Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

мосту". После этих слов Джозефо, также быстро выведенный из присутствия

царя, встретился с поджидавшим его Мелиссо и сказал ему, что за ответ он

получил. Раздумывая об этих словах и не будучи в состоянии понять ни их

смысла, ни пользы по отношению к их делу, они, как бы осмеянные, пустились в

обратный путь.

Пропутешествовав несколько дней, они достигли реки, на которой был

прекрасный мост, а так как по нем проходил большой караван нагруженных мулов

и лошадей, им пришлось подождать переправы, пока те не перебрались. Уже все

почти перешли, когда случайно заартачился один мул, как то мы видим часто с

ними бывает, и никоим образом не хотел идти вперед, вследствие чего

погонщик, схватив палку, принялся сначала легонько бить его, чтобы побудить

перейти. Но мул засовался то в ту, то в другую сторону дороги, а не то и

пятился и ни за что не хотел перебираться; тогда погонщик, рассердившись

чрезвычайно, стал наносить ему палкой страшнейшие в свете удары, то по

голове, то по бокам и заду; но все это ни к чему не вело. Вследствие этого

Мелиссо и Джозефо, смотревшие на все это, начали говорить погонщику: "Что ты

это делаешь, изверг? Убить его, что ли, хочешь? Почему ты не попытаешься

провести его порядком и тихо. Так он скорее пойдет, чем если бить его, как

ты делаешь". На это погонщик ответил: "Вы знаете ваших коней, а я знаю

своего мула, дайте мне с ним расправиться". Так сказав, он снова принялся

колотить его, и так надавал ему и с той и с другой стороны, что мул двинулся

вперед, и погонщик добился своего.

Когда молодые люди готовились пуститься в путь, Джозефо спросил одного

человека, сидевшего на краю моста, как зовется мост. На это тот ответил:

"Мессере, зовется он Гусиным мостом". Как услышал это Джоэефо, тотчас же

припомнил слова Соломона и, обратись к Мелиссо, сказал: "Говорю тебе,

товарищ, что совет, данный мне Соломоном, может быть, правилен и хорош, ибо

я вижу очень ясно, что не умел бить свою жену, а вот погонщик указал мне,

что мне делать".

По прошествии нескольких дней, когда они прибыли в Антиохию, Джозефо

удержал на некоторое время Мелиссо, чтобы тот отдохнул у него. Жена приняла

его очень холодно, а он приказал ей приготовить ужин, какой закажет Мелиссо.

Тот, уступая желанию Джозефо, сказал это в немногих словах. Жена, по старому

обычаю, сделала не так, как распорядился Мелиссо, а почти наоборот. Увидав

это, Джозефо спросил гневно: "Разве не сказано было тебе, каким образом

следует приготовить ужин?" Жена, обратившись к нему, ответила надменно: "Что

это значит? Почему ты не ужинаешь, коли хочешь ужинать? Если мне и заказали

иное, мне вздумалось сделать так; нравится тебе - хорошо, коли нет -

оставайся так".

Мелиссо удивился ответу жены и стал сильно корить ее. Услышав это,

Джозефо сказал: "Жена, ты все еще такая же, как была, но поверь мне, я

заставлю тебя переменить обращение". И, обернувшись к Мелиссо, он сказал:

"Мы тотчас увидим, приятель, каков был совет Соломона, но прошу тебя не

сетовать на то, что ты увидишь, и принять за шутку то, что я стану делать. А

чтобы ты не помешал мне, вспомни, что ответил нам погонщик, когда мы

сжалились над его мулом". На это Мелиссо ответил: "Я в твоем доме и не

намерен перечить твоему желанию".

Раздобыв толстую палку из молодого дуба, Джоэефо пошел в комнату, куда,

выйдя с гневом из-за стола и ворча, удалилась его жена, схватил ее за косы

и, сбив ее к ногам, стал жестоко колотить палкой. Жена начала сначала

кричать, потом грозить, но видя, что от всего этого Джозефо не унимается,

вся избитая, принялась просить, бога ради, пощады, чтобы он только не убил

ее, а кроме того, обещала никогда более не противоречить его желаниям.

Несмотря на это, Джозефо не унимался, напротив, все с большей яростью

продолжал сильно бить ее, то по бокам, то по заду, то по плечам,

пересчитывая ей ребра; и не прежде унялся, как когда устал; одним словом, у

жены не осталось ни кости и ни одного местечка на спине, которая не была бы

помята. Совершив это, он пошел к Мелиссо и сказал ему: "Завтра увидим, каким

окажется на деле совет: "Ступай к Гусиному мосту". Отдохнув немного и обмыв

руки, он поужинал с Мелиссо, и в урочное время оба отправились отдохнуть. А

бедняжка жена, с большим трудом поднявшись с пола, бросилась на кровать, где

отдохнула, как смогла, а на другое утро, встав раненько, велела спросить

Джозефо, что ему угодно кушать. Он, посмеявшись над тем с Мелиссо,

распорядился, и когда настал час и они вернулись домой, нашли все отлично

приготовленным, согласно с данным приказанием, почему очень одобрили совет,

который на первых порах поняли худо.

Через несколько дней Мелиссо расстался с Джозефо и, вернувшись домой,

сообщил одному мудрому человеку то, что узнал от Соломона. Тот сказал ему:

"Он не мог подать тебе более верного и лучшего совета: ты знаешь, что сам

никого не любишь и что почести и услуги ты оказываешь не от любви, которую

ты к другим ощущаешь, а из тщеславия. Итак, полюби, как сказал Соломон, и

тебя полюбят".

