Файл: Боккаччо Д. Декамерон.doc

боязни худшего, соблюдала их обычаи; когда старшая из этих женщин, которую

называют аббатисою, спрашивала меня, хочу ли я вернуться в Кипр, я отвечала,

что ничего так не желаю; но она, оберегая мою честь, никогда не хотела

доверить меня никому из отправлявшихся в Кипр, пока, может быть, месяца два

тому назад, не явилось из Фракции несколько почтенных людей с своими женами,

из которых одна была родственницей аббатисы; услышав, что они отправляются в

Иерусалим посетить святую гробницу, где тот, кого они почитают богом, был

положен после того, как убит был иудеями, она поручила меня им, прося их

доставить меня в Кипр к моему отцу. Как чествовали меня эти достойные люди,

как дружелюбно приняли они и их жены, об этом долго было бы рассказывать.

Итак, сев на корабль, через несколько дней мы приехали в Баффу; когда я

прибыла туда, никого не зная, не зная, что и сказать достойным людям,

желавшим доставить меня моему отцу, согласно наказу, данному им почтенною

женщиной, господь, быть может, сжалившийся надо мною, уготовил мне встречу с

Антигоном на берегу в то самое время, как мы высаживались в Баффе; быстро

подозвав его, я сказала ему на нашем языке, дабы не быть понятой почтенными

людьми и их женами, чтобы он принял меня, как свою дочь. Он тотчас понял

меня и встретил с большой радостью, почтил, насколько дозволила ему его

бедность, достойных людей и их жен и повел меня к королю Кипра, который,

приняв меня так почетно, отправил меня к вам, что всего того я не в

состоянии пересказать. Если что остается, то пусть расскажет это Антигон,

много раз слышавший от меня повесть о моей судьбе".

Тогда, обратившись к султану, Антигон сказал: "Государь мой, как она

мне часто рассказывала и как рассказали мне те почтенные люди и дамы, с

которыми она прибыла, так рассказала она и вам. Одно только она опустила, -

и я полагаю, что сделала она это потому, что не пристало ей говорить о том,

- что те почтенные мужи и дамы, с которыми она приехала, сказывали о святой

жизни, которую она вела с монахинями, о ее добродетели и похвальных нравах,

о слезах и сетовании женщин и мужчин, когда, возвратив мне ее, они с ней

расставались. Если бы я захотел передать подробно все то, что они мне

говорили, не только что этого дня, не хватило бы и следующей ночи; скажу

только, - и этого будет довольно, - что, насколько можно было заключить по

их речам и я сам мог видеть, вы можете гордиться, что у вас дочь более

красивая, честная и доблестная, чем у всякого другого

повелителя-венценосца". Все это сильно обрадовало султана, и он не раз молил

бога, чтобы он сподобил его воздать должное всем, почтившим его дочь,

особенно кипрскому королю, который доставил ее ему с такими почестями. По

прошествии нескольких дней, велев приготовить богатые подарки для Антигона,

он отпустил его в Кипр, воздав королю и в письмах и через особых послов

великую благодарность за все, содеянное для его дочери. После того, желая

довершить начатое, то есть чтобы дочь стала женой короля дель Гарбо, он все

ему разъяснил, написав, кроме того, что если ему угодно владеть ею, он

прислал бы за нею, чему король дель Гарбо очень обрадовался и, послав за нею

с почетом, радостно ее принял. А она, познавшая, быть может, десять тысяч

раз восемь мужчин, возлегла рядом с ним, как девственница, уверила его, что

она таковая и есть, и, став царицей, долгое время жила с ним в веселии. Вот

почему стали говорить: "Уста от поцелуя не умаляются, а как месяц

обновляются".

Новелла восьмая

Граф Анверский, ложно обвиненный, отправляется в изгнание, оставив двух

своих детей в разных местностях Англии, вернувшись неузнанным, находит их в

хорошем положении идет в качестве конюха в войско французского короля и,

признанный невинным, возвращен в прежнее состояние.

Дамы сильно вздыхали при рассказе о разнообразных приключениях

красавицы, но кто знает, что было причиною этих вздохов? Быть может, были и

такие, что вздыхали не менее вследствие желания столь же частых браков, чем

из сострадания. Но не будем теперь говорить об этом, когда они посмеялись по

поводу последних слов, сказанных Памфило, и королева увидела, что ими

кончилась новелла, обратившись к Елизе, она приказала продолжать рассказы в

заведенном порядке. Та сделала это охотно, начав таким образом:

