Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

я хочу рассказать вам о роковой красоте одной сарацинки, которой, по причине

ее красоты, пришлось в какие-нибудь четыре года сыграть свадьбу до девяти

раз.

Много прошло тому времени, как в Вавилонии жил-был султан, по имени

Беминедаб, которому в его жизни многое удавалось по его желанию. Была у него

в числе других детей мужского и женского пола одна дочка, по имени Алатиэль,

о которой все, кто ее видел, говорили, что она красивейшая женщина изо всех,

какие тогда были на свете; а так как в большом поражении, которое он нанес

многочисленному войску напавших на него арабов, король дель Гарбо оказал ему

чудесную помощь, то султан и обещал ее ему в жены, о чем тот просил, как об

особой милости; посадив ее с почетной свитой мужчин и женщин и драгоценной,

богатой утварью на хорошо вооруженный и снаряженный корабль, он отправил ее

к нему, поручив ее богу. Корабельщики, улучив благоприятную погоду,

поставили паруса по ветру, вышли из Александрийского порта и несколько дней

плыли счастливо; они миновали уже Сардинию и, казалось, были близки к цели

своего путешествия, когда однажды поднялись противоположные ветры, все

чрезвычайно порывистые, так обрушившиеся на корабль, где находилась девушка

с корабельщиками, что несколько раз они считали себя погибшими. Тем не

менее, как люди искусные, пустив в ход всякую сноровку и силу в борьбе с

расходившимся морем, они выдержали два дня; когда настала третья ночь с

начала бури, - а она не прекращалась, а все росла, - не зная, где они, и не

будучи в состоянии того дознаться ни при помощи знакомого морякам измерения,

ни на глаз, ибо небо, заволоченное тучами, было темно, как ночью, они

почувствовали, когда были несколько выше Майорки, что корабль дал трещину.

Вследствие этого, не видя другого средства спасения, и всякий имея в виду

себя, а не других, они спустили в море лодку, и хозяин сошел в нее,

рассчитав, что лучше довериться ей, чем надтреснутому судну; за ним стали

бросаться туда же тот и другой из бывших на корабле людей, хотя те, кто уже

спустился в лодку, противились тому с ножами в руках. Рассчитывая таким

образом избежать смерти, они пошли ей навстречу, потому что лодка, не будучи

в состоянии, по причине бури, выдержать столько народа, пошла ко дну, и все

погибли. Что касается до корабля, гонимого стремительным ветром, хотя он

раскололся и был почти полон воды, то на нем не осталось никого, кроме

девушки и ее прислужниц, подавленных бурею и страхом и лежавших на полу

замертво; на быстром ходу он ударился о берег острова Майорки, и такова и

столь велика была его стремительность, что он почти целиком врезался в песок

неподалеку от берега, может быть в расстоянии переброса камнем, и здесь, всю

ночь качаемый морем, остановился, так как ветер не мог более сдвинуть его.

Когда настал день и буря немного унялась, девушка, почти полумертвая,

приподняла голову и, хотя была слаба, принялась звать то одного, то другого

из своей свиты; но зов был напрасен, ибо призываемые были далеко. Потому, не

слыша ответа и никого не видя, она очень изумилась и начала ощущать сильный

трепет; поднявшись, как сумела, она увидела, что женщины, ей

сопутствовавшие, да и другие лежат; потрогав то одну, то другую, после

многих окликов она нашла, что лишь немногие остались в живых, другие же,

частью от сильного недуга желудка, частью от страха, скончались, что

увеличило ее ужас; тем не менее, побуждаемая необходимостью на что-нибудь

решиться, ибо она видела себя одинокой, не зная и не понимая, где она, она

настолько подбодрила тех, кто еще оставался в живых, что заставила их

подняться; убедившись, что и они не знают, куда делись мужчины, увидев, что

корабль ударился о берег и полон воды, она принялась вместе с ними горько

плакать.

