, мне приходится

рассказать вам новеллу, направленную против тех, которые постоянно

оскорбляют нас, но не могут быть одинаково оскорблены нами, то есть против

священников, которые воздвигли крестовый поход на наших жен и полагают, что,

подчинив себе одну ид них, они заслужили такое же отпущение грехов и кары,

как если бы привели связанным султана из Александрии в Авиньон. А бедные

миряне не могут учинить им того же, хотя и срывают свой гнев, нападая на их

матерей, сестер, приятельниц и дочерей с не меньшей яростью, чем те на их

жен. Потому я хочу рассказать вам об одной деревенской страстишке, более

смехотворной по заключению, чем богатой словами, из которой вы можете

извлечь и тот урок, что не следует всегда и во всем верить священникам.

Итак, скажу, что в Варлунго, деревне, недалеко отсюда отстоящей, как

всякая из вас знает, либо могла слышать, был священник" молодец и

здоровенный в услужении женщинам, который, хотя и не особенно был силен в

грамоте, тем не менее многими хорошими и святыми словечками наставлял своих

прихожан в воскресенье под ольхой, а когда они куда-нибудь уходили, посещал

их жен усерднее, чем какой-либо из бывших до него священников, принося им

порой на дом образки, святой воды и огарки свеч и наделяя своим

благословением.

Случилось, что в числе других его прихожанок, дотоле нравившихся ему,

ему приглянулась более всех одна, по имени монна Бельколоре, жена одного

крестьянина, который звался Бентивенья дель Маццо; она в самом деле была

хорошенькая, свежая крестьяночка, смугленькая и плотная, более всякой другой

годная на мельничное дело. Сверх того, она лучше всех умела играть на

цимбалах и петь: "Вода бежит к оврагу", и, когда случалось, выступала в

пляске, вела ридду и баллонкио, с красивым, тонким платком в руке, лучше

любой своей соседки. Вследствие всего этого священник так сильно в нее

влюбился, что был как бешеный и весь день шлялся, лишь бы увидать ее. Утром

в воскресенье, когда он знал, что она в церкви, он старался показать себя

столь великим мастером пения, что, казалось, кричит осел, тогда как, не видя

ее, обходился без этого очень легко. При всем том он так умел устроить, что

Бентивенья дель Маццо не замечал того, да и никто из его соседей. А чтобы

более сблизиться с монной Бельколоре, он делал ей порою подарки: то пошлет

пучок свежего чесноку, - а был он у него из лучших в деревне, - из своего

сада, который он обрабатывал своими руками, то корзинку гороха в стручках,

то связку майского луку или шарлоток, а иногда, улучив время, посмотрит на

нее искоса и любовно огрызнется; она же, несколько дичась и притворившись,

что ничего не замечает, проходила мимо с сдержанным видом, почему отец

священник и не мог добиться от нее толку.

Случилось однажды, что, когда священник плутал зря по деревне в самый

полдень, ему встретился Бентивенья дель Маццо, с ослом впереди, нагруженным

всяким добром. Перекинувшись с ним словом, он спросил, куда он идет. На это

Бентивенья отвечал: "Сказать правду, батюшка, я иду в город по одному своему

делу и везу это добро господину Бонаккорри да Джинестрато, дабы он помог мне

в чем-то, за чем меня велел вызвать через своего прокурора для немедленной

явки уголовный судья". Священник, обрадовавшись, сказал: "Ладно, сын мой,

ступай с моим благословением и возвращайся скорее, а коли доведется тебе

увидеть Лапуччьо или Нальдино, не забудь сказать им, чтобы они принесли мне

ремней для моих цепов". Бентивенья сказал, что будет сделано.

Пока он направлялся во Флоренцию, священнику представилось, что теперь

время пойти к Бельколоре и попытать свое счастье; пойдя поспешно, он, не

останавливаясь, добрался до ее дома. Войдя, он сказал: "Господи благослови,

кто же тут?" Бельколоре, ушедшая на чердак, услышав его, сказала: "Добро

пожаловать, батюшка, что это вы болтаетесь по такой жаре?" Священник

отвечал: "Помилуй бог, я пришел побыть с тобою некоторое время, ибо встретил

твоего мужа, шедшего в город". Бельколоре, спустившись, села и принялась

чистить капустное семя, которое недавно перед тем смолотил ее муж. Священник

начал говорить: "Что ж, Бельколоре, ты так и будешь вечно морить меня таким