Так наказана была упрямица, а молодой человек, полюбив, обрел любовь.

Новелла десятая

Дон Джьянни по просьбе кума Пьетра совершает заклинание, с целью

обратить его жену в кобылу, и когда дошел до того чтобы приставить ей хвост,

кум Пьетро, заявив, что хвост ему не надобен, портит все дело.

Новелла королевы вызвала некий ропот у дам и смех среди молодые людей,

когда они перестали, Дионео начал так: - Прелестные дамы, черный ворон более

оттеняет красоту белых голубей, чем если б появился между ними белый лебедь,

так иногда и среди мудрых людей человек менее мудрый не только придает блеск

и красоту их умственной зрелости, но вносит и потеху и удовольствие. Поэтому

вы, умные и скромные, должны тем более ценить меня, придурковатого,

заставляющего своими недостатками ярче блестеть ваши доблести, чем если бы

я, при больших достоинствах, затемнял ваши; потому мне должен быть

предоставлен тем больший произвол доказать, каков я есть, а вы обязаны тем

терпеливее выслушать, что я вам расскажу, чем если бы я был мудрее. Итак,

расскажу вам не очень длинную новеллу, из которой вы поймете, как тщательно

следует исполнять все приказанное теми, кто совершает нечто силой

заклинания, и как небольшая ошибка, допущенная в таком деле, портит все, что

устроил заклинатель.

Не так давно был в Барлетте священник, по имени дон Джьянни ди Бароло,

у которого приход был бедный, и он, чтобы просуществовать, принялся

развозить на своей кобыле товар туда и сюда по апулийским ярмаркам, покупая

и продавая. Странствуя таким образом, он близко сошелся с неким человеком,

по имени Пьетро ди Тресанти, занимавшимся при помощи своего осла тем же

делом, и в знак любви и приязни не иначе звал его по апулийскому обычаю, как

кумом; всякий раз, как тот приезжал к Барлетту, он водил его в свою церковь,

помещал у себя и чествовал, как мог. С своей стороны и кум Пьетро, человек

очень бедный, имевший домишко в Тресанти, едва достаточный для него, его

молодой красавицы жены и его осла, всякий раз, когда Дон Джьяннн являлся в

Тресанти, помещал его в своем доме и чествовал, как мог, в благодарность за

почет, который тот оказывал ему в Барлетте. Но что касается до ночлега, то

так как у кума Пьетро была всего небольшая постель, в которой он спал со

своей красавицей женой, то он и не мог устроить его, как бы хотел; а так как

в стойле рядом с его ослом помещалась и кобыла дон Джьянни, последнему

приходилось спать возле нее, на небольшом ворохе соломы.

Жена, зная, как священник чествует ее мужа в Барлетте, несколько раз

выражала желание, когда приезжал к ним священник, пойти ночевать к одной

своей соседке, по имени Зита Карапреза, дочери Джудиче Лео, дабы священник

мог спать с ее мужем в постели. Несколько раз говорила она о том священнику,

но тот никак не соглашался и однажды, между прочим, сказал ей: "Кума

Джеммата, ты обо мне не беспокойся, мне хорошо, потому что, когда я пожелаю,

я обращаю эту кобылу в хорошенькую девушку и сплю с ней, а затем, когда

захочу, снова превращаю ее в кобылу; потому я с нею неохотно расстаюсь".

Молодая женщина удивилась, поверив тому, сказала о том мужу и прибавила:

"Если он так с тобою хорош, как ты говоришь, отчего на попросишь ты его

научить тебя этому заклинанию, чтобы ты мог обращать меня в кобылу: ты бы

стал работать на осле и на кобыле, мы стали бы зарабатывать вдвое, а когда

возвращались бы домой, ты снова мог бы превращать меня в женщину, какова я

есть"

Кум Пьетро, скорее придурковатый, чем умный, поверил этому делу,

согласился с советом и принялся, как лучше умел, упрашивать дон Джьяяни

научить его этому делу. Дон Джьянни усиленно старался разубедить его в этой

глупости, но, не успев в том, оказал: "Хорошо, если уж вы того желаете, мы

встанем завтра, как обыкновенно, до рассвета, и я вам покажу, как это

делается. Правда, самое трудное в этом деле приставить хвост, как ты сам то

увидишь".

Кум Пьетро и кума Джеммата почти всю ночь не спали, с таким желанием

они оживали того дела; когда близко было к рассвету, они встали и позвали

дон Джьянни, который, поднявшись в одной рубашке, явился в комнату кума

Пьетро и сказал: "Я не знаю на свете человека, для которого я бы это сделал,

кроме вас, если вы уж того желаете, и потому я учиню это; правда, вам

следует исполнить все, что я вам скажу, если вы хотите, чтобы дело удалось".

Те ответили, что согласны сделать все, что он скажет. Потому дон Джьянни,

взяв свечу, отдал ее держать Пьетро и говорит ему: "Смотри хорошенько, что я

стану творить, да хорошенько запомни, что я буду говорить, только смотри,

если не хочешь всего испортить, не говори ни слова, что бы ты ни видал и ни

слышал, да моли бога, чтобы хвост ладно пристал".

Кум Пьетро взяв свечу, сказал, что все в точности исполнит. Тогда дон