Уже был девятый час, а она не видела ни на берегу, ни в другом месте

никого, кому могла бы внушить жалость к себе и желание подать помощь. Около

девятого часа проезжал там, случайно возвращаясь из своего поместья,

родовитый человек, по имени Перикон да Висальго, с несколькими слугами

верхом. Увидев корабль, он быстро сообразил, в чем дело, и велел одному из

своих сейчас же постараться взойти на него и доложить, что там такое. Слуга,

взобравшись туда, хотя и не без затруднения, нашел молодую даму, а с ней

немногих, при ней бывших, боязливо притаившуюся под носом корабля. Увидев

его, они, в слезах, несколько раз принимались просить его сжалиться над

ними; заметив, что их не понимают, а они его не разумеют, они старались

знаками объяснить ему свое несчастье. Осмотрев все, как сумел лучше, слуга

рассказал Перикону, что там было, а он, тотчас распорядившись забрать женщин

и наиболее драгоценные вещи, какие там были и какие можно было достать, со

всем этим отправился в свой замок. Здесь, когда женщины подкрепились пищей и

отдыхом, он догадался по богатой утвари, что найденная им женщина должна

быть из очень родовитых, в чем вскоре убедился по почету, который оказывали

другие ей одной, и хотя девушка была тогда бледна и очень спала с лица от

морской невзгоды, тем не менее ее черты показались Перикону прелестными,

почему он тотчас же решился взять ее замуж, если она не замужем, а коли он

не может получить ее в жены, то добиться ее любви.

Перикон был человек мужественного вида и очень крепкий; после того как

в течение нескольких дней он велел холить ее как можно лучше и она

вследствие того совсем оправилась, он увидел, что ее красота превосходит

всякую оценку, и сильно сетовал, что не может понимать ее, ни она его и что

таким образом он не в состоянии узнать, кто она; тем не менее, безмерно

воспламененный ее красотою, он старался приятным и любовным обращением

побудить ее удовлетворить без прекословия его желание. Но это не повело ни к

чему, она решительно отвергала его ухаживания; и тем более разгоралась

страсть Перикона. Когда девушка это заметила и, прожив несколько дней,

убедилась, по обычаям народа, что она у христиан и в местности, где ей было

мало проку в том, чтобы открыть, кто она, если бы она и сумела это сделать;

когда она убедилась, что с течением времени, путем насилия или любви, ей все

же придется удовлетворить желаниям Перикона, она решила сама с собой

великодушно попрать невзгоды своей судьбы - и приказала своим служанкам,

которых осталось всего три, никому не открывать кто она, разве они очутятся

в таком месте, где им представится помощь к их освобождению, сверх того, она

сильно убеждала их сохранить свое целомудрие, утверждая и свое решение, что

никто, кроме мужа, не будет обладать ею. Ее женщины похвалили ее за это,

обещая по мере сил исполнить ее наставления. Перикон, разгораясь с каждым

днем тем более, чем ближе видел предмет желания и чем более ему отказывали в

нем, пустил в ход уловку и ухищрения, приберегая насилие к концу. Заметив не

раз, что девушке нравилось вино, которое она не привыкла пить вследствие

запрета ее религии, он надумал взять ее вином, как первым служителем Венеры;

притворившись, будто не обращает внимания на ее отвращение, он устроил

однажды вечером, в виде торжественного праздника, хороший ужин, на который

явилась и девушка, и здесь за столом, прекрасно обставленным, приказал

прислуживавшему ей подносить ей разных вин, смешанных вместе. Тот это

отлично исполнил, а она, не остерегавшаяся того, увлеченная прелестью

напитка, выпила его более, чем приличествовало ее чести; вследствие чего,

забыв все прошлые беды, она развеселилась и, увидав, как несколько женщин

плясали на майоркский лад, принялась плясать на александрийский. Как заметил

это Перикон, ему представилось, что он близок к исполнению своего желания,

и, затянув ужин, среди еще большего обилия яств и питья, он продлил его на

большую часть ночи. Наконец, когда ушли гости, он один с девушкой вошел в

комнату; та, более разгоряченная вином, чем руководимая честностью, точно

Перикон был одной из ее прислужниц, без всякого удержу стыдливости разделась

в его присутствии и легла на постель. Перикон не замедлил последовать за

нею; потушив все огни, быстро лег с нею рядом и, заключив ее в свои объятия,

без всякого сопротивления с ее стороны стал любовным образом с нею

забавляться. Когда она ощутила это, точно раскаявшись, что долго не

склонялась к улещениям Перикона, не дожидаясь приглашения на столь же

сладкие ночи, часто стала приглашать себя сама, не словами, ибо не умела

объясняться, а делом.