- Обширно то поле, на котором мы сегодня вращаемся, и нет никого, кто

бы не был в состоянии пробежать с большею легкостью не одно поприще, а

десять столь обильным неожиданными и суровыми случайностями сделала его

судьба. Потому, принимаясь рассказывать об одной из бесконечно многих,

скажу, что, когда римское имперское достоинство перенесено было от французов

к немцам, между тем и другим народом возникла великая вражда и жестокая,

непрестанная война. Вследствие этого, как для защиты своей страны, так и для

нападения на чужую, король французский и его сын, собрав все силы своей

страны, а также силы друзей и родственников, какие могли оказать помощь,

выставили великое войско, чтобы пойти на неприятеля. Прежде чем выступить,

не желая оставить королевство без правительства, зная Гвальтьери, графа

Анверского, за человека родовитого и умного, верного их друга и слугу, и

полагая, что хотя он и хорошо знаком с военным искусством, более склонен к

изнеженности, чем к такого рода труду, они на свое место поставили его

править королевством Франции в качестве общего наместника, а сами двинулись

в путь. И вот Гвальтьери стал править вверенную ему должность разумно и в

порядке, всегда обо всем советуясь с королевой и ее невесткой; и хотя они

оставлены были под его охраной и властью, он тем не менее чтил их, как

государынь и старших. Был означенный Гвальтьери человек из себя красивейший,

лет около сорока, столь приятный и обходительный, как только мог быть

знатный человек, кроме того, самый привлекательный и изысканный рыцарь,

какие только известны были в то время, более других заботившийся об

украшении своей особы. И вот, когда французский король с сыном были на

упомянутой войне, а Гвальтьери, у которого умерла жена, оставив ему лишь

малолетних сына и дочь, часто хаживал ко двору указанных дам, нередко

беседуя с ними о нуждах королевства, случилось, что жена королевича обратила

на него свои взоры и, с большою любовью созерцая его особу и нравы,

воспылала к нему тайной страстью; сознавая себя молодой и свежей и зная, что

у него нет жены, она думала, что ее желание легко будет удовлетворить и,

полагая, что препятствием тому может быть один лишь ее стыд, решила,

отрешившись от него, открыть ему все. Однажды, когда она была одна и время

казалось ей удобным, она, будто бы для беседы о других предметах, послала за

ним. Граф, мысли которого далеко были от мыслей дамы, отправился к ней без

всякого промедления; когда они, по ее желанию, уселись на скамье, одни в

комнате, и граф уже дважды спросил ее о причине, по которой она его вызвала,

а она смолчала, побужденная, наконец, любовью, вся загоревшись от стыда,

почти плача и вся дрожа, прерывающимся голосом она так заговорила: "Дорогой

и милый друг и господин мой! Как человек мудрый, вы хорошо знаете, как слабы

бывают мужчины и женщины, одни более, чем другие, по различным причинам;

потому, по справедливости, перед лицом праведного судьи один и тот же

проступок, смотря по разным качествам лица, не получит одинаковое наказание.

Кто станет отрицать, что более заслуживает порицания бедняк или бедная

женщина, которым приходится трудом снискивать потребное для жизни, если они

отдадутся и последуют побуждениям любви, чем богатая незанятая женщина,

которой нет недостатка ни в чем, что отвечает ее желаниям? Я думаю, наверно,

никто. По этой причине я полагаю, что указанные условия должны в большей

мере послужить к оправданию той, кто в них поставлен, если б ей случилось

увлечься к любви, а в остальном ее извинит выбор разумного и доблестного

любовника, если любящая сделала именно таковой. Так как оба эти условия, как

мне кажется, соединились во мне, и, кроме того, и другие, побуждающие меня

любить, как то: моя молодость и отсутствие мужа, то пусть они предстанут

перед лицом вашим в мою пользу и в защиту моей пламенной страсти; если они

подействуют на вас, как должны подействовать на людей разумных, то молю вас

дать мне совет и помощь в том, о чем я вас и попрошу. Дело в том, что, не

будучи в состоянии, в отсутствии мужа, противодействовать побуждениями плоти

и влиянию любви, сила которых такова, что она покоряла и каждый день

покоряет не только слабых женщин, но и сильнейших мужчин; живя, как вы

можете видеть, в довольстве и безделье, я дала себя увлечь к потворству

любовным утехам и к тому, что я влюбилась. Я знаю, что это дело не честное,

если бы оно стало известным, хотя считаю его почти не бесчестным, пока оно

скрыто; тем не менее Амур был настолько милостив ко мне, что не только не

отнял у меня надлежащего разумения при выборе любовника, но и много помог

мне в этом, указав мне на вас, как недостойного быть любимым такой женщиной,

как я, - вас, которого я считаю, если мое мнение не обманывает меня, самым

красивым, приятным, самым милым и разумным рыцарем, какого только можно

найти в королевстве Франции; и как я вправе сказать, что живу без мужа, так

и вы без жены. Потому прошу вас, во имя той любви, которую к вам питаю, не

лишить меня вашей и сжалиться над моей молодостью, заставляющей меня таять,

как лед от огня". За этими словами последовало такое обилие слез, что она,

желавшая присоединить еще новые просьбы, не в состоянии была говорить далее

и, опустив лицо, точно подавленная, в слезах, склонила голову на грудь

графа. Граф, как честный рыцарь, строгими укорами стал порицать столь

безумную страсть, отстраняя ее от себя, уже готовую броситься ему на шею, и

утверждал клятвенно, что он скорее даст себя четвертовать, чем дозволит себе

или кому другому такое дело против чести своего повелителя. Когда дама

услышала это, быстро забыв любовь и воспламенившись страшным гневом,

сказала: "Таким-то образом издеваетесь вы, негодный рыцарь, над моим

желанием! Не дай бог, чтобы я, которую вы хотите довести до смерти, не

заставила вас умереть или не извела бы со света". Так сказав, она мгновенно

схватилась за волосы, всклокочила и рвала их и, разодрав на себе одежду,

принялась громко кричать: "Помогите, помогите, граф Анверский хочет учинить

надо мною насилие!" Как увидел это граф, более опасаясь зависти придворных,

чем укоров своей совести, и боясь, что коварство дамы встретит более

доверия, чем его невинность, поднялся как только мог быстрей, вышел из