Этому великому наслаждению ее и Перикона поперечила другая, более

жестокая любовь, точно судьба не удовольствовалась тем, что сделала ее из

супруги короля любовницей рыцаря. Был у Перикона брат лет двадцати пяти,

красивый и свежий, как роза, по имени Марато; он увидел ее, она ему сильно

понравилась и так как ему показалось, судя по ее обращению, что он ей

приглянулся, и он полагал, что ничто не устраняет его от цели, которой он у

нее добивался, как только строгая охрана Перикона, он возымел жестокую

мысль, а за мыслью последовало, не мешкая, преступное исполнение. Случайно

зашел в гавань города корабль, нагруженный товаром и направлявшийся в

Кьяренцу в Романии; хозяевами судна были двое молодых генуэзцев; они уже

подняли паруса, чтобы уйти, лишь только будет попутный ветер; с ними-то

сговорился Марато, заказав, чтобы на следующую ночь они приняли его к себе

вместе с женщиной. Уладив это, когда приблизилась ночь, он, рассчитав все,

что следовало сделать, тайно отправился в дом ничуть не остерегавшегося его

Перикона вместе с несколькими вернейшими товарищами, которых подговорил на

то, что затевал, и, согласно условленному между ними порядку, спрятался там.

Когда миновала часть ночи, он, впустя своих товарищей, пошел к комнате, где

Перикон спал с девушкой, отворив покой, они убили спавшего Перикона,

схватили даму, проснувшуюся и плакавшую, грозя ей смертью, если она поднимет

шум; захватив большую часть драгоценных вещей Перикона, они, никем не

замеченные, быстро направились к берегу, где без замедления Марато и его

дама сели на корабль, тогда как его товарищи вернулись к себе. Пользуясь

хорошим, крепким ветром, поставив паруса, Марато отправился в путь. Дама

горько и много сетовала как о своем первом несчастии, так и об этом, втором,

но Марато помощью св. Встани, которым снабдил нас господь, принялся утешать

ее так, что она, привыкнув к нему, забыла о Периконе.

Уже ей представлялось, что все обстоит благополучно, когда судьба

готовила ей новое огорчение, будто не довольствуясь прошлыми: ибо, так как

она была большой красавицей, как мы не раз говорили, и обладала приятными

манерами, молодые хозяева корабля до того увлеклись ею, что, забыв все

остальное, только о том и помышляли, чтобы услужить ей и сделать приятное,

постоянно остерегаясь, как бы Марато не догадался о причине. Когда один

дознался о любви другого, они держали о том тайный совет и сговорились

приобрести эту любовь сообща, точно и любовь может быть подвержена тому же,

чему товар или барыш. Заметив, что Марато сильно ее сторожит, а это

препятствует их намерению, они, согласившись между собою, подошли к нему

однажды, когда корабль быстро шел на парусах, а Марато стоял на корме и

смотрел в море, ничуть не остерегаясь, и, быстро схватив его сзади, бросили

в море; и прошли более мили, прежде чем кто-либо заметил, что Марато упал в

воду. Когда дама услышала о том и не видела способа, каким бы вернуть

Марато, принялась за новые сетования на корабле. Оба влюбленные тотчас же

явились утешать ее и нежными словами и большими обещаниями, хоть она и

немного в них понимала, старались успокоить ее, оплакивавшую не столько

утрату Марато, сколько свое несчастье. После долгих уговоров, к которым они

прибегали не раз и не два, когда им показалось, что она почти утешилась, они

стали рассуждать промеж себя, кому из них первому повести ее к себе на ложе.

Так как каждый желал быть первым и между ними не могло произойти

относительно этого соглашения, они начали с крепких слов и крупного